Глава 14
В которой выяснится, что носит дьявол

Когда я это услышал, мое удивление было таким же искренним, как слезы Мерил Стрип – в том смысле, что вместе с рассыпавшейся в прах надеждой, что я всего лишь стал жертвой обычного гипноза, мне, очевидно, пришлось навсегда похоронить и свою способность искренне удивляться!

– Что? Так этот бред продолжается? Да кто ты вообще такой? И если все это происходит на самом деле, то с чего ты решил, что я поеду за этой ведьмой? Деньги-деньгами, но мне еще пожить охота! – с азартом включился я во внутреннюю дискуссию.

– Я помогаю тебе выпутаться из этой истории. Бегом в машину, она уезжает!

«Ну все, голоса отдают мне приказы! Осталось только обмотаться целлофаном и отрастить ногти в милю длинною… Но этот парень хотя бы знает, что тут творится», – подумал я и побежал к «Мустангу», на ходу сдирая с себя маску и плащ.

Тогда еще я не знал, что пройдут долгие годы, наполненные ложью, увертками и самоистязанием, прежде чем я наконец смогу признаться себе: именно после случившегося в том клубе у меня появилась действительно важная причина, чтобы продолжать участвовать в этом абсурдном шоу. Заключалась она в том, что эта девушка притягивала меня к себе, словно магнит, и не только в иносказательном, как я мог убедиться, смысле. Звездная тьма, которую я увидел в ее глазах, уже переполняла меня и неотвратимо стремилась воссоединиться со своим источником…

Огни красного пикапа маячили где-то в конце улицы. Швырнув свою геройскую экипировку на заднее сиденье, я ринулся в погоню. На перекрестке машина Лидии повернула направо, и я поддал газу. В конце улицы она снова свернула направо. Все это повторилось несколько раз, с той лишь разницей, что иногда пикап исчезал за левым поворотом, и тогда я заключал, что мы, хотя бы, не движемся по замкнутому кругу.

А потом начало твориться и вовсе нечто непонятное. Всякий раз, когда огни красного пикапа скрывались за очередным поворотом, в зеркале заднего вида появлялись слепящие фары крупного внедорожника. Я поворачивал, но преследующая меня машина не появлялась сзади до тех пор, пока из виду не исчезали габариты Лидии. Я то ускорялся, то притормаживал, однако увидеть обе машины одновременно у меня так и не вышло!

Мне начала надоедать эта игра в кошки-мышки. Я ощущал себя обожравшейся коноплей мышью, которая уже не понимает – то ли это она зачем-то гонится за кошкой, то ли кошка гонится за ней. Из того, что произошло в клубе, я мог сделать только один вывод: мы с Лидией принадлежали к разным весовым категориям, и эта гонка больше всего сейчас напоминала мне разминку перед очередным избиением младенца – ну, или чем они там еще занимаются, прежде чем малыш будет отправлен на настил ринга жесткой двойкой по печени и в зубки?

– Доволен? – поинтересовался я у голоса, но не получил ответа. – Ах, вон значит как? Ну хорошо… ага, тут снова налево… Тогда слушай: вот ты, чувак, спрашиваешь – зачем я таращится на нее там, в клубе? Поясню на простом примере: вот сидишь ты, допустим, и вбиваешь в поисковик что-нибудь типа «Двадцать восемь пышнотелых кореянок облизывают здоровенный розовый дилдо под Гершвина» – и не потому, что ты меломан, а потому, что это единственная комбинация слов, на которую ты еще не успел передернуть на этой… хм, а сейчас направо… давно так интересно не проводил время… неделе… Так о чем я? Ах, да: теперь представь все то же самое, только не в твоем загаженном ноуте, а в реальной жизни! Понимаешь, сколько я разного повидал? Но эта ваша Лидия – прямо нечто… как тут не таращится… Если все еще не доперло, то переведу для тебя: смотрел фильм «Две девушки – одна чашка»?

