Он отдал парню свой добротный матрас, себе же подстелил несколько толстых половиков. И через несколько минут Шуран уже похрапывал на широкой скамье, но на этот раз раздевшись, на матрасе и под одеялом. Спал он так крепко, что не заметил, как Ринат Мансурович встал с кровати, протиснулся в небольшую комнатку за шторкой и дёрнул за верёвочку. Сверху бесшумно спустилась удобная лестница. Ринат Мансурович бросил острый взгляд на парня, а затем поднялся наверх, в мансарду. Лестница так же бесшумно поднялась за ним следом.

**

Утро прошло в молчании. Шуран не любил болтать по утрам, особенно с похмелья, и старик, по всей видимости, в этом был с ним схож. Облились холодной водой на улице, посмеялись над тем, как Алекс нелепо пытался сполоснуться, держа сломанную руку над собою, перекусили чаем с бутербродами. «Интересно, а где он берёт хлеб, масло и ветчину?» – закралась в голову мысль и растворилась в утреннем хаосе мыслей. Собирались они недолго. Гость еле натянул порядком изгвозданные, но целые и сухие штаны в клёш с разводами грязи. Ринат Мансурович подарил парню один из своих свитеров, коих у него было достаточно. Так и сказал: «Бери, тебе нужнее». Ещё ему достались резиновые сапоги старика, старые, но довольно крепкие. Сверху он надел свою изрядно порванную, но вполне ещё живую кожаную куртку. Разорванный рукав пришлось разрезать, потому что опухшая рука с намотанной на неё шиной не пролезала.

Вышли они засветло, часов в семь. Апрельский ветерок был свеж, даже холоден. По оврагам и овражкам бежали многочисленные ручейки, в низинах ещё кое-где дотаивал последний снег, а вокруг уже вовсю зеленел свежий уральский лес.

Шли споро. За спиной у старика болталось бадажок да ружьишко. «Медведи тут ходят. Два самца после спячки. Голодные, злые», – пояснил он, прихватив винтовку у выхода. Первое время топали все так же, молча. Потом Шуран не выдержал:

– Ринат Мансурович, простите, что интересуюсь, но все же, о чем книгу то пишите?

Старик долго молчал. Шуран уже подумал было, что зря спросил, ведь вчера на этот вопрос он так и не ответил. Но тут Ринат Мансурович произнёс:

– Про Потоп, мил человек.

– Про Великий Потоп?! – обрадовался и удивился парень. – Ой, это очень интересно. Про обе волны?

– Три, – перелез через поваленное дерево Ринат Мансурович.

– Что три? – перепрыгнул за ним следом Шуран.

– Я чаю, что их три, – он показал соответствующее количество пальцев.

– Ух ты, а я и не знал! Нас в схоле учили, что было две волны. После первой уровень океана поднялся на четыре метра, а после второй…

– Три метра восемьдесят девять сантиметров был первый подъем воды, который медленно тянулся цельных два года, – перебил его старик. Судя по довольному тону, Ринат Мансурович говорил на свою излюбленную тему. – А Втора волна схоронила половину люду земного; за четыре месяца беспросветного паводка вода поднялась почитай на тридцать пять за лишком метров, потом небольшой стопарь на пике, уханье вниз почти на два метра и теперешнее затухание. Считатся, что уже накрепко и надолго, но я в своей книге хочу донести, что нужно поджидать третью. И ныне мы, возможно, живём в переломный момент!

– Третью? Ничего себе! – не поверил Шуран, но вида не показал. – А можете, хотя бы в общих чертах, про что конкретно будете писать?

– Сперва о причинах, конечно. У меня, вишь ли, были знакомые геологи и климатологи, которы мне обстоятельно так обсказали, по полочкам. Один даже был в Антарктиде, когда всё полетело к ебене фене, прикинь к носу?! Он тогда жил на «Прогрессе», готовил новый поход в центер континента, на исследовательску станцию «Восток». Должны были какое-то озеро там особым образом прознавать. Так он еле спасся, чуть ли не за день до извержения вулкана на ближайшем самолёте свистанули на большу землю, сложно воспаление бронхов он там подхватил. Представляй, как свезло? Так что он мне много интересного трепалом раструбил. Жаль того, что я тогда не брал на карандаш, так что эту часть книги по памяти пришлося писать.

