«В»

Мать разбирала почту. У заведующей канцелярии горкома бумажной работы всегда хватало. Смена власти, местной, разумеется, – и новые директивы. Именно начальники канцелярий могут ответить на вопрос: как управляется страна всесильными «исходящими» и «входящими». Штамп, номер, дата и размашистая подпись – решалась судьба. «При чём тут Бог», сказал бы начальник парткома, воспитанный в духе «научного» атеизма, но то и дело про себя обращаясь к Богу с просьбой не наказать его на том свете и дать дальнейшее продвижение по службе.

Мать не заметила, как вошла сослуживица.

– Привет, как дела? – все эти машинальные вопросы и ответы. – Как ребёнок?

– Опять приболел. Не знаю, что с ним делать. Он такой слабенький. Хочу его в какую-нибудь спортивную секцию записать, пусть окрепнет немного.

– Хороший врач нужен. Сперва подлечить необходимо. Я тебе дам адрес и телефон. Моих двух детей, можно сказать, он поставил на ноги.

– Спасибо. Обязательно обращусь к нему. Да оторвись ты от своих бумаг!

– Фуф! Хорошо, что сказала. Я так иногда заведусь, что не могу остановиться. Я имею в виду работу…

– От Самира вести есть?

– Неделю назад письмо получила. Пишет, что всё нормально.

– Да. Представляю, как тяжело тебе. Расти, расти и потом отдай на съедение… – Голос понизился. – Говорят, что наши скоро оттуда войска выведут.

– Я молюсь на Горбачёва…

– Ладно тебе! Нашла на кого молиться. Уж молиться Богу надо.

– Я чувствую, что именно этот человек покончит с войнами, по крайней мере, с теми, в которых участвует наша страна. Эта вся перестройка и демократизация – здорово.

– Это ещё не известно. Вон, говорят, в Алма-Ате такое было.

– Главное – Самир жив был и здоров, вернулся домой – и всё, и всё…

– Он вернётся. Поверь мне, – сказала сослуживица. Слова утешения денег не стоят, а вот душу человека облегчают. – А вообще, как ты его проморгала в Афганистан? Надо было положить на лапу кому надо.

– Мы не ожидали. Его забрали в Грузию, на «учебку», а оттуда раз – и в Афганистан. Если бы я знала!.. – И неожиданно воскликнула: – Пускай дети генералов воюют!

– Не забывай, что здесь райком партии.

– А чего? Председатель сам политические анекдоты рассказывает.

– На то он и председатель.

Вошёл молодой инструктор райкома. Аккуратно одетый, весёлый – ведь его ждала ПЕРСПЕКТИВА. Он тут был временно. Трамплин. Отец выдвинет.

– Об-б чём-ммм речь?

– Об анекдотах.

– Анекдоты я люблю. Поделитесь.

– Встречается как-то Рейган с Горбачёвым…

– Только не тут, – запричитал парень с перспективой стать, по крайней мере, председателем райкома партии.

– Я думала, что ты смелый.

– Для смелости есть место и время.

Мать вспомнила снова Самира. Для него время и место для выражения смелости выбрал кто-то другой.

«С»

Самир спустился вниз к реке. Новенький «Урал» стоял в тени деревьев.

– Хреново вы маскируетесь. В Афганистане вас за километр увидели бы, а ещё в лесу находитесь.

– Откуда им бедным знать, – сказал Юсиф. – Вот ты и научи.

– Все мы учились, – заметил капитан.

– Пока я их буду учить, их всех по одному перебьют. Война должна вестись на государственном уровне. А тут одна самодеятельность.

– Ладно, не задирайся, – отрезал капитан. – Все вы, «афганцы», любите выпендриваться и из себя крутых строить.

Капитан отошёл к бойцам. Юсиф зло посмотрел ему вслед.

– Иногда думаю, какого чёрта я припёрся сюда. А тебя вообще не понимаю. Тебе одной войны недостаточно?

– Вот ответь на первый вопрос. Почему ты здесь? Я не люблю говорить про патриотизм и родину. Кто об этом громко говорит, меньше всего дел делает.

– Я член оппозиции…

– А чтобы быть патриотом, нужно числиться в оппозиции? – перебил Самир. – Я вот что скажу – проходимцев везде хватает.

– Среди коммунистов их намного больше, – упорствовал Юсиф.

– Не дели народ. Я видел, что из этого в Афганистане получилось.

– Афганцы – народ что надо. Никто их не смог покорить – ни англичане, ни русские. А мы тут никак оборону организовать не можем! А ещё и предатели есть!