– Заткнись! – не выдержал голос.

– Смотрите-ка, кто тут снова разговаривает! Кстати, а я не говорил тебе: «Добро пожаловать в мою голову?» Нет, точно не говорил. Но ты же все равно здесь, правда? Вот и не бухти… Ладно, не обижайся, я рад твоей компании. Просто хотел проверить, в деле ли ты еще… Извини, что напомнил тебе про дрочку, брат, тебе ведь и потрюнькать-то не за что… Ты же просто голос в моем мозгу… Ничего, бро, не грусти, прорвемся! Мы одна команда! Компаньерос! Если дело выгорит, дам тебе миллиончик, купишь себе тело…

Свернув в очередной раз направо, я обнаружил, что машина Лидии исчезла. Я притормозил, надеясь, что увижу ее сзади, но и этого не произошло.

– Что такое? Опять ма-а-агия?

А район, между прочим, был совсем уже не ахти. Все патрули отправили следить за тем, чтобы во избежание имущественно-сословных мутаций квартиросъемщики не снюхались с домовладельцами, и предоставленные сами себе подозрительные личности так и шныряли вокруг, наступая на тех, кто устал и прилег отдохнуть.

Красный пикап я заметил совершенно случайно, когда совсем перестал надеяться его снова увидеть. Он был припаркован в переулке с противоположной стороны улицы за мусорным контейнером. Когда я проезжал мимо, мне показалось, что на лестнице, ведущей в подвальный этаж высокого уродливого здания, мелькнул подол длинного красного балахона.

– Попалась!

Я ударил по тормозам, заставив двух бомжей обеспокоенно выглянуть наружу из своих коробчатых домиков. Выйдя из машины, я уже собирался перебежать улицу, когда один из них, вроде бы белый под толстым слоем грязи парень лет тридцати, обратился ко мне на причудливом луизианском диалекте:

– Йоу-и, парень, зря ты здесь свою жестянку оставляешь – через минуту хренушки чего от нее останется! Но ты мне нравишься, и всего за пару баксов я, так и быть, соглашусь отгонять от нее всяческих подлюк!

– А твоему приятелю я типа должен буду еще пару джорджей, чтобы он отгонял от нее тебя?

– Образно выражаясь, ты крепко держишь за яйца самую суть вещей. Моя тебе петюня, амиго! Так что насчет аванса?

– Выпишу чек, когда вернусь. Убей любого, у кого в петлице не будет цветка флёрдоранжа!

В темном переулке рядом с машиной Лидии я встретил еще несколько бездомных. Стараясь дышать через поры астрального тела, я подошел к заваленной мусором лестнице, ведущей вниз, к старой железной двери. Спускаться туда почему-то не хотелось.

– Эй, ребята! Крошка в красном вон из той тачки заходила сюда только что? – спросил я, обращаясь к бомжам.

– Да вроде как было такое дело, Томми, – просипел один из них, пожилой латинос растаманского вида.

– А что там, внизу?

– А поди его знай, что там. Но думаю, нету там ничего хорошего. На твоем месте я бы туда не совался, – заключил он, и обильно сплюнул через широкий проем между передними зубами.

– Спасибо за помощь, старина. Пей побольше воды и не налегай на уколы…

Надо было решаться. Слова бездомного вовсе не добавляли уверенности, но сегодня я уже два раза спасовал перед другой дверью, и мне совсем не хотелось пополнить обширный матрикул моих новообретенных патологий еще и дверефобией. Эта оказалась не заперта, но открылась с заметным усилием. За нею я увидел ничем не освещенный узкий коридор, чуть выше моего роста, такой же обшарпанный, как и лестница снаружи.

Я включил фонарик на телефоне, и весь мой природный оптимизм улетучился окончательно. Судя по всему, коридор был очень длинный и плавно уходил вниз, в темное и страшное никуда. Две огромные крысы лакомились мертвой кошкой, оценивающе на меня поглядывая. Без звонка другу, молчание которого я до сих пор воспринимал как подтверждение, что все делаю правильно, мне было не обойтись. Но должны же существовать хоть какие-нибудь преимущества в параноидальной шизофрении?

