– Блядь, не знаю. Может быть.

– Так это же хорошо.

– Что хорошо?

– Что он не стал ломать вывеску.

– Что тут хорошего?

– Ну… вывеска цела.

– Да что ты понимаешь вообще! Он пойдет и сломает другую.

– Да это не он. Это был обычный человек.

– Не знаю.

– Ты волнуешься?

– Чего?

– Ты сейчас волнуешься?

– Что за глупый вопрос. Конечно.

– Просто ты нервный.

– Блядь, ты попробуй тут не быть нервной. Я же говорю, это очень важное задание. Ты бы сама волновалась на моем месте.

– А я не волнуюсь.

– Вообще?

– Да. Ни капельки.

– Ну и молодец. Поздравляю тебя с этим. А я волнуюсь.

– Почему?

– Блядь, да в смысле почему? Потому что от этого зависит все.

– Что все?

– Лайма, завались, я тебя прошу. Ты меня раздражаешь.

– Тебе так дорога эта вывеска?

– Да не в вывеске дело.

– А в чем?

– Дело не в этой вывеске. А вообще в вывесках. Ну как ты этого не понимаешь. Я же тебе уже все объяснил.

– Ладно, извини-извини…

– Это как тот парень, который тебя ударил. Так нельзя делать. И поэтому нужно остановить его. Любой ценой.

– Но ведь похититель тебя никогда не бил.

– Бил! Еще как бил, Лайма! Он делает это каждый раз, когда страдает вывеска.

– Разве вывеска может страдать? Она же не живая.

– Это фигура речи. Она страдает от его рук. А вместе с ней страдаю я. Но по-настоящему.

– Но почему? Ведь он тебе ничего не делает. Он даже не знает о том, что ты есть.

– Я… Блядь, как же тебе объяснить. Потому что эти вывески, они… В них что-то большее, чем просто слова или названия старых магазинов, которых давно нет. Я не могу это сформулировать. Но если их не станет, то не станет и меня.

– Но ведь ты человек, а не вывеска!

– Конечно, я человек. Просто эти вывески… Когда я стал членом сообщества, я… Я как будто обрел то, ради чего я встаю по утрам. Раньше этого не было.

– А что было?

– Да все как у других людей. Как у твоего папы или у нашей мамы. Вставал по утрам, делал что-то, что мне не нравится. А потом я стал членом общества Защиты Раритетных Вывесок. И теперь каждое утро я знаю, ради чего встаю.

– Ради чего?

– У меня есть цель.

– Защищать вывески?

– Да.

– А ты…

– Что?

– Вот, если бы… Если бы нужно было убить этого человека, ты бы это сделал?

– Нет, конечно. Зачем его убивать. Он просто городской сумасшедший. Нам не нужно убивать его! Нужно просто показать, что этот человек плохой, и что у него чердак протекает. Чтобы все увидели это. И он так больше никогда не делал.

– Ну все-таки! Если нельзя спасти вывеску по-другому. Только убить его. Ты бы убил?

– Глупости. Не будет такого. Я даже отвечать не хочу.

– Да ведь он не перестанет!

– Почему не перестанет? Перестанет.

– Не перестанет! Даже если ты его остановишь и всем покажешь. В другой раз он придет, когда никого не будет, и разломает эту вывеску. Демон… Демон…

– Демонтирует.

– Да. Ты что, тут каждую ночь будешь стоять?

– Бред. Он испугается и больше так не будет делать.

– А если он такой же, как и ты?

– Боже, опять… Я же тебе сказал, что между нами нет ничего общего. Он ломает. Я спасаю.

– А если он тоже встает по утрам ради этого?

– Чтобы ломать вывески?

– Ну да. Вдруг у него тоже была обычная жизнь. А потом, не знаю… Он вступил в общество! Общество Ломателей Вывесок!

– Ой, не неси хуйню, Лайма. Нет такого общества. Есть только Общество Защиты Вывесок. А те, кто ломает вывески, – они все одиночки.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, и все.

Пауза.

– Я хочу писать.

– Ты же пописала перед выходом.

– Я хочу еще. У меня маленький мочевой пузырь.

– Мозги у тебя маленькие, а не мочевой пузырь.

– Я сейчас описаюсь…

– Вот так сразу? До этого не хотела и вдруг захотела?

– Нет, я давно хотела, просто не говорила.

– Пописай на улице.

– Я не буду писать на улице!

– Тогда писай себе в штаны.

– Ты злой.

– Я не злой, просто мы не можем уйти из-за того, что тебе захотелось ссать!

