– Нет, что ты! Конечно нет. Но я больше не хочу ездить, я хочу оседлости, семью, детей, понимаешь? У меня достаточно денег, откроем с Электой школу искусств! Она… она пишет картины, будет обучать этому учеников. А я буду учить их музыке. Наберем еще учителей… – Дарий вздохнул. – Конечно, мне жаль оставлять тебя, но ты ведь и сам знаешь, что я всегда мечтал о семье.

Дож сидел в кресле напротив, наклонив голову и подперев ее пальцами у виска. Он молчал. Сигара в его руке медленно тлела.

– Дож, ты ведь знаешь, как ты мне дорог, – продолжил Дарий, – ты мой самый близкий друг, да что там… самый близкий человек! Ты стал мне родным за эти два года. Но я наконец встретил ту, с которой буду счастлив. Я не могу удерживать тебя, но, поверь, буду несказанно рад, если ты останешься здесь, с нами. А? Станем владельцами новой школы. Что скажешь?

Дож приподнял бровь:

– Ты что, всерьез готов все бросить? Из-за… хм… женщины?

– Что ты такое говоришь? – нахмурился Дарий.

– Знаешь, я не хотел говорить тебе, – уклончиво ответил альтист, – думал, у тебя это несерьезно и ты сам прозреешь, догадаешься…

– О чем?

– Не знаю, дружище, ты так счастлив…

– Дож, говори, что хотел.

Дож встал и отошел к окну, помолчал несколько секунд и продолжил, глядя на улицу:

– Я думаю, эта девушка с тобой из-за денег. Ты влюблен и не замечаешь этого, но, поверь, у меня есть причины так считать. И мне больно видеть, как ты жертвуешь блестящим будущим из-за женщины, для которой ты – лишь средство достижения желаемого.

– Ты уже совсем сдурел со своим цинизмом! – Дарий нахмурился и нервно сжал кулаки. – Электа не такая, не путай ее со своими девками.

– Да? А что, если я скажу тебе, что твоя невеста пыталась привлечь и мое внимание тоже? Еще в прошлый наш приезд.

– Что?!

– Открой глаза! Она же обманывает тебя. Она проявляла ко мне очень неприличный интерес, но я знал, как она нравится тебе, и вовремя пресек ее попытки меня соблазнить! Думаю, она проделывает этот фокус с каждым, кто потенциально способен удовлетворить ее амбиции. И вот нашелся наконец тот дурачок, который женится на ней и решит все ее вопросы!

– Ты лжешь! – вскинулся Дарий и быстрым шагом направился к выходу. – Я не верю тебе, Дож. Если это такая шутка, то она очень глупая и злая!

Дож нагнал его у выхода и схватил за рукав:

– Не будь глупцом, друг! – тихо сказал он.

– Друг?!

Дарий отдернул руку и вышел из комнаты, сильно хлопнув дверью.

Дарий вышел на улицу, застегивая на ходу пальто. Был ясный солнечный день, но обжигающе-холодный ветер давал понять, что теплые дни закончились. Он срывал пожелтевшую листву с деревьев и гнал ее неведомо куда. Листья то закручивались в маленьком вихре, то устало падали на землю, но через несколько секунд поднимались вновь, словно кружились в причудливом танце.

Дарий поднял воротник повыше и, спрятав руки в карманы, быстро направился в сторону гимназии. Проходя мимо монастыря, он вдруг заметил знакомую фигуру в саду. Девушка в длинном фиолетовом платье и темно-зеленом плаще стояла под деревьями. Дарий остановился за высокой живой изгородью, наблюдая за девушкой. Она с кем-то разговаривала, но слов было не разобрать, их уносил ветер. Без сомнений, это была Электа, а рядом с ней стоял очень высокий черноволосый, короткостриженый мужчина в черной одежде. Несколько минут они просто о чем-то говорили, а потом, к изумлению Дария, Электа бросилась к мужчине с объятиями. Высокий брюнет наклонился, чтобы Электа, едва достававшая до его плеча, смогла обнять его, и Дарий ясно увидел, с какой нежностью этот человек прижимает ее к себе. Пианист зажмурился из-за острого неприятного чувства, возникшего в груди, а когда открыл глаза, Электа уже покидала сад. Черноволосый мужчина остался стоять, глядя ей вслед.

Дарий постарался успокоиться и решил догнать Электу, но встретил ее уже у самого входа в гимназию.