– Эй, чувак, а нам точно туда надо? – спросил я вполголоса.

– Да, – внятно ответил голос.

– О, ну раз ты так считаешь…

Вздохнув, я продолжил погружение на дно свежеобретенного безумия. Крысы с неохотой оторвались от ужина и подчеркнуто неторопливо уползли под трубы, тянущиеся вдоль правой стены. Впрочем, пройдя шагов двадцать до поворота направо, я заметил, что спуск прекратился. У меня опять возникло столь же ясное, сколь и отвратительное ощущение, что кто-то тихо крадется за мною по пятам. Из двух возможных вариантов – ускориться или замереть на месте – я мужественно выбрал тот, что пугал меня чуть меньше, и поэтому не сделал ни того, ни другого; однако продолжая идти с той же скоростью, я прямо физически ощущал, как сквозь кожу на моей голове пробиваются первые седые волоски.

Коридор все продолжал и продолжал петлять, поворачивая то направо, то налево, то поднимаясь, то опускаясь. Наконец, я оказался у подножия лестницы в пять ступеней, ведущей к очередной старой, обитой медью двери, над которой сиротливо горела заросшая паутиной красная лампочка. Я взошел наверх и прислушался. Изнутри доносились ритмичные удары в барабан. Расслышать что-либо еще мне не удалось.

Призвав на помощь того, кто заведует Бесшумнодвереоткрывательным отделом в небесном департаменте Взломов и Проникновений, я тихонько потянул за медную круглую ручку. Дверь поддалась, не издав ожидаемого скрипа.

Моему взору открылось пространство обширного зала. Точные его размеры мешала определить густая ватная тьма, которую не могли рассеять зажженные свечи, стоящие на полу по кругу на расстоянии пятнадцати-двадцати ярдов друг от друга. Это обстоятельство живо напомнило мне мой ночной кошмар. Посредине круга спинами ко входу неподвижно застыла молчаливая толпа, состоявшая из нескольких десятков людей.

Все они были одеты, насколько я мог судить, в длинные, по-монашески подпоясанные темные балахоны, и сосредоточенно смотрели в одном направлении – туда, где под неторопливый мерный ритм, отбиваемый невидимым барабанщиком, происходило какое-то действо.

Я с сожалением вспомнил об оставленном в машине плаще, но вдруг увидел прямо рядом с дверным проемом вешалку с одеждой. Приоткрыв дверь пошире, я протянул к ней руку и ухватил что-то темное и длинное. Под красной лампой я осмотрел свою добычу. Это был темно-серый балахон из грубой хлопчатобумажной ткани, похожий на клобук монаха-францисканца.

Пока что удача была подозрительно благосклонна ко мне – настолько, что просто нельзя было не разглядеть здесь очередную ловушку. Эта мысль не нашла отклика у моего помощника. Я вторично вздохнул, надел балахон через голову и затянул его на талии снятым с джинсов ремнем.

– Значит, вхожу. Непринужденно. Снимаю видос. Очень быстро выхожу. Сорок миллионов. Гавайи.

Включив запись и видео на телефоне и все еще бормоча самому себе инструкции, я проскользнул внутрь. Для того, чтобы неслышно приблизиться к толпе, мне пришлось подстроить шаги под глухие удары барабана. Должно быть, со стороны это выглядело довольно-таки по-дурацки.

Только подойдя к тем людям впритык, я понял, что все предосторожности были напрасными. Они стояли плотным кругом в два-три ряда, напряженно уставившись в одну точку. Их лица скрывали капюшоны. Стоявшие в противоположных рядах были едва различимы в темноте. Я нашел достаточно широкий промежуток между головами загадочных зрителей – и наконец увидел то, у чему были прикованы их взгляды.