– А вот если бы ты сам захотел писать, ты бы ушел.

– Я бы пописал под дерево и не ебал никому мозги.

– Ну я не могу на улице, правда. Тут холодно.

– Лайма, даже если ты обделаешься в штаны, я никуда не уйду. Поверь. Я буду стоять и ждать здесь.

– А если он еще несколько часов не придет? Вдруг он их рано утром ломает.

– Значит, ждем до утра.

– Эй!

– Возражения не принимаются.

– Тебе наплевать, что чувствуют другие люди!

– Лайма, иногда приходится жертвовать чувствами других. Ради общего блага.

– Да не нужно никем жертвовать, ты что, дурак?

– Нужно, Лайма. Поверь мне. Вот вырастешь и поймешь.

– Ты дебил!

– Сама такая. Я тебя не виню, ты не можешь понять, потому что ты мелкая. А я взрослый мужчина. И у меня есть ответственность. Поэтому ты меня понять не сможешь.

– Какая ответственность, перед выдуманными людьми?

– Лайма, они не выдуманные!!

– А чем докажешь?

– Не буду я ничего тебе доказывать, больно надо.

– Просто ты жестокий человек. И глупый.

– Думай как хочешь.

– Ты эгоист!

– Я не эгоист. Я здесь стою не по своей воле.

– А еще ты дурак! У тебя никакой жизни нет!

– В смысле? Не понял.

– Парни в твоем возрасте обычно развлекаются и гуляют с девчонками! А ты сидишь здесь. Как… Как какой-то старпер.

– Лайма, я не старпер. Я просто ответственный человек.

– Да зачем нужна такая ответственность?

– Потому что так появляется смысл.

– Да в чем тут смысл? Объясни мне!

– В том, чтобы навести порядок.

– А что, разве сейчас беспорядок?

– Нет, но может возникнуть.

– Ну а даже если возникнет, ну и что с того?

– Нет, Лайма, так нельзя. Если все будут так говорить, как ты, если все будут эгоистами…

– Ну? Что тогда?

– Все будет плохо у нас, вот что!

– А вот и нет! Все будет точно так же! Просто ты сможешь выдохнуть. А я смогу пописать.

– Да ты и сейчас можешь. Просто ты мокрощелишься.

– Я что?

– Забей, это такое выражение. Оно означает, что ты без причины моросишь. Наверно, я его сейчас не удачно употребил, появилась двусмысленность. Короче, ты можешь поссать в любую минуту. Я отвернусь, и никто не увидит.

– Разве можно писать на улице? Ты же у нас за порядок.

– Можно. Ну то есть нельзя, наверное… Но разок можно. Все равно все в землю впитается… Или высохнет, я не знаю. Это же круговорот воды в природе.

– Врун!! Врун!! Когда тебе удобно, то все можно! А если не удобно, то ты находишь оправдание! Прикрываешься каким-то обществом! Ты чихать хотел на все свои правила, про которые тут рассказывал. Они для тебя существуют, только когда удобно, и ты сам только тогда в них веришь!! А когда неудобно, ты просто забываешь про них!!

– Лайма, потише, пожалуйста. Ты ведь можешь его спугнуть.

– Да я уже жду, когда он спилит твою дурацкую вывеску! Что ты тогда делать будешь?

– Лайма, тише. Этого я не допущу.

– Тогда я сама приду и сломаю ее! Просто чтобы посмотреть на твою дурацкую рожу! Что ты тогда сделаешь? А? А?

– Лайма, завали. Я даже пальцем не дам тебе тронуть эту вывеску.

– А что? Ударишь меня?

– Нет, просто я тебя… Просто я тебя отведу домой и отдам твоим маме с папой. Они отведут тебя в твою школу, где над тобой дальше будут издеваться одноклассники. И никто не будет тебе верить. И я ни с кем не буду говорить. Сиди себе в своей злобе одна.

– Ну и дурак ты, вот кто!

– Ты меня постоянно называешь дураком.

– Да потому что ты дурак!! Потому что тебе вывеска дороже сестры!

– Лайма, она мне не дороже сестры. Ты мне гораздо дороже.

– Врешь!! Врешь!! Ты постоянно врешь!!

– Нет, я не вру, это правда. Ты мне очень дорога. Но портить вывеску я тебе не дам.

– Если бы я тебе была дорога, ты бы отвел меня пописать домой.

– Я же тебе предложил решение проблемы…

– Да я НЕ МОГУ писать на улице!!

– Почему…

– Потому что я ДЕВОЧКА, а девочки писают в туалете!