– Шафран! – радостно закричала она, обнимая музыканта. – Я не думала, что ты зайдешь так ра…

– Где ты была? – перебил ее Дарий, отстраняясь.

Электа изумленно заморгала. Дарий повторил вопрос:

– Где ты была, Электа?

– Я тебя не узнаю… у меня перерыв, я ходила прогуляться.

– В такой холод? – приподнял бровь Дарий. Внутри него клокотала ярость: неужели Дож был прав и Электа действительно заигрывает с мужчинами за его спиной? Кровь прилила к лицу, а ладони начало неприятно покалывать. Дарий изо всех сил старался не кричать.

– Я тепло одета, – попыталась улыбнуться Электа, – и мысли о тебе согревают меня. Что случилось? Ты сам не свой.

– Электа, я видел тебя в саду, – Дарий сглотнул, ком в горле все нарастал, мешая спокойно дышать. – Я не следил, просто шел мимо и увидел тебя. С мужчиной.

– Ах, это… – выдохнула Электа. – Я хотела сказать тебе сразу, но ты так напугал меня. Это мой близкий друг, он священник, я ходила к нему. Он согласился обвенчать нас!

– Священник?!

– Да. На нем была сутана, разве ты не заметил?

Дарий был в замешательстве. На него словно вылили ушат ледяной воды. Он нервно сглотнул.

– Ты обнимала его.

– Да! Но что ты имеешь в виду? Он же мой друг! И он согласился нас венчать, конечно же, я обняла его за это! – Электа взяла руку Дария в свои миниатюрные холодные ладони. – Ты что, ревнуешь меня? – она смотрела ему прямо в глаза. – Ревнуешь к священнику?

Дарий смутился, ком в горле перестал нарастать, но щеки все еще пылали, а тело цепенело от ее прикосновений.

– Он… он обнимал тебя как мужчина. Не как друг. Я тоже мужчина и хорошо это вижу. Он влюблен в тебя, Электа. – Дария все еще трясло: зерно сомнения, посаженное Дожем, теперь пустило корни. – Так может, и ты в него?

– Ах, Шафран-Шафран! – расхохоталась Электа. – Как же ты меня напугал! Он? Влюблен в меня? Этого не может быть! Он же священник, и мы давно друзья. Я бы заметила! А я, поверь, люблю только тебя.

Электа нежно прижалась к Дарию, и он неловко обнял ее.

– Прости меня, я просто дурак какой-то. Наверное, мне показалось.

Однако в глубине души Дарий знал, что не показалось. Успокаивало лишь то, что высокий брюнет оказался священником, а значит, с Электой быть точно не смог бы. Она пообещала в скором времени представить Дарию друга и хотела сделать это в день знакомства с ее родителями. Ужин назначили на следующей неделе, и Дарию не терпелось убедиться, что друг Электы для него не опасен, поэтому он очень ждал заветного дня.

С Дожем дела обстояли сложнее: видеться и говорить с ним Дарий все еще не желал, но Электа, не зная о ссоре, попросила их принять участие в творческом вечере, который организовали ее знакомые учителя музыки. Туда же она собиралась пригласить своего друга-священника, и Дарий согласился. Вечер планировался уже через пять дней. Для этого пришлось продолжить репетиции с Дожем. Его слова не выходили у Дария из головы, но он старался о них не думать. Дож, в свою очередь, неоднократно пытался помириться, однако Дарий не простил ему тот разговор и говорил с ним только по делу.

– Ты какая-то неразговорчивая сегодня, – заметил Дарий за ужином.

На улице становилось холоднее с каждым днем, и длительные прогулки стали невозможны, поэтому теперь влюбленные проводили вечера в красивом ресторанчике, беседуя за едой.

– Я волнуюсь, Фран, – Электа покачала головой.

– Почему?

– Понимаешь, я задумалась… Ты ведь талантливый музыкант и можешь обрести всемирную известность, если не бросишь свой путь. Жизнь быстротечна, годы идут, и одни кумиры сменяются другими. Но ты собираешься остаться здесь, со мной. Я боюсь, что ты можешь пожалеть о своем решении, потом… Так ли необходимо бросать гастроли?

