– …Черт дери, мы воюем, как кучка застенчивых школьниц: «Ах, простите! Ой, извините! Осторожно, я сейчас туда выстрелю, бога ради, не пораньтесь!» Мы забыли, что война и гуманизм – разные вещи! Вспомните, как воевали наши предки: коренные всех-чертей-им-в-глотку американцы дохли от одного только страха перед тем, что с ними сделают, если они останутся в живых! Один мой предок знал шестьдесят четыре разных способа умерщвления коренного американца! Вот это были люди! А япошки? Вы думаете, камикадзе были героями? Да они просто предпочитали умереть, лишь бы не думать о том, что будет с их женами, когда мы доберемся до них, черт бы их всех побрал! Во времена моей молодости воевали так – десять тонн напалма на деревню чарли; тому, кто выжил – пулю в лоб, и до свидания! А теперь, будьте любезны, посмотрите, как это происходит сейчас: мы только тем и заняты, что уговариваем каких-то идиотских «старейшин» загибаться не от наших бомб, а от укусов вшей в их вонючих кишлаках! Я уже не могу попросить задрипанного лейтенанта спалить куст, пока в каком-нибудь гребанном «Гринписе» не удостоверятся, что в нем не прячется ни один, черт бы его утащил, краснокнижный сурок! Мирные жители, говорите? Женщины и дети? А кто они такие, эти женщины и дети?! Подойди и сорви с нее паранджу – увидишь бороду и «Калашников»! У каждого пацана пояс шахида вместо штанов! Война сначала, демократия потом – и никак не наоборот!!!

Генеральский рев метался по комнате, с грохотом и звоном отражаясь от различных поверхностей, но цель у него была только одна: проникнуть прямиком мне в мозг, где вся эта человеконенавистническая муть мгновенно вступила в реакцию с моими собственными мыслями и преобразовалась в термоядерный заряд чудовищной разрушительной силы. Теперь кому-то оставалось лишь открыть чемоданчик, набрать верный код и нажать красную…

– А вы что думаете обо всем этом… а, мистер Стоун? – повернувшись ко мне, осведомился капитан.

Как вы понимаете, его злодейский замысел моментально принес свои плоды. Но прежде, чем вы услышите мой ответ на этот коварный вопрос, мне придется снова взять небольшую паузу и кое-что прояснить:

Большинство людей, к примеру, придя на хоккейный матч и наблюдая за тем, с каким воодушевлением игроки размазывают друг друга о борт, снова и снова покушаясь на убийство, которое ни по справедливости, ни по закону, принятому в нашем просвещенном обществе, не повлечет абсолютно никаких правовых последствий – так вот, все эти люди продолжают лакать пиво и жрать сосиски. Однако, где-то на трибунах непременно сидит человек, натура весьма нежная и щепетильная, который не в силах оставаться безучастным, когда на его глазах творятся такие жуткие дела. Поэтому он вскакивает и пытается оторвать соседу голову, не разбирая, что у того написано на майке.

Можем ли мы его за это осуждать? Ни в коем случае! Мы, разумеется, понимаем: этот мужчина (или женщина) таким образом просто демонстрирует нам, что происходящее на площадке ему небезразлично, что он (или она) чувствует свою вовлеченность – и даже, если хотите, ответственность!

Но хватит с вас объяснений. Объяснениями сыт не будешь! Мы остановились на том, как сволочь-капитан безо всяких околичностей спросил: «А вот прям интересно – что же мистер Стоун думает по этому поводу?!»

Я уже был на ногах, и ничего уже не могло меня остановить:

– Что я думаю?! Сейчас скажу, что я думаю! В семьдесят втором брали мы одну деревню в Сайгоне. Кругом пальба, взрывы и дерьмо; я кричу сержанту – сердж, мать твою, ты что, совсем на хрен ослеп?! Не видишь, что это сраный детский садик?! Бросай гребанную гранату в окно, а не то все ублюдки мигом разбегутся!!! Оборачиваюсь к сержанту – а у того уже башки нет; все кишки наружу; кровищ-щ-щи – гребанный фонтан!!!

И чтобы наглядно проиллюстрировать свой брутальный очерк, я схватил булку и, насадив на палец, сбил ее ударом другой руки – да так удачно, что она попала прямехонько капитану в суп! Тот в ярости вскочил, и будьте уверены: весь его парадный мундир был равномерно покрыт останками морских гадов!

И тут мы все услышали очень спокойный голос генерала:

– Мэлрой, голубчик, забери, пожалуйста, тарелку у мистера Стоуна. Стефани и ты, Роберт, проводите мистера Стоуна до ворот и проследите, чтобы его по дороге не загрызли собаки. Всего доброго, мистер Стоун!

Сопровождаемый моей взбешенной невестой, я быстро ретировался. Робби замыкал конвой. Генеральский стек, который я незаметно прихватил с тумбочки, чтобы отбиваться от собак, сразу мне пригодился, потому что отбиваться пришлось от Стеффи, которая гнала меня до самого входа в ее комнату, так и норовя врезать побольнее.

– Ты совсем кретин?! – завопила она, затолкнув меня внутрь (Роб остался стоять в коридоре на часах). – Не можешь помолчать полчаса? До свадьбы меньше недели… дай сюда! – Она изловчилась и отобрала у меня мое оружие. – Возьми уже себя в руки, а то придется справлять ее в Тихуане! И что мне тогда делать со всей этой вырвиглазной мутотенью?! – Она ткнула пальцем, указывая на кровать, заваленную всякими свадебными безделицами.