– Что за бред, многие девочки писают на улицах.

– Да что ты знаешь вообще о девочках! Ни одна девочка моего возраста не будет писать на улице, мне не пять лет!

– Лайма, да тут никого нет. Тут же, блядь, никого нет. Чего ты так орешь? Да нассы ты под забор. Что у тебя за принципы?

– Потому что я НЕ ХОЧУ ссать под забор!

– Лайма, ну-ка не ругайся, пожалуйста.

– Ты что, совсем тупой что ли? Я просто хочу домой, что я плохого…

– Лайма, просто потерпи еще чуть-чуть. Я не могу все бросить на полпути. Вот мы его поймаем, скрутим, и тогда я тебя отвезу домой. Куплю тебе что-нибудь, хочешь?

– Да не надо мне ничего от тебя, оставь меня в покое, ты жалкий идиот, ничтожный дурак, я знать тебя не хочу…

– Лайма, я выше того, чтобы реагировать на твои оскорбления…

– Ты жалкий, глупый, придурковатый идиот, я с тобой не буду… Ой.

– Что?

– Ой.

– Что такое?

– Я, кажется, описалась. Я описалась…

– Блядь…

– А-а-а-а-а…

– Так, Лайма, предупреждаю, не кричи…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Кто-то идет!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Лайма, завались! Ну пожалуйста!

– Это все из-за тебя-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а

– (шепотом) Тихо, заткнись, блядь!

– А-а-а-а-а-а…

– Он нас увидел, все пропало. Эй!! Да, вы!! Что-то потеряли тут? Просто спрашиваю! Вы что тут делаете так поздно?

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– (шепотом) Лайма, заткнись нахрен. (кричит) Что? Не расслышал! Что в сумке?

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Что в сумке, спрашиваю? А, что? Показывай, что в сумке, говорю!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Просто сумку покажи! Да все в порядке! Я просто посмотрю!

– А-а-а-а-а-а-а…

– Лайма, умоляю, завались… Что? Так, стой где стоишь! Эй, куда? Стоять!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Лайма, за мной! Он убегает!!

– Я не могу…

– Беги как можешь! Он убегает, я за ним!

– Я не успеваю… А-а-а-а-а-а-а…

– Догонишь потом!

– Стой! Не оставляй меня!

– Я должен догнать его!

– Пожалуйста, не оставляй меня!!

– Лайма!!

– Не уходи! Мне страшно!

– Просто беги!

– Не оставляй меня!

Пауза. Лайма остается одна.

Проходит несколько минут.

– Лайма, я здесь.

– (вытирает слезы, шмыгает носом, всхлипывает) Ты его поймал?

– Я… Нет. Он убежал. Я его упустил.

– Понятно.

– Прости, пожалуйста. Ты… Ты описалась, да?

– Да.

– Сильно?

– Да.

– Ох. Досадно.

– Не смотри.

– Хорошо, не смотрю.

Небольшая пауза.

– Он бегал быстрее тебя, да?

– Он? Ну да. Я споткнулся, как и ты. И поэтому он смог убежать.

– Как думаешь, он вернется?

– Да кто его знает. Думаю, нет. Я его с концами упустил. Ну, по крайней мере, я бы не вернулся на его месте.

– Ясно.

– Слушай, извини меня пожалуйста, что я тебя не отвел пописать. Мне очень стыдно.

– Хорошо.

– Нет, правда, прости. Я пока шел назад… Ну как бы понимаешь… Осознавал.

– Что осознавал?

– Ну, что я дурак. Что я тебя не слушал. Не знаю почему, но я это понял, только когда он сбежал.

– Ладно. Надеюсь, ты искренне говоришь.

– Искренне.

– Ладно.

– Просто я такой человек, понимаешь… Мной когда что-то овладевает, я ничего не вижу вокруг. А теперь меня отпустило, и я вижу.

– Можешь не оправдываться. Я знаю.

– Знаешь что?

– Что ты сумасшедший.

– Я не сумасшедший, перестань.

– Помешанный… Что? Это правда.

– Ну ладно, правда так правда. Пошли домой.

– Я не могу. Мне мокро ходить. У меня все вымокло.

– Не можешь идти?

– Нет.

Небольшая пауза.

– Знаешь что? Залезай на спину, я понесу тебя.

– Что-о… Не надо!

– Почему?

– Ты же промокнешь.

– Ну и что? В конце концов, я же сам виноват. Я заслужил. Если бы я отвел тебя пописать, то ничего не было бы. Поэтому будет честно, если обратно ты поедешь на мне. Я считаю, это справедливо.

