Средний возраст

Когда разгорелась Вторая мировая война, отец отложил на время свои деловые интересы и записался на фронт. Будучи слишком старым и образованным для идеального кандидата на роль пушечного мяса, он вытянул счастливую карту. Его давний наставник Эд Хеллер записался раньше и воспользовался своими связями – отца моментально сделали офицером, а потому он ни разу не побывал на фронте. Вместо этого он вел войну за письменным столом: разъезжал по всей Америке и вел бухгалтерию и финансы Воздушного корпуса Армии США.

С первого же дня он стал лейтенантом и чувствовал себя крайне неловко. Докладывая о явке на службу, военные низшего ранга отдавали ему честь, а он не знал, что на это отвечать. Военные высшего ранга ожидали уважения и соответствующего поведения, а как себя вести с ними, он тоже не знал. На адаптацию ушло время. Он ненавидел армию, службу считал ужасным временем, хотя с готовностью признавал, что обращались с ним там хорошо. Он терпеть не мог регламент, отсутствие свободы и подчинение приказам.

Во время службы в Литл-Роке штата Арканзас он познакомился с Дороти Уайт, которая тоже служила там в армии. Девушка была родом из Камдена штата Арканзас, расположенного вблизи от места, где позднее рос Билл Клинтон. Филип моментально по уши влюбился в Дороти и спустя всего несколько недель отношений позвал ее замуж, а она сразу же согласилась.

В 1944 г. родился мой старший брат Артур – мать отправили в Сан-Франциско к дедушке, чтобы он осуществлял медицинское наблюдение до и после родов. Она оставалась там, пока отца не демобилизовали, после чего он вернулся домой и снова обратился к своим интересам в бизнесе, как он описал в своей монографии. В 1947 г. родился Дональд, а в 1950 г. – я. Между 1947 г. и 1950 г. была еще мертворожденная девочка.

Вскоре после моего рождения родители купили дом на участке, где они живут и сейчас, – в Сан-Матео, штат Калифорния, в 20 минутах езды к югу от Сан-Франциско. На самом деле дом им страшно не понравился, в отличие от участка, на котором он располагался. Их привлекли вид, деревья и пейзаж.

Отец снес дом и начал строительство нового, на время родители сняли жилье в квартале оттуда. Наш дом получился большой, белый, чистый и строгий. В доме отца все должно было быть аккуратно до мелочей: вещей немного, и все они на своих местах, иначе отец выходил из себя. Особенно он любил наш двор. До самой старости проводил почти каждый выходной в дальней части двора, практически неухоженной, где росли великолепный дуб и полевые цветы.

Он пропалывал сорняки и заботился о своем диком саде, раздумывая обо всем, что его волновало: о фондовом рынке, политике, семейных делах и всякой всячине. Для него это время как чудодейственное лекарство – успокаивало все его тревоги.

И лишь когда его подкосила деменция, он перестал приходить в сад.

Мне кажется, конец 1950-х гг. и 1960-е гг. можно считать пиком жизни отца. В 1958 г. была опубликована книга «Обыкновенные акции и необыкновенные прибыли», и он мгновенно стал национальной звездой. Здесь он стал вроде главы инвестиционного сообщества Сан-Франциско. Сомневаюсь, что до него финансисты добивались такого стремительного роста благодаря книге об инвестициях.

В контексте своего времени книге Бенджамина Грэма «Анализ ценных бумаг» потребовалось уж точно гораздо больше времени, чтобы получить такую же известность. Среди имен, что господствовали в 1960 г., был Дин Уиттер, который основал и возглавил знаменитую брокерскую фирму. Однако Меккой для Дина Уиттера был Нью-Йорк. И общество уже разобралось, что брокер – это не инвестиционный менеджер.

Знаменитый в то время Джеральд Лоб, брокер еврейского происхождения родом из Сан-Франциско, мог добиться большего успеха на национальном уровне, но он давно переехал в Нью-Йорк и потерял связи с городом.

Проще говоря, к 1960 г. в Сан-Франциско не было такого же выдающегося человека в области инвестиционного консультирования, как мой отец. В отличие от нынешних времен, тогда вся инвестиционная деятельность Северной Калифорнии была географически сосредоточена в нескольких кварталах вокруг Монтгомери-стрит и Буш-стрит в Сан-Франциско. В том мире у отца сформировался такой престиж, о котором он и мечтать не смел в своем неуверенном детстве.