Посчитав это приглашением, я раскидал свертки и пакеты и улегся, взяв в руки «Таймс» с обведенным объявлением про нашу свадьбу. О которой, если честно, уже начинал сожалеть.

– Тихуана? Отличная мысль, пупс, а объявление мы переделаем. Как тебе такое: «Счастливы сообщить, что свадьба мисс Стефании Марш и мистера Джозефа Стоуна состоится на муниципальном пляже „Поко Маргарита Чика Инстантаменте“^[12], после коровника сразу налево. Скидка на начос 30%, если вы священник!»

Стеффи продолжала сверлить меня своими чудесными синими глазищами. Я подумал, что уже не помню, когда в последний раз она смеялась над моими шутками. Потом в уме всплыло мимолетнее выражение лица генерала перед тем, как мы покинули его кабинет. Это вызвало у меня легкий приступ паники, за которым…

«Ни слова больше! – сердито оборвут меня мои самые принципиальные читатели, ибо без труда раскусят этот дешевый трюк, используемый начинающими литераторами с целью унавоживания почвы перед тем, как ввести в сюжет веснушчатую деревенскую простушку, припрятанную ими на такой случай в сарае с разной буколической утварью. – Ты думаешь, что мы будем тут сидеть и безучастно наблюдать, как на наших глазах свершается гнусное клятвопреступление?!»

А я парирую, торжествуя в осознании своей правоты: «Неужели ради дюжины порнографических открыток из Лагуны Бич вы собираетесь ввергнуть меня в унизительный мезальянс с женщиной, которая запросто может скрутить в тугой бараний рог необузданные месопотамские орды? О-о-о! Как же вам сейчас должно быть стыдно!»

Моя победа была бы безоговорочной, если бы не одна деталь: никакой веснушчатой простушки не существовало и в помине! Погребальный звон венчального колокола все отчетливее звучал в моих ушах, и не оставалось ни одного…

«Письмо! Как ты умудрился забыть про письмо, олух?!» – мелькнула спасительная мысль.

– Слушай, хотел тебе кое-что показать. Вот, получил вчера.

Я достал из кармана куртки и протянул ей записку поверенного.

– «М-ра Джозефа Стоуна, живущего, согласно нашим сведениям, в Нью-Йорк Сити, просят связаться с м-ром Хьюиттом Келли, поверенным в делах миссис Джулии Елизаветы Стоун, оставившей этот мир 25 сентября 2023 года. Оглашение завещания состоится 1 октября 2023 года в Клермонте, округ Суррей, Вирджиния, в 5:30 пополудни». Что за птица, эта Джулия Стоун?

– Моя тетя.

– Впервые слышу, что у тебя есть тетя.

– И я должен туда поехать.

– Что?! За шесть дней до свадьбы? Ты с ума сошел? Забыл, что мы до сих пор так и не купили все эти дерьмовые фейерверки?

– Стеффи, родная, ты правда сейчас хочешь поговорить про фейерверки? Я, кстати, единственный из ее живых родных.

– И что с того? Ты никогда не вспоминал о том, что у тебя есть тетка, а теперь срываешься, бросаешь меня с этой кучей сам знаешь чего?

– Я никогда не говорил о ней, потому что у меня были причины. После смерти родителей она взяла меня к себе, воспитывала до десяти с половиной, а потом куда-то уехала и отдала меня в католическую школу в Питтсбурге. Я сильно обозлился на нее за это, а в четырнадцать сбежал оттуда, пристроился здесь и больше с ней не общался.

– Узнаю твой неповторимый стиль… Так где это, говоришь? – спросила Стеффи как-то подозрительно миролюбиво.

– Под Ричмондом.

– Ричмонд? Вроде недалеко… Не могу не задать тебе один вопрос по поводу твоей скопытившейся родственницы.

– Дай-ка угадаю… Сколько ей было? Любил ли я ее?

– Ты же знаешь, я не очень сентиментальна.

– Ага, генеральская дочь, как же… Так что там за вопрос?

– А сам-то как думаешь? – насмешливо поинтересовалась моя циничная красотка.

– Ну, ясное дело. У этой женщины одни деньги на уме. Да! Она была богата! Это ты хотела узнать?

– Вот, оказывается, какой ты у нас умный? Тогда посмотри на эти туфли: сколько они, по-твоему, стоят, а? Немного помогу тебе: выбери свое самое смелое предположение, а потом сразу умножь на восемьдесят! Теперь понимаешь, о чем я?

«В этой семье совсем свихнулись на обувной теме», – подумал я.

– Не раскатывай губу, детка. Все, что могло быть поделено, уже давно поделено между Господом и его друзьями. В христианском мире нет вообще никого, кто знал бы, что там идет дальше после «Отче наш…» и хотя бы раз не получил от нее за это чек на рождество.

– Ладно. Решено. Езжай и выясни, не припрятала ли она чего от этих обскурантов в своем ночном горшке. Но чтобы через два дня был здесь. Джо, воробушек, я тебя люблю, но пора уже тебе браться за ум. Подведешь меня еще раз, и мне придется сделать тебе очень больно. Я серьезно!

– Вся в папу, что и требовалось…

– Зато у меня есть еще шанс сделать из тебя человека.

– Тогда я одолжу твою машину?

– Нет!

– Ладно, возьму машину у Кэти. Но я все еще тебя люблю!

– Катись. Два дня!

Я попросил верного Роба подбросить меня до города и с грустью покинул эту гостеприимную обитель, оставив безутешную невесту в отчаянии лить слезы у окна в ожидании новой встречи двух любящих сердец!