– Пожалуй.

– Залезай.

– Ну… Я не знаю. У тебя пятно будет на спине.

– Да, обязательно. Без этого никак.

– Я стесняюсь.

– Лайма, завались. Ты ведь моя сестра в конце концов. Когда ты была маленькая, я постоянно видел, как ты обоссываешься. Неужели ты думаешь, что сейчас для меня произошло что-то новое?

– Эй!

– Залезай.

– Ну хорошо.

– Если хочешь… Я могу тебе что-нибудь купить.

– Да. Я хочу шоколадок.

– Каких?

– Молочных.

– А горькие ты не любишь?

– Нет.

– Ну и дура, горькие лучше всего.

– Сам дурак! Горькие невкусные.

– Зато это настоящий шоколад.

– Молочный тоже настоящий!

– Нет, не настоящий. Ты еще скажи, что белый шоколад настоящий.

– Настоящий…

– А вот и нет. Лайма, вот ты ни черта не знаешь, а бросаешься обо всем судить.

– Не нужно мне от тебя никаких шоколадок.

– Ладно-ладно, я молчу. Молочные так молочные.

– Сегодня приказываю я!

– Как скажешь.

– Приказываю отвести меня завтра в школу.

– Но мне для этого придется рано встать и прийти к вам домой. А твой папа меня не пустит.

– Пустит. Я все устрою.

– Ты правда хочешь, чтобы я проводил тебя в школу?

– Да.

– Это из-за того дурачка, да? Хочешь, чтобы я ему немного вломил?

– Не надо никому вламливать. Просто хочу, чтобы все видели.

– Меня?

– Да.

– Ну ладно. Хорошо. Во сколько мне тебя забрать?

– В половину восьмого.

– Ох. Значит, чтобы успеть к вам, мне придется вставать в половину седьмого.

– Ты сам виноват!

– Ну да, не поспоришь.

– Именно так!

– Будет исполнено.

– А еще приказываю, чтобы ты мне купил…

– Лайма, тебе жирно не будет? Не наглей.

– Эй!

– Шоколадки и школа, всё. На этом твои королевские полномочия заканчиваются.

– Вот и цена твоего раскаяния. Жадина.

– Я не жадина. Ты просто берега не путай.

– Мог бы и не жлобиться. Жук.

– Я не жук. Я просто стараюсь рационально подходить к вещам.

– Нет, просто ты жлоб и зануда.

– Эй, Лайма.

– Чего?

– А знаешь, что он мне сказал?

– Кто?

– Похититель.

– Что? Так ты его догнал все-таки?

– Ну… Практически. Я почти его догнал. Он уже совсем рядом был. Я ему крикнул: зачем ты это делаешь?

– А он?

– А он все не отвечал и не отвечал. Мы долго бежали. Он меня, кажется, страшно испугался. Я его разглядел. Совсем чуть-чуть. Он обычный мужик, среднего возраста. Лет за сорок, с небольшой лысиной. Обычный мужик, таких видишь каждый день. В общем, он меня испугался и рвал когти так, что я не мог успеть за ним.

– У него же была сумка!

– Сумку он бросил. Я ее нашел на обратном пути. Там и правда лежали инструменты.

– То есть это точно был он?

– Я уверен в этом. Так вот, я ему кричу: зачем ты это делаешь? А он убегает и убегает, и на лице его страх. И вот я его почти догнал в какой-то момент, уже руку протягиваю. Но он все-таки быстрее оказался. Еще сильнее припустил, вырвался. А я упал, споткнулся и вывихнул ногу. Орал потом как сумасшедший от злости, когда он слинял.

– Бедный.

– Но перед тем как убежать, он обернулся и посмотрел на меня. Я валяюсь на земле, до него уже далеко. И он почувствовал безнаказанность, наверное. Или ему любопытно стало, захотел меня рассмотреть, остановился.

– И что?

– Разворачивается, смотрит на меня. Лицо такое, знаешь, истерическое какое-то. Как будто сейчас заплачет. Как у животного, на которого охотятся. И перед тем, как скрыться за поворотом, он мне ответил.

– А что он сказал?

– Я ему снова кричу из последних сил: сука проклятая, ты зачем это делаешь, что тобой движет? Кричу как бешеный, от бессилия. А он смотрит на меня своим загнанным лицом и визгливо так кричит в ответ.

– И что он крикнул?

– Всего одну фразу. «Да я просто ненавижу эти ебаные вывески!»