– Избитая тема. Мне неинтересно… Самобичевание я не люблю, потому что не мазохист. А предателей и в Афганистане хватало – всякие там «бабраки» и «кармали»…

– Я не удивлюсь, если с нашей предстоящей операцией что-либо произойдёт, – продолжал Юсиф. – Не хочу каркать…

– Уже накаркал… И мне интересно, что с этой операцией произойдёт.

– Завидую я тебе. Не боишься ты смерти…

– Я уже один раз умер. Мне дана вторая оболочка…

«А»

Машины остановились. По инструкции этого не полагалось делать. Но грузовик знаменитого Володьки Косматого перегрелся на подъёме. Что-то было неладно с двигателем. Старший машины – прапорщик Загороднюк орал на весь Восток благим матом.

Самир и Гриша выпрыгнули из машины. Место было пустынное. Голые скалистые склоны гор молча взирали на усилия чужеземцев завести машину.

– Кажись, я тут был, – сказал Гриша. Он несколько минут подумал. – Точно! – воскликнул он, будто узнал знакомую девушку. – Вон там деревня. Говорю же – был я тута-а!

– Что-то не видно деревни, – заметил Самир.

– А мы её в прошлом году спалили. Там душманы прятались.

– Так и спалили целиком?

– А что делать? Приказ был. Да и по-другому трудно было бы выкурить этих сволочей оттуда. Людей потеряли бы. Все в деревне за них были.

«Чего же воевать против них, если вся деревня за них? Конечно, отсталые элементы в деревне не понимают, какие блага несёт им коммунизм», – подумал Самир, но, конечно, не высказал это вслух.

Но тут к нему подошёл прапорщик Загороднюк. Он будто уловил колебания на лице Самира.

– Жалеешь их? – спросил он.

– Кого – душманов или жителей деревни?

– Они все заодно. Нечего их жалеть, солдат! Своих жалеть надо.

– Я жалею, да и вообще людей люблю.

– А мы не любим?

– А чего Вы, товарищ прапорщик, отделяете меня от остальных?

– Ты всегда непутёвые разговоры ведёшь. Такие, как ты, потом… раз – на их сторону переходят.

– Это серьёзное обвинение.

– Да, солдат! Я так думаю!

Это обращение «солдат» Самир ненавидел всеми фибрами своей души.

– Что ты к нему пристал? – вступился Гриша. Положение деда позволяло ему говорить с прапорщиком на «ты».

– Плохо ты людей знаешь. Два таджика прошлым месяцем на сторону бандитов перешли. Тут надо за всеми присматривать.

– Так это таджики… У них язык с афганцами почти один… А ты машинами занимайся. Для таких дел замполит существует.

Спор продолжался. Самир отошёл в сторону.

Он подумал, что трудно представить, как можно перейти на их сторону. До конца своих дней ты никогда не будешь снова на родине. Не увидишь своих родителей. Нет, этого он сделать не сможет.

А что если придётся выбирать между жизнью и смертью? Слишком высока цена жизни. Самиру не хотелось погибнуть смертью храбрых. Хотелось жить – ведь это так прекрасно! Он только мог восхищаться подвигами солдат Великой Отечественной войны, о которых он читал или видел фильмы. Они не боялись смерти, бросались под танки. Как это они могли делать? Самир не знал ответа.

Спор между Гришей и прапорщиком завершился. Гриша подошёл к Самиру и сказал:

– Не обращай внимания на этого мудака. Но лучше с ним не спорить.

– Откровенно говоря, а я только с тобой откровенен, меня эта война уделала…

– А меня как… Жду не дождусь «дембеля». Не то, что дни, часы считаю!

Наконец Косматый завёл машину. Прапорщик дал команду лезть в машины. Колонна тронулась в путь. Всё снова повторялось, и ничего Самир не мог сделать с этим ходом событий… А так хотелось нынешнюю реальность перечеркнуть. Но это только можно было сделать в мыслях.

Вдруг раздался свист. До боли знакомый и неприятный. Засосало под ложечкой – как в первом бою. Самир понял, что их обстреливают. Теперь история была в его руках – надо было действовать.

Гриша выпрыгнул из машины, и Самир ухватил то мгновение, когда система белков, углеводов и жиров под телесной оболочкой личности, именуемой Гришей, разлетелась на куски. Самир остался сидеть, как парализованный. Последнее, что услышал Самир, – это был мат Загороднюка.

«В»

Подходило время обеденного перерыва. Мама взглянула на часы. Начальник ушёл, и она решила сбегать домой. У дверей дома стоял дедушка.

– Ты пришла очень кстати. Я никак дверь открыть не могу.

– А Азад где?

– В школе.

– Пора ему быть дома. Опять, наверное, шататься пошёл.

– Да-а… Я совсем забыл, – и он тронул свою лысую голову. Это касание напомнило ему не только, что у него плохо с памятью, но и то, что он уже совсем лысый. Много у старых людей напоминаний об их возрасте.