Тогда в законе штата Калифорния было положение, которое существует и по сей день. Если консультант обслуживал менее 15 клиентов и не представлялся публично в качестве инвестиционного консультанта, он мог не регистрироваться в Комиссии по ценным бумагам и биржам, а также сохранял контракты в качестве компенсации за процент прибыли. В остальных случаях это было незаконно в 1940 г. И это пункт, который крайне не любят современные инвесторы. До этого мошенники делили клиентов: половине говорили делать одно, а второй половине – другое, и в любом случае брали 20 процентов с прибыли, получая 10 процентов от спреда вне зависимости от результата. Потому контракты с процентным вознаграждением были незаконны для всех инвестиционных консультантов на протяжении более 40 лет, за исключением двух озвученных выше условий: менее 15 клиентов и отсутствие публичного статуса консультанта. Именно так отец и построил свой бизнес, вернувшись из армии.

Прославившись после публикации «Обыкновенных акций и необыкновенных прибылей», он мог с легкостью работать лишь с состоятельными местными семействами, которые хорошо платили, и ему не требовалось огромной компании, чтобы удерживаться на плаву. Это позволяло ему чувствовать превосходство по отношению к тем, кому приходилось привлекать более широкую клиентуру, и оставаться замкнутым человеком, что вполне сочеталось с его социальной неловкостью и неуверенностью. Несмотря на славу и известность, отцу всегда было не по себе в центре внимания, и он старался этого избегать.

Вернемся в 1945 г. Герберт Макдугалл устроился на работу в Стэнфорд и начал преподавать первый курс, посвященный инвестициям в Стэнфордской высшей школе бизнеса. За всю историю этот курс вели всего три человека. Макдугалл преподавал в 1946–1968 гг. – в общей сложности всего 22 года, кроме двухлетнего отпуска в 1961 г. и 1962 г., когда отец временно вел этот курс на полставки. Его пригласили в основном благодаря его репутации после публикации «Обыкновенных акций и необыкновенных прибылей».

Отец обожал преподавание. Оно возродило его юношескую любовь к Стэнфорду.

Если бы Макдугалл не вернулся, думаю, отец так и вел бы этот курс на полставки до конца карьеры.

Среди студентов отца был Джек Макдональд, которого пригласили на работу в Стэнфорд в 1968 г. и который с тех пор ведет этот курс. Как он признал позже, именно отец пробудил в нем интерес к рынкам. До этого Джек был молодым инженером в компании Hewlett-Packard, жизнь которого круто изменила направление, когда он познакомился с моим отцом. Джек говорил, что тот был первым, кто связал модели устойчивого роста с концепцией конкурентного преимущества. Сегодня это кажется само собой разумеющимся, но тогда отец был первопроходцем. В некоторых аспектах Джек считает отца скорее выдающимся стратегом, чем новатором фондового рынка.

В любом случае для многих студентов и бизнесменов, которые благоговеют перед Стэнфордом, испытывают уважение к выдаваемой им степени магистра делового администрирования и считают, что у прошедших курс по инвестированию есть серьезное преимущество, важно знать такой факт. В течение долгого времени этот курс преподавали или автор книги, которую вы держите в руках, или его последователь, а до них его вел лишь один человек. Пожалуй, это настоящее проявление признания, и я рад, что теперь об этом узнают многие читатели.

Долгое время, пока я не стал собственником прав на книгу и потом не ввязался в дурацкую ссору с Джеком Макдональдом (в которой я был виноват), Джек всегда использовал «Обыкновенные акции и необыкновенные прибыли» в качестве официального или неофициального учебника. В течение многих лет – не каждый год, но довольно долго – отец приезжал в Стэнфорд по просьбе Джека провести лекцию и ответить на вопросы студентов.

В мае 2000 г. после многолетнего отсутствия, когда отец уже страдал от деменции, Джек попросил его провести лекцию. Я до смерти испугался, что отец опозорится, ведь я знал, что он уже не тот, что раньше. Но отец не ударил в грязь лицом и провел один из лучших дней за долгое время, прочитав увлекательную лекцию и ответив на все вопросы слушателей. Вся лекция, включая теплые слова Джека об отце, дословно приведена в томе XV, номере 7 журнала Outstanding Investor Digest.

По мере того как отцом завладевала деменция, он медленно терял воспоминания о бизнесменах, которых знал в прошлом. Правда, чем раньше он с ними познакомился, тем дольше он их помнил, а самые недавние знакомства стерлись из его памяти первыми. Например, он помнил многих людей из 1950-х, а тех, с кем познакомился в 1970-х, практически всех забыл. Так работает болезнь Альцгеймера. Лишь самые эмоциональные воспоминания крепче укоренены в нашем сознании. Джек Макдональд, которого отец встретил в 1961 г., на 33-ем году карьеры, продлившейся 72 года, был одним из последних людей из мира бизнеса, которые исчезли из его памяти, что дает понять, как много Макдональд для него значил.