Они перешагнули через упавшее дерево.

– О последствиях отдельно большую главу вот недавно докончил. Самая, знашь, тяжкая часть, высадная, тоже много историй из первых рук. Товарищ мой по Индии кочевал, ох и назырился же он. Бангладеш когда под воду ушёл, там, почитай, сто мильонов человек зараз потонуло. Сто мильонов, отобрази мозгой?! Страна нищая, спасать некому. К океану было нельзя подойти, грит, на многие километры вонизма стояла от зачирвивевших тел. А в Китае? А в Германии! А в Бельгии с Голландией! А в Англии! А в Америке что творилось? Ты-то того не застал, а я хорошо помню. Весь мир тогда словно запаршивел – жратвы нет, жилья нет, ничего нет, все под воду ушло. Да и у нас чай не лучше было. Что Питер, что Ростов, что Новгород, что я уж про мелки города молчу. Питер-то ладно, там хоть успели людей, и даже музеи вывезти, ещё во время Первой волны. А в Ростове с Краснодаром? Утром были мильоны людей – вечером никого не стало. Тяжко писать об этом, мил человек, – старик глубоко вздохнул, и долгое время шёл молча.

– Ринат Мансурович, а о полисах наших?

– Конечно! А как? Я же сюда причапал в самом начале, исчо когда Аквилея только зачиналась!

– Ого! – вдруг удивился и даже восхитился Ринатом Мансуровичем Шуран. – Вы видели зарождение полисов, вы хотите сказать?

– Да, я и не такое видал. Я, мил человек, много интересного могу обсказать, много, – ухмыльнулся сам себе старик. – Об этом и пишу!

– Ого! Скажите, а о чём прямо сейчас? Простите за любопытство, если что, но это действительно интересно. Очень интересно! – у Шурана даже загорелись глаза.

– Нынче… нынче я перешёл к главе про «путинку», – после недолгого молчания ответил Ринат Мансурович. – Я ж неплохо ведаю, как она зачиналась. Корень, первые шаги, застройку и сам процесс, и большу политику. Вот про это всё! Как она тяжело проходила вначале, как спасла десятки мильонов людей, как стала главной рубловаркой Союза…

– Простите, что перебиваю, со всем уважением, но я, к своему стыду, даже не знаю этого, – даже приостановился Алекс, – мы как-то её в ликее не особенно изучали, у нас же сами знаете, усиленное изучение собственной истории. Историю России мы мало проходим, только начиная с Союза, с того периода, как на её территории появились первые полисы. Поэтому о «путинке», как вы её называете…

– А вы чего, не так, а иначе кличете? – удивился и даже обернулся назад старик.

– Нет, у нас она просто – Союзная трасса «Путь», – обошёл через колючий кустарник Шуран.

После очередного непродолжительного молчания Ринат Мансурович взвешенно высказал своё мнение:

– «Путь», конечно, хорошо название, но у нашего брата «путинка» в ходу.

– Ринат Мансурович, простите, а почему вы сказали, что «путинка» спасла десятки миллионов?

– Ну, так, а как, мил человек? Когда Первая волна хлестанула, «путинка» люду-то сколько вывезла? Мильоны. А во время Второй волны? Там самая населённая часть Китая под воду ушла, Крым вон за ночь островом стал. Робили без устатку в три смены, двадцать четыре часа в сутки. Вас что, этому не учат что ли?

– Нет, нас учат, что Союз пустил на свою землю переселенцев-потопчан, чтобы основать полисы, и добирались они сюда по «Пути». Вот и всё. Нет, я знаю, конечно, что ещё до Потопа власти придумали идею создать уникальный путепровод, соединяющий континент…

– Да не! – отмахнулся Ринат Мансурович. – Не так все было! Это нынче мелют, мол «путинка» возникла, как итог мудрой политики, ля-ля-два ноля… А тогда как срослось на самом деле? Просто в один прекрасный момент европейски и азиатски страны не стали покупать у России нефть. Забили в одну годину; а вскорости и на газ туда ж. Чья именно была задумка, нынче уже доподлинно не обскажешь, хоть я и силился. Можа и ничья, просто стало незачем; как-то так изобрелось, что почти весь мир за сколько-то годов перешел на новы ресурсы, а мы остались ни с чем и ни о чём.