Мать открыла дверь.

– Я могла и не прийти домой. Тогда тебе пришлось бы прождать несколько часов. Поэтому надо сказать Азаду, чтобы перестал шататься попусту.

– Да что ты его так опекаешь! Взрослый парень, пускай гуляет. Это мне надо перестать быть забывчивым. К сожалению, возраст берёт своё.

Они прошли на кухню. Мать поставила подогреть на плиту еду.

– От Самира писем нет? – робко спросил отец.

– Куда же ещё? Неделю назад получили.

– Тофика давно видела?

– Месяц назад.

– Сукин сын, даже не звонит мне.

– Ну, если ты его так встречаешь…

«Не прав отец, – подумала мать. – Так плохо со своим сыном не обращаются. Он этого не заслужил».

– А как мой зять? Слышал, новое назначение должен получить. Почему-то слышу это не от вас, а от совсем чужих людей.

– Да всё пока неопределённо. Всякие проблемы возникают. Вот и забываем сказать…

– Это ли проблемы? Вот у Самира действительно проблемы.

И тут мать ощутила, что у Самира проблемы…

«С»

Самиру план операции с самого начала не понравился. Какая идиотская идея послать людей вперёд, а за ними технику! Но на операцию прибыл сам министр. Правда, подумал Самир, что диверсия в нашей армии может произойти и на самом высоком уровне. Конечно, присутствие министра успокаивало. Да и ребята на операцию подобрались что надо.

Самир сидел на позиции и взирал на великолепную природу Карабаха. Любил он леса, деревья… И всё это, вдруг подумал Самир, может для него исчезнуть. В это трудно поверить. Кажется, что твоё сознание создано на вечные времена. Он взглянул на чистое голубое небо. Ему захотелось верить, по крайней мере, что он после смерти взлетит туда и будет созерцать землю оттуда.

Самир заметил на склоне горы движение. Выстрел – всё замерло. «Какой идиот стрелял? – подумал Самир. – Спугнул врага не вовремя. Надо было ещё подождать». Но через минуту началась пальба. Уже стреляли с противоположного склона. Самир взял быстро свой расчёт и почти ползком стал спускаться к ущелью, находящемуся справа. По рации он услышал, как дали команду идти вперёд.

Один из бойцов слегка выпрямился – устал идти сгибаясь. «Подумать только – устал», – пронеслось у Самира в голове, но в следующую секунду боец рухнул вниз.

Всё – никого нельзя уже было остановить. Началась беспощадная пальба. Грохнул гранатомёт.

Преодолев ущелье, Самир стал наблюдать очень странную, по его мнению, тишину вокруг. Он как раз таки намеревался обойти центральное место баталий. Однако тишина всего за несколько сот метров от линии соприкосновения его насторожила. По рации он услышал снова команду двигаться вперёд.

Вперёд. Медлить нельзя. Но пройдя тридцать метров, Самир и его отряд оказались накрыты шквальным огнём. Казалось, стреляли с четырёх сторон. Самир бросился на землю. Бороться за жизнь он умел.

Говорят, что осознание надвигающейся смерти чётко возникает перед умирающими. Но Самир не собирался умирать. Он прижался к земле и дополз до небольшого куста. На нём был бронежилет. Пускай стреляют в спину. Главное, чтобы не попали в голову. Он видел, как уже четверо солдат из его отряда свалились замертво.

«Я должен постареть, понять этот мир и потом только умереть», – твердил про себя Самир. А иначе в чём же смысл жизни, зачем такой путь?

Через десять минут всё замерло.

Перспектива оказаться в армянском плену, наверно, была хуже смерти. Но кто мог расстаться сам с жизнью, расстаться с надеждой.

«Надо бороться», – подумал Самир.

ЭПИЛОГ

В морге госпиталя лежали несколько тел. Прибывший туда капитан спросил у полковника медицинской службы:

– Сколько тут тел?

– Девять. Один у меня на столе.

– Чего же до сих пор в гробы не уложили? Пора бы…

– Надо сказать, чтобы листы принесли. А у сварщика электроды кончились.

Это только могло происходить с советскими людьми. Нет электродов – и всё встало. Даже в морге.

Полковник возвратился к себе в операционную. Молодой врач – лейтенант склонился над чьим-то телом.

– Изучаешь?

– Этого пацанчика могли бы спасти, если привезли бы на два-три часа раньше.

Черепная коробка была вскрыта. Полковник стал кое-что показывать молодому врачу и завершил:

– Мозг – штука серьёзная. Самые сложные операции… Мой старший брат – нейрохирург. Я у него немного практиковался. Чтобы стать хорошим нейрохирургом, нужен особый талант.

– Да…