По прошествии 1960-х гг. отец стал еще меньше интересоваться своим имиджем и превратился в еще большего затворника. Он считал, что отлично разбирается в бизнесменах, и по большому счету так и было, но он знал, что эта деятельность должна быть закрытой. Он принимал некоторые приглашения появиться на публике, но большую их часть отклонял. Из города ради таких приглашений не выезжал.

В 1970 г., в возрасте 63 лет, у отца не было ни единого седого волоса. В том же году мой старший брат Артур, религиозный историк по образованию, притом весьма неплохой, стал работать с ним вместе. Спустя два года к ним присоединился и я. Отец рассчитывал, что мы поработаем несколько лет, а потом постепенно возьмем бизнес в свои руки. Но этому не суждено было случиться. Я всего за год понял почему.

Отец был настолько требователен к деталям, так сосредоточен, так социально неловок, что совершенно не умел делегировать никакие задачи. Так что у нас с Артуром никак бы не получилось внести какой бы то ни было значимый вклад в работу. Мне были присущи энергичность, бунтарский дух и эмоциональная жестокость по отношению к другим людям, поэтому, как только я осознал, что отец неспособен выпустить бизнес из рук, я понял, что мне лучше отдалиться от него ради нашего же блага. В противном случае для меня не было бы никаких возможностей, и либо он обидел бы меня, либо я его, либо мы обидели бы друг друга. Артур ушел из компании спустя еще четыре года. Сначала в мою компанию. Но старшему брату непросто быть младшим партнером в компании младшего брата, так что Артур ушел из индустрии, а я остался, но отдельно, взаимодействуя с отцом на расстоянии.

В эти годы произошли первые разочарования с момента выхода «Обыкновенных акций и необыкновенных прибылей». Тогда случился и жесткий медвежий рынок 1973–1974 гг., и отец понемногу стал сдавать в физическом плане, хотя он никогда бы этого не признал и все еще был исключительно энергичным для человека его лет. В 1977 г. ему исполнилось 70 лет. Он уже не был так бодр, как раньше, и впервые стал проявлять ранние признаки старения. Волосы его истончались и понемногу седели. Во время поездок на поезде по полуострову он часто засыпал. Иногда после обеда засыпал за письменным столом. Ему пора было выходить на пенсию, но сделать этого он не мог.

В эти годы он твердо решил, что повысит качество своих позиций, отказавшись от самых слабых среди тех немногих, которые держал, чтобы обладать еще меньшим количеством, но более высокого качества.

В ретроспективе становится понятно, хоть он сам этого и не осознавал, что он сокращал размеры вселенной, требующей его внимания, в соответствии со своей уменьшающейся энергией.

В начале своей карьеры у него были акции около 30 компаний: несколько больших и состоявшихся; несколько средних, которые он приобрел, когда это были еще совсем небольшие компании, и не собирался продавать еще десятки лет; акции небольших компаний, на которые он возлагал большие надежды в долгосрочной перспективе; а также горстка частных инвестиций в совсем небольших количествах, которые он считал лишь вишенкой на торте.

В середине 1970-х гг. он стабильно и неспешно продавал те акции, о которых был невысокого мнения, и концентрировался на любимых позициях. Поэтому году к 1990-му у него были акции шести компаний, а к 2000 г. – трех. Ничего хорошего из этого не вышло.

Мой совет всем инвесторам: прекратите принимать какие бы то ни было инвестиционные решения, когда состаритесь, вне зависимости от того, что для вас означает «старость». Остановитесь раньше. Я видел, как состаривались великие инвесторы, и могу сказать, что не существует старых великих инвесторов. Есть лишь старики, которые были великими когда-то, но процесс инвестирования чересчур энергичен, чтобы позволить сочетать успех и пожилой возраст, и старение берет верх над успешностью.

В медицине «старческая дряхлость» – это рубеж для будущего признанного заболевания, но сейчас она останавливает работу пожилых великих инвесторов. Великих инвесторов в возрасте старше 80 лет просто-напросто не существует. В эти поздние годы отец нормально говорил и сохранял ясность мысли, но уже не мог принимать крупные решения, и его сделки постоянно заключались в неудачное время. В старости он говорил что-то вроде «я ищу акции, которые смогу удерживать лет 30», что звучало глупо из уст 85-летнего старика.

