Глава 5
В которой я обсуждаю некоторые нюансы моего брачного контракта

Когда мы вошли в кабинет, генерал уже сидел за столом, ожидая нас. Вокруг висели тысячи фотографий, на которых в компании с моим будущим тестем увековечили себя все президенты, начиная с Дуайта Эйзенхауэра, а от золотых наградных пистолетов так и рябило в глазах.

Хозяин кабинета был заядлым охотником, о чем свидетельствовали многочисленные трофеи, украшавшие стены. На мордах несчастных животных застыл невыразимый ужас, поскольку последнее, что они увидели в жизни, был кошмарный бледно-голубой глаз старого таксидермиста, многократно увеличенный в оптическом прицеле его винтовки. И я ничуть бы не удивился, если бы среди бобров, антилоп и носорогов вдруг обнаружил иссохшую голову самого Усамы бен Ладена!

Стеффи подошла к отцу и поцеловала его в гранитную щеку.

– Здравствуйте, мистер Марш, – сказал я беззаботно, – счастлив вас снова видеть!

– Здравствуй, сынок, – вроде бы благодушно встретил меня генерал. – Слышал, слышал о твоей сделке с Мак-Дагглом. Поздравляю!

– Значит, снова друзья?

– Да, конечно. Кстати, мне надо кое-что тебе по-дружески шепнуть. Стеффи, дорогая, не оставишь нас?

– Папа, пожалуйста…

Он не обратил на нее никакого внимания, продолжая смотреть на меня, но теперь уже с чуть жутковатой улыбкой. Стеффи вышла, на прощанье сделав мне знак рукой, чтобы я помалкивал.

Генерал дождался, пока дверь закроется, и обратился ко мне:

– Думаю, мальчик, ты наверняка уже и сам догадываешься, что эта свадьба очень скоро станет самой большой ошибкой в твоей убогой жизни. Ты просто не ее поля ягода. Оно и ладно бы, ведь при должном терпении даже поганого опоссума можно выучить играть на банджо. Но я совершенно уверен: от тебя толку не будет никогда, потому что ты бездельник. Эта твоя сделка ничего не меняет, кроме того, что ты на некоторое время перестанешь быть нищим бездельником…

Хотя отец Стеффи выкладывал все это как-то бесцветно и монотонно, у меня вдруг возникло едва уловимое ощущение, что в его словах присутствует некий глубоко завуалированный намек. «Что он имеет в виду? А вдруг… Нет, это совершенно исключено… Нонсенс», – пронеслось у меня в голове.

Задумавшись, я машинально зажег монументальную зажигалку из белого матового стекла в форме Статуи Свободы, стоявшую на столе – подарок Стеффи на его день рождения – и мгновенно получил болезненный удар по руке стеком для лошадей, который, как оказалось, генерал держал все это время наготове!

«Ааааауч!.. Ну вот теперь, кажется, все потихоньку проясняется, – подумал я, потирая ушибленную руку. – Похоже, эта кровожадная милитаристская обезьяна и впрямь меня недолюбливает».

Тем временем, генерал, как ни в чем ни бывало, продолжал свою речь, однако стало заметно, что ему потребовались некоторые усилия для того, чтобы сохранить хладнокровие:

– …зато останешься тупым бездельником. Она ведь тебя живьем съест. С костями заглотит. И пусть эта стерва упрямее танка, но поверь: я еще упрямее. Я вытерплю тебя хотя бы ради удовольствия понаблюдать, как она растирает в порошок последние крупицы твоего самоуважения…

– Генерал… – попытался я вставить слово.

– Молчать! Я не закончил! – вдруг рявкнул он. – Не пройдет и месяца, как она выбьет все заблуждения из той лужицы жидкого дерьмеца, которая у тебя плещется вместо мозга; через два ты сам захочешь убраться в ту крысиную нору, откуда выползла вся твоя гнусная раздери-ее-клятые-черти семейка; а через три они там будут хором богу молиться, чтобы им удалось наполнить тем, что от тебя останется, хотя бы обувную коробку! Вопросы?

– Э-э… генерал, огромное спасибо за заботу обо мне, пусть и ничем незаслуженную… я ведь всего лишь тот, кто через неделю женится на вашей дочери… И откуда вам было знать, что вся моя гнусная семейка давно оставила этот бренный мир, а сам я вырос без родителей? Поэтому можно ли мне будет изредка – пусть и всего только эти три месяца – называть вас «папулей-сладулей»?

Генерал сумрачно разглядывал меня некоторое время, пока лицо его медленно наливалось кровью. Затем он снова заговорил:

– В Америке есть одна проблема: слишком уж много оружия здесь оказалось в руках черт пойми у кого. Случайный выстрел – и угадай, чьи мозги разлетятся в разные стороны? Это если ты вдруг когда-нибудь изменишь моей дочери, скомпрометируешь ее, или просто сделаешь что-нибудь, что ее расстроит. Задумаешь такое – помни: в этой стране тебе больше не жить. Прячься в Москве или гребанном Пхеньяне. Последнее: еще хоть раз назовешь меня «папулей-сладулей», заживо соскоблю всю твою поганую шкуру ржавой пехотной лопатой… Ясно?!