– Любимая, если бы все эти разъезды и концерты приносили мне столько счастья, сколько я получаю его, просто находясь рядом с тобой, я бы ни минуты не размышлял об этом. Равно как я не раздумывал, когда сделал тебе предложение. Я мечтаю видеть, как растут наши дети, хочу быть с ними рядом, хочу состариться вместе с тобой. Послушай меня, – Дарий взял ее за руку, – я по горло сыт одиночеством. С тех пор как умер отец, я всегда был одинок. Дядя и тетя стали моими опекунами, но опека их заключалась лишь в том, что меня кормили, одевали да оплачивали мои уроки музыки. Об этом их просил мой отец перед смертью. Что я знаю о дядюшке? Что я знаю о тетушке? Они не говорили со мной, они не подарили мне ни капли тепла. Думаю, они не любили детей, ведь своих у них тоже не было. Я бродил один по их огромному безмолвному поместью. Музыка и книги стали моей единственной отрадой в этом ледяном склепе. Я оставил его, как только мне исполнилось семнадцать. Позже гастроли принесли облегчение. Когда я стоял на сцене, а зрители кричали и аплодировали, я представлял, что среди этой толпы есть мои родители. Представлял, как они держатся за руки и улыбаются, глядя на меня. Но там их не было.

– О, Дарий! – Электа сжала его руку. В ее сапфировых глазах блеснули слезы.

– Я сочинял музыку, потому что не знал, как по-другому унять тоску. И, уезжая из одного города в другой, словно бежал от одиночества.

– Но почему ты не обрел друзей? А женщины… я вижу, как они смотрят на тебя, надеясь на твое внимание, – голос Электы дрогнул. – Например, Дож не отказывает себе в общении с ними…

Дарий нахмурился.

– Мы с Дожем – очень разные люди, Электа. Хотя я нашел в его лице понимание и поддержку. Это единственный друг, который стал для меня близким, не считая тебя. Пойми, я благодарен судьбе за то, что наконец обрету покой и радость в браке, ибо я устал от бегства. Я не хочу терять то драгоценное время, которое могу разделить с тобой. В конце концов, мои дети не должны расти без отца. Мне пришлось, ведь мой отец умер. Но, пока жив, я буду рядом с семьей. Я так решил.

Электа мягко улыбнулась, но продолжала молчать.

– Это ведь не все, что тебя волнует? – догадался Дарий.

– И снова ты прав, – вздохнула Электа. – Морис… он словно избегает меня. Я оставила ему записку с приглашением на творческий вечер, потому что уже в который раз он не вышел, чтобы повидаться со мной. Я не понимаю, что могло произойти, – Электа пожала плечами. – Монахи говорят, Морис закрылся в келье и это какой-то обряд, поэтому выйти он не может. Но я подозреваю, он не хочет видеться именно со мной. Я даже не знаю, придет ли он на ужин с моими родителями, он так и не передал мне ответ. Он никогда раньше так не поступал со мной.

В момент, когда Электа заговорила о священнике, росток ревности в груди Дария пророс новыми побегами. Музыкант постарался не показывать этого чувства и нарочито спокойно ответил:

– Раз ты так волнуешься за него, я могу сходить в монастырь сам, чтобы поговорить с ним.

– Ты?..

– Да. Давай так: если он не придет на творческий вечер в четверг, я схожу навестить его на следующий день, чтобы передать твое приглашение на семейный ужин. Меня он не знает и если избегает исключительно тебя, то ко мне выйдет.

– Ты готов сделать это для меня? – удивилась Электа.

– Конечно, раз уж он тебе так дорог, – последние слова дались Дарию с трудом, но донимать Электу ревностью он больше не хотел. – Как к нему обращаются?

– Морис. Ой, нет, – спохватилась она, – отец Сагард. Так его называют.

– Дож! – Дарий стучал в номер соседа уже несколько минут. – Дож, открой.

– Эй, я здесь, – послышался голос сзади. Несмотря на раннее утро, Дож не только не спал, но даже успел откуда-то вернуться.

Он открыл номер и жестом пригласил Дария войти.

– Я решил пораньше встать сегодня, ведь у нас генеральная репетиция. Да-да, я помню, что завтра нас ждут в светском обществе, – кивнул он, увидев удивление на лице друга.

– Что ж… славно, – заключил Дарий, поворачиваясь лицом к выходу, – тогда жду тебя через час.

– Постой, – попросил Дож, – я хочу извиниться.

Он вздохнул и нервно поправил ворот рубашки.

– Я сожалею о том нашем разговоре. Я не должен был говорить так о твоей невесте. В конце концов, мне могло просто показаться. Ты ведь знаешь меня, – Дож хмыкнул, – я всегда думаю: если красивая девушка мне улыбается, то это значит, что она хочет ко мне в постель. Похоже, иногда я путаю элементарную вежливость с кокетством. Думаю, ты прав, мой цинизм приобретает нездоровый оттенок. Прости, если сможешь, друг, я не хочу, чтобы наша дружба вот так закончилась.

Дож выглядел очень расстроенным и несколько потерянным. Похоже, ссора не давала ему покоя, ведь он никогда не просыпался раньше полудня. Речь его звучала искренне, и Дарий смягчился.

– Знаешь, что важно, Дож? – сказал он. – Важно ведь не отсутствие ошибок, а умение их признать. Я рад, что мы все прояснили.

Дож вздохнул и крепко обнял друга.

Репетиция прошла хорошо, Электа заходила послушать. Дож в этот день выглядел очень взволнованным и был чрезвычайно внимателен к Электе. Она отвечала ему взаимностью, хотя ранее между ними гулял заметный холодок. Обедали они втроем, после чего Электа ушла.

Остаток вечера Дарий провел в одиночестве у себя в номере, погруженный в раздумья. Уже через несколько часов он сможет избавиться от сомнений, когда увидит друга невесты. Он убедится в том, что этот священник для него не опасен. Если, конечно, тот все-таки придет.

Дарий стоял у окна, глядя, как раскачиваются на ветру голые ветви деревьев. На город спустилась ночь, и на улице зажглись фонари.

Если Электа говорит правду насчет странного поведения священника, то ответ очевиден: он влюблен в девушку, и новость о ее скором замужестве стала для него неприятным сюрпризом. Верить в то, что Электа солгала, Дарий не хотел.

В дверь постучали. Дарий открыл, ожидая увидеть Дожа, но перед ним стояла Электа. Пианист потерял дар речи.

– Шафран! Тревожное чувство не покидает меня сегодня весь вечер. Я не могла оставаться на месте и ждать рассвета, чтобы увидеть тебя. Я… я взяла экипаж и приехала. Не сердись, пожалуйста!

Дарий не мог сердиться. Когда Электа обнимала его, он был полностью в ее власти. Ее прикосновения, ее голос, волосы, пахнущие мятой, заставляли терять контроль над собой. Дарий больше не мог сопротивляться желаниям. Обоих в ту ночь поглотила страсть. Ничего подобного Дарий не испытывал раньше: даже одна ночь с любимой женщиной смогла бы заменить тысячу ночей с другими.

Дарий проснулся гораздо позже обычного, совсем как Дож. Электа еще спала, ее темные волосы растрепались на подушке, а рядом на тумбочке лежали кусочек угля и небольшой лист, вырванный из тетради. Дарий взял его в руки, с удивлением увидев изображение самого себя, но спящего. В этот миг он почувствовал себя очень счастливым. Электа здесь, с ним, ночью она сделала его портрет – она его любит! Ни священник, ни кто-либо другой не представляет никакой угрозы для их счастья. Все сомнения вдруг рассеялись, как дым от сигары Дожа.

С легким сердцем Дарий оделся и подошел к окну. Графитово-серое небо казалось тяжелым, готовым вот-вот упасть на землю мощным водяным потоком. Каштаны стояли совершенно голые, а их прежде желтые листья, ставшие теперь коричневыми, плотно налипли на булыжную мостовую. Вдалеке виднелись остроконечные башенки монастыря. Мир казался мрачным и неприветливым, но в душе Дария цвели крокусы: белые, желтые, синие, фиолетовые… Он смотрел на улицу невидящим взглядом, и, если бы его вдруг спросили, что творится за окном, ничуть не лукавя, пожал бы плечами.

– Мы проспали завтрак? – сонно спросила Электа, потягиваясь.

– Да, – ответил Дарий и поцеловал невесту в щеку, – но у хозяйки обычно есть запасы чего-нибудь съестного, так что голодными не останемся.

Дарий застегнул манжеты рубашки и открыл ящик тумбы, чтобы достать ленту для волос. В ящике блеснуло что-то черное.

– Это что, оружие? – испугалась Электа.

– Это? – Дарий взял предмет в руки, – Да, это револьвер – последний подарок отца. Он отдал его дяде перед смертью, а тот честно вручил мне его в день, когда я покинул его дом.

– Необычный подарок. Но почему именно… это?