В общем, за те годы хозяйство страны так согнулось, что не разогнуть. Бунты начались в стране, и в центре, и на юге, у нас машину губера камнями расшатали, слышал поди этот сказ, нет? Нет?! Обурели ваши учителя, и кого только в схолах ваших обучают, ежели вы таких пустяшных вещей не знаете? Я малой был, но помню, как у нас на Урале у владельца универмага хату сожгли за то, что цены на еду взвинтил. Сгорел вместе с семьёй, что ты? И никто не пожалел! Вот когда посыпалась вся шелуха по заграницам, тогда и вызрела окончательно национальна идея? Знашь, кака?

– Какая?

– Поскорее свалить из России – вот наша национальна идея. Я тебе так скажу, Шуран, страна была на волоске! В общем, мил человек, время было тяжкое, народу жилось плохо.

Рассказчик глубоко вздохнул и уже с другой интонацией продолжил.

– Как всегда, спасло нас чудо. Где-то в те времена, за несколько годов до потопа, китайцы закинули удочку о крупном проекте, мол, дайте нам возможность построить жэдэшку-ширококолейку* (ширококолейную железную дрогу) от Китая до Германии. Скорость тогда была не така, как ныне – всего пятьсот-шестьсот километров в час. Но реклама «От Пекина до Берлина за один день» везде вертелась.

Тут наши скумекали, что поток людской меж Западной Европой и Восточной Азией никак не привязан к ситуации стране. То ись можно было просто дать связать крупнейшие цивилизации планеты каналом сообщения и наживать на этом пузо. Главное, тогда не прошляпили и ухватили суть – чем больше торгового и пассажирского трафика потуда-посюда, тем больше возможностей. Чичас погляди сам – эко-туры в Сибири, рай на Фракийке, каналы Аквилеи, Горный Алтай; сплавы, походы, экотуризм, дневные остановки – прикинь сюда купеческо дело, прибавь перевозки грузов, пошлины за транзит – всё несёт благо и мир между культурами. Тогда, конечно, о таком даже и не мечтали.

Шуран внимательно внимал, а Ринат Мансурович пригладил бородку и, всплеснув рукой, довернул.

– Потом наши китайцам воткнули обратку. Грят им, мол, ладим дорогу обоюдно, расходуем общи мощи, но уважаемый Китай, как сотоварищ, будет только до Уральских гор, хотя и это, конечно, нехилая земля. Китайцы и так и сяк, но Россию все равно не объедешь – южнее тогда полный хаос, да и сейчас не лепей – и руками хлопнулись. Потом наши законтачились уже с немцами и продолжили ваять путь на пару от Урала аккурат до Берлина. Назвали это «Путь», народ сразу переиначил в «путинку», и по ней начали летать вагоны. Опыта да знаний набрались и там, и там. Этот был первый путь, шаришь что-то в этом? Нынче он зовётся «синяя линия» или «промка». Проходит по малолюдным землям, чтобы ничего не мешало высокой скорости…, да ты сам знашь это, кого я распинаюсь?

Короче гря, потом смекнули, что чисто для пассажиров можно заварганить отдельну белу ветку, узлы которой смыкались бы в больших городах с богатой историей и культурой, чобы рублы в провинцию нести. Упор сделали, ну вот как сейчас, на удобстве. Прикрутили хорошо, кликнули спецов со всего мира, затеяли отсев, и, в общем, вышло баско. Можа кое-где и вызывает напрёки, но, утки в дудки, всё нормально. Тебе как? Ну вот, мне тоже нравится. Семь лет петкались, но сделали сами и в другие страны тянуть пошли. Страна более-менее начала выбираться из задницы. Тогда ещё принялись было строить туристическу зелёну ветку, и тут навалилась хмарь – Первая волна.