– Да, п… да, генерал! – Я ткнул пальцем в сторону стены с фотографиями. – Это вы там с Мэрилин? Ай-яй-яй, старый вы…

Слава тебе господи, в этот самый момент в дверь заглянула встревоженная Стеффи:

– Папа, вы закончили? Обед готов. Ты ведь разрешишь Джо остаться?

– Черт с ним! Пусть остается! Но только если пообещает, что закроет свой чертов рот и будет есть молча! – прорычал генерал.

– С закрытым ртом? А как же тогда мясо и овощи окажутся в… – Тут я получил чувствительную затрещину от Стеффи. – Уй! Да без проблем! Ну сказали бы сразу… драться-то зачем…

– Ладно… – пробурчал генерал, устало откинувшись на спинку кресла. – Ладно. Могу ли я еще что-нибудь для тебя сделать, сынок?

На долю секунды мне вдруг показалось, что вместо этого он хотел сказать:

«Беги, мой мальчик, беги и позови кого-нибудь на помощь!»

– Да уж это и так сильно больше того, на что я рассчитывал… Разве только, не могли бы вы отменить приказ охране стрелять на поражение, если я появлюсь в радиусе…

– Посмотрим. У меня все, – отчеканил он и мгновенно обрел прежнее хладнокровие.

За дверью нас поджидал встревоженный Роберт.

– Ну, как все прошло?

– Жить буду. Но вряд ли долго. Быстрее налей мне выпить – не то ленточки и банки придется привязывать к катафалку…

Видимо, здесь пора бы ненадолго отвлечься и объяснить: а зачем, собственно, я во все это ввязался? Ведь и так же было очевидно, что добром эта женитьба закончиться ну никак не могла! Как, спрашивается, я выполнял бы супружеские обязанности, если бы опасался побоев, кастрации, выстрелов в голову? И если до вас еще не дошло, мне никак не обойтись без метафоры, или притчи – тут как кому больше понравится. Ну, а вам, соответственно, никак от нее не отвертеться:

Представьте ковбоя, который гонит овечье стадо «по зарослям чапараля» куда-то там. Не имеет значения, куда именно. И вот он встречает Мудрого Говорящего Койота. Представили? Нет? Плевать я на это хотел! И молвил Мудрый Говорящий Койот:

– Йо-хоу, Сэмми, а вот не надо бы тебе ходить туда, куда ты там собрался!

– Это еще почему?

– Да потому, что быть тебе там Сраным Безмозглым Овцетрахом! – глумливо протявкал облезлый мерзавец – и исчез!

Но наш Сэм был слишком упрям, чтобы его могла остановить какая-то вульгарная исчезающая шавка, и поскакал он дальше. Долго ли, коротко ли, да только поймали его индейцы, и привели к старому вождю по имени Отважное Бизонье Вымя. И изрек старый вождь:

– Приветствую тебя, о Бледнолицый Друг Коров и Свиней, и разрешаю тебе женится на моей дочери, Одинокой Кривой Реке! А если откажешься, то придется тебе ночевать со своими овцами, так что выбора у тебя, думаю, нету никакого…

Однако Сэмми был совсем не дурак и быстренько все посчитал: «Индейцу на вид лет четыреста, а значит, дочке его под двести пятьдесят минимум. Так что лучше ночь поспать с моими дорогими овечками, чем потом всю жизнь с древней кривой скво!»

Короче, на утро наш овчар выползает из загона, с головы до ног покрытый фекалиями, и встречает юную индианку неземной красоты.

– Кто ты, о Луноликая Дева Прерий? – простонала несчастная жертва индейской патетики.

– Я дочка вождя, Одинокая Кривая Река, можно просто Мэри; учусь на экономическом в Стэнфорде; приехала на каникулы, чтобы помочь папе вести дела в нашем казино. Ну, а вы, сэр, насколько я понимаю…

Глава 6
В которой меня снова спасает мертвая старушка

Предварительно получив от Стеффи всю необходимую информацию насчет последствий, которые наступят в случае, если я издам хотя бы один чертов звук («Я не шучу, Джо, только пикни!»), я прилизал волосы, почесал все места, которые могли почесаться в течение ближайшего часа и направился в столовую. Там нас поджидала парочка офицеров. Один из них, высоченный красавец-капитан морской пехоты, и как потом оказалось, сослуживец старшего брата Стеффи и Робби – Оливера, с нежностью посмотрел на меня и промурлыкал:

– Здравствуйте, мисс Марш!

Только тут я понял, что он обращался к Стеффи, идущей следом. Затем он ястребиным взором окинул мою неубедительную фигуру и обратился в лед.