Люди часто считали его очаровательным, что тоже довольно глупо. Думаю, многие понимали, что он это делает, потому что любит свое дело и не может его бросить, хоть это и приносило ему финансовый ущерб. Но ему все потакали, в том числе и я. Мне какое дело? Если он доволен, меня все устраивает. Некоторые замечали, что он похож на старика, который шатается по бейсбольной площадке с битой и перчаткой, будучи уже не в состоянии играть. Немногие приобретения, которые он совершил в старости, были удачными. Его финансы были бы в гораздо лучшем состоянии, если бы он просто прекратил этим заниматься в возрасте 80 или даже 70 лет. Он мог бы все продать и вложиться в индексные фонды или просто удержать свои позиции до самой смерти – это бы не имело значения. Его решения стабильно уменьшали ценность.

Он долго советовал инвесторам покупать акции лучших компаний и, грубо говоря, удерживать их всю жизнь. И у него были акции отличных компаний. Если бы он последовал собственному совету в старости и не пытался вмешиваться, когда расцвет его сил уже прошел, он просто удерживал бы свои позиции до самой смерти и заработал бы гораздо больше.

Я не припомню все его акции, но помню основные позиции. В 1973 г., на пике рынка, он в большом количестве приобрел акции крупных на тот момент компаний Dow Chemical, FMC Corporation, Motorola и Texas Instruments. Среди компаний среднего размера у него были крупные позиции по Raychem и Reynolds and Reynolds. Эти шесть позиций на тот момент составляли две трети его капитала. Крупнейшие позиции были по Motorola, Texas Instruments и Raychem, и, если бы он удерживал их по сей день, несмотря на разорительный медвежий рынок 2000–2002 гг., он бы неплохо заработал. Но, за исключением акций Motorola, от всех этих позиций он избавился, и в каждом случае время было выбрано чудовищно. Уверен, он бы ни за что так не поступил, будь он моложе.

Отец держал акции многих небольших фирм, все они были отобраны в 1968–1973 гг., и лишь немногие принесли ему выгоду после 1973 г. Наиболее удачной пока что была венчурная позиция в компании Manufacturing Data Systems, которая вышла на открытый рынок, а затем была приобретена в 1980 г. и принесла ему в сто раз больше денег. Одну из самых ранних позиций, Rogers Corporation, он все еще удерживает. В его собственности до сих пор остаются акции Motorola. В старости он часто продавал акции, которые уже долго падали в цене, и часто он продавал их как раз перед тем, как они возвращались к жизни, принося крупные прибыли. В частности, так он сделал с акциями FMC и Texas Instruments в 1980-х гг. и Raychem в 1990-х гг.

А еще в 1970-х гг. в его сознании произошло что-то, чего я так и не понял. Его отец, Артур Лоуренс Фишер, занимался медициной почти до самой смерти в 1959 г. Всего за несколько лет мой дед заболел неизвестной тогда болезнью, которую сейчас определили бы как болезнь Альцгеймера или иную форму деменции. Его состояние быстро ухудшалось, и вскоре он скончался. Но отец счел, что дедушка Артур пришел в такое состояние, потому что перестал работать, и сделал вывод, что если он перестанет работать, то тоже сойдет с ума и умрет. С тех пор работа стала его жизнью.

Постепенно он мог делать все меньше и меньше, но выжимал из себя максимум, и получалось у него на удивление хорошо. Он считал, что жизнь – как мышца: если усердно тренируешь, она будет работать на тебя, но если расслабишься, то ослабеешь (и в его понимании это приводит к разложению и гибели). Даже когда со временем деменция вынудила его окончательно прекратить работу, он ужасно сердился из-за этого и считал, что именно это и будет причиной его смерти, не желая признавать, что деменция овладевала им вне зависимости от его занятости. Несмотря на диагноз, он продолжал работать, ежемесячно посещая невролога. В 1999 г., когда деменция ослабила его, но еще не остановила, я перенес его кабинет – весь до последних мелочей – к нему домой, в мою старую комнату. Он сообщил немногим оставшимся клиентам о своем состоянии, и они остались с ним, но он смог справляться с подводившей его памятью еще только 18 месяцев. В 2000 г. он окончательно сдался.

На протяжении следующего года он постоянно беседовал со мной: спрашивал о написании еще одной книги, думал, как вернуться в бизнес, нельзя ли ему ездить по университетам с лекциями, как в Стэнфорде. Он даже попробовал написать еще одну книгу, которую хотел назвать «Чему я научился за последние 25 лет». Но он продиктовал всего семь страниц. Болезнь высасывала из него энергию месяц за месяцем, и его умственные способности стабильно уменьшались. Как свойственно при этом заболевании, по утрам он обсуждал свои планы, а к вечеру о них забывал. Когда его карьера завершилась, сперва он впал в чудовищную депрессию, так как его восприятие самого себя было тесно связано с работой. Как говаривала моя покойная теща, «старость не для слабаков».