Конечно, сразу переткнулись сначала на спасение люда, потом на стройку. Нас-то не сильно задело. Да Геркулесовы Столбы с помощью «путинки» построили… зряшно или не зряшно, нынче тяжело судить. Спасла ли дамба людей, али больше погубила – бесконечно можно языком перетирать. Давай о другом.

После Первой волны всё с ног на голову переербнулось. Европа хиреть начала не потому, что она потопла частями, а от того, что заледеневать начала вскорости. Это сейчас там чистая Сибирь, а тогда всё токмо зачиналось, и жить ещё можно было. Ветров таких, как нынче, не бывало. А у нас наоборот, теплеть начало. Там всё рушилось и мёрзло, а у нас «путинка» работала, деньгу приносила, да ещё и теплело. Опять перекос нарисовался, вроде как все страны запаршивели, одна Россия в плюсах. Конфликты, язви тебя в душу начались!

Только вроде, за пару годов маленько с ними сладились, как Вторая волна. И тут полный пизнец! По-другому и не смогёшь сматериться! И вот, сначала все силы кинули на западну Европу, Нидердланды, правда, не успели нормально уберечь, еле немцев-то вытащили с французами. В Индии и рядом с ней не было «путинки» – так там почти сто пясят мильёнов полегло в первые же недели, кто от воды, кто от голода. В Китае, даже с их мощными каналами, и то триста мильёнов смертей. У нас все вроде сначала было нормально, Питер-то успели ещё в первую волну перевезти, это то знашь?

– И книги читал и фильм смотрел!

– Знашь? Ну, хоть что-то! А потом прорыв Геркулесовых Столбов, и всё… – Ринат Мансурович всплеснул руками. – Сколько люду там утопло, это же не описать. Вот и работала несколько лет «путинка» на износ. И полисы стали тогда возникать, и Союз создали, и я сюда приехал. Об этом книгу и буду писать. О том, что мир меняется, всё меняется, а люди остаются прежними.

Старик покашлял.

– Я, правда, этот самый момент не застал…, – добавил он горестно.

– А вы где были? – спросил уже порядком запыхавшийся парень.

– Где я был, там меня уже нет. – Отрезал Ринат Мансурович, явно не желавший заострять на этом тему. И замолчал. Молчал долго, а потом, пожевав губами, продолжил, – В глухой одиночке сидел.

– Ого! А за что вас? – Сразу же округлил глаза Алекс.

– Толковать о том не будем, – мотнул головой старик. – Скажу токмо, что именно тогда же суки ввели расправу «по свому желанию», это то ты знашь? Нет?! Вас и такому не учат? Ну, Шуран, это вообще ни в каки ворота уже! Что у вас за обучения такая позорная? Тада слухай пуще. За некоторы проступки людей стали приговаривать к пожизненному заключению в глухой одиночке. А знашь, что такое глуха одиночка? Это, мил человек, когда ты годами сидишь в серой хате два на четыре и никого не вишь, и ничего не слышь. С крохотным окном в замкнутом периметре. А камерека такая, знашь, глазу не за что зацепиться. Несколько раз в день в кормушке появлятся еда сверху или уборна снизу, по времени. За плохое поведение снижают кислород в камере. Ни время не знашь, ни год. Бошка кипит уже на вторые сутки, а что говорить, когда пройдёт год, али два, али… – Рината Мансуровича даже передёрнуло от воспоминаний. – Да ладно, не о том болтанка! Так вот, я про то, что тогда и появилась «смерть по желанию» – это када суждённый сам выбират, когда расстаться с жизнью.

– Про глухую одиночку, я, конечно же слышал, а вот о смерти по желанию в первый раз! – быстро прервал его Шуран.

– Что такое смерть по желанию? Хорошо, что нынче её уж нет. А так… Когда человек долго сидит и готов на стену лезти, то он сам по своёй хотелке имеет право потребовать себе смерти. Многие так и делали – кто через три месяца, кто через год, а кто-то и на следующий день! Я тоже не раз кумекал про то, чтобы пойти на это дело.

Алекс изумлённо расширил глаза:

– И что же вас удержало?

Ринат Мансурович чуть задумался и легонько кивнул головой:

– Книги.

– Книги?

– Да. Однажды мне стали давать книги. Когда ты не знашь, куда голову свою деть, чтобы с ума не свихнуться, то книга для тебя это спасение. Кажная буква – блаженство неземное, кажное слово – целебный настой, кажная мысль – рай обретённый. Тело в клети, а мысль на свободе, вот что это. А ты, вообще, кстати, знашь, что такое книга в широком смысле?

– Что? – заинтересовался Шуран.

– Вот прикинь к носу. Один человек всю жись шерудит мозгой, делат кого-то, опыта набирается, ума. А потом раз – и пишет книгу. А другому человеку уже не надо через ту же граблю проходить, он просто берёт и читат. И вот то, на что первый потратил всю жизнь, второй за пару дней узнат. Вот я так же хочу сделать.

– Знаете, Ринат Мансурович, я с удовольствием её прочитаю! Прямо ждать буду вашей книги, – запрыгал по кочкам Шуран.

– Добро, подпишу тебе даже, – довольно рассмеялся Ринат Мансурович. – Погодь, я отолью. А ты иди, с тропинки не сходи только.

Старый немного отстал, а Шуран не спеша побрёл по тропе. Ринат Мансурович догнал его через пару минут и что-то неразборчиво произнёс.

– А? – обернулся скиталец, не сбавляя шаг, и в тот же миг по грудь ухнул в какую-то яму. Благо, что она была сухая. В горло сразу забилась земля, глаза запершило пылью и прелыми листьями, паутина налипла на лицо.

– Ну что ты, как слуга народов какой-то! Грю же, осторожно, яма тут! – подбежал старый и протянул ему руку, помогая выбираться. – Нельзя же идти вперёд, глядя назад! Запомни!

– Что запомнить? – кряхтя, переспросил Санёк, вылезая из ямы.

– Нельзя, грю, идти вперёд, глядя назад! Под ноги нужно смотреть, а не рот разевать.

– Ага! Да я так, задумался… А что это такое, могила какая-то?

Яма и правда была похожа на неглубокую могилу.

– Овраг это, – буркнул старик и побрёл дальше. – Двигай за мной по пятам. Уже на секунду нельзя отпустить, чтобы ты куда-нибудь не буркнулся. Не отставай, и это, давай послушам тишину, обдумать мне кой чего надо.

Ринат Мансурович перестал говорить, и достаточно долго они шли молча. Старик, щурясь и что-то бормоча под нос, а Шуран, отряхивая брюки и вытирая пот со лба. Топать по весеннему лесу два дня подряд – сомнительное удовольствие. Организм старательно потел, сердце колотилось, в голове крутилась одна и та же фраза: «Нельзя идти вперёд, глядя назад».

Вдруг Алекс вздрогнул – недалеко в лесу громко закаркала ворона – три раза, потом ещё два. Старый замер, выждал секунду и неожиданно заухал совой. Да так похоже! А ворона ответила двойным карканьем, и все стихло. Ничего не объясняя, Ринат Мансурович направился дальше и вскоре сообщил, что им нужно повернуть возле этой старой сосны с тремя параллельно растущими ветвями, похожими на вилку. Пройдя минут пять, паренёк внезапно увидел высокий трёхметровый забор с коваными штырями на самом верху. Он как бы выныривал из лесной глуши, и издалека его вряд ли можно было заметить. Создавалось впечатление, что лес становился гуще, возможно, деревья специально так часто насадили, чтобы скрыть забор. Возле огромных, широких кустов малины скрывался небольшой проход, который вёл в густой ельник, а за ёлками пряталась низенькая, еле заметная дверь. Ринат Мансурович вытащил из-за пазухи шнурок, на котором висел трёхгранный ключ. Он вставил его в небольшую щель между тремя кирпичами, надавил, и дверь тихо подалась вперёд. Старик пригнулся и прошёл внутрь. Александр последовал за ним, нырнул в проём и вынырнул в сказке.