– Р-р-равняйсь! Смир-р-рно!!! – вскричал я, и взял на караул.

Но, разумеется, про себя.

Второй офицер, пожилой полковник, тепло поприветствовал Стеффи, а нас с Робби попросту проигнорировал. Когда вошел генерал и занял свое место доминантного самца, мы расселись в следующем порядке: по правую руку от него расположился кэп, затем я, стул с противоположного от отца края стола пришлось занять Робу, Стеффи села напротив меня, а полковник дислоцировался справа от нее и соответственно – слева от начальства.

Мать Стеффи отсутствовала по уважительной причине, поскольку уже несколько лет как счастливо пребывала в мире, где нет ни погон, ни аксельбантов, денно и нощно воздавая хвалу милосердному господу за блаженную возможность еще как минимум вечность не услышать ни единой ноты из «Глори, глори, аллилуйя!»

Пока я мучительно вспоминал инструкции миссис Гэвино, моей учительницы в начальной школе, о том, какую мину следует считать подобающей для такого случая, генерал сурово проинспектировал выправку вверенного ему армейского и гражданского контингента. Все застыли. Выглядело это так, будто внезапная вспышка стробоскопа застала нас на месте разделки тушки диджея. Наконец он остановил взгляд на капитане, заметно при этом смягчившись.

– Говард, сынок, рад тебя снова видеть!

– Спасибо, сэр, большая честь для меня!

– Да брось. Давай-ка без церемоний. Расскажи, как у тебя дела? И как там мой Оливер?

– Спасибо, сэр. Признателен вам за доброту. Только вчера с самолета. Майор Марш все еще в госпитале, но очень быстро идет на поправку. Когда уезжал, застал его за чисткой берцев… Вы, сэр, конечно, знаете, что нашему батальону там крепко досталось – но позвольте сказать вам, сэр… и вам, мисс Марш… – тут он всем туловищем повернулся к Стеффи, – что ваш сын, сэр, и ваш старший брат, мисс, проявил себя как настоящий американский герой. Даже будучи тяжело раненным, он вынес из-под ураганного огня двух рядовых…

Ни один мускул не дрогнул на лице генерала. Всем своим видом он подчеркивал: «Нас, Маршей, ничем таким не проймешь, пустяки, и что тут обсуждать».

Капитан продолжал:

– Вообще, должен отметить, сэр, что в последние месяцы до нашей… эвакуации… обстановка сильно осложнилась. Было опасно передвигаться как по воздуху, так и по земле. Мою фуражку однажды прямо на базе пробило пулей снайпера. Если хотите, – он снова повернулся к Стеффи, – я потом покажу… отверстие…

Как только я услышал про «отверстие», по железобетонному фундаменту несокрушимого здания моей выдержки поползли едва заметные трещинки. Всхрюкнул я разве самую малость; считай, и не всхрюкнул почти! Но все равно заработал яростный взгляд моей нареченной.

– …Дело усугублялось несогласованностью командования, сэр. Войскам очень вас не хватало, сэр, но я помню все ваши уроки и могу сказать без преувеличения, что они не раз спасали мне жизнь в самых безвыходных ситуациях… сэр!

– Спасибо, мой мальчик, мне очень приятно, – ответил генерал.

– Нет, сэр! Это мне очень приятно!

Полковник, с чрезвычайно мрачным лицом жующий салат, подал голос:

– С вашего разрешения: пока мы воюем, дерьмовые политики мутят здесь воду…

Он явно давал всем понять, что ему на старости лет дозволяется больше не сэркать и вообще, не таких он видал. Я заерзал на стуле. Различные слова и целые предложения в моей голове начали настойчиво скрестись, просясь на выход.

Капитан, покосившись на меня, ответил:

– Совершенно верно, сэр. Но дело ведь не только в политиках! Для меня, например, большим разочарованием было узнать, что за нашей спиной разного рода пацифисты и неформалы… «нефоры», как сами они себя называют… молодые люди, не испытывающие никакого уважения к нашему флагу, истории, традициям – более того, фактически играющие на руку тем, кто пытается уничтожить…

Уж тут я, справедливо заподозрив, что под всеми этими подонками и негодяями имеется в виду один конкретный человек, сидящий сейчас за столом, прочистил горло и тихо сказал:

– Спасибо, конечно, офицер, но…

– Заткнись, Джо, – так же негромко прервала меня Стеффи.

– О, прошу вас, не обращайте внимания на мистера Стоуна. Очевидно же, что он просто застрявший в пубертате незрелый идиот. Я хочу сказать вот что: мы здесь, у себя, вполне способны разобраться с пацифистами. Проблема в другом… – с мягкой вроде бы улыбкой начал генерал.

Я набрался храбрости и снова посмотрел на Стеффи. Вместо грома и молний, которые я ожидал увидеть, ее лицо выражало лишь покорность судьбе. Она точно знала, что произойдет дальше. Хрясь! Генерал вдруг со всей силы треснул кулаком по столу и заорал: