Борис Александрович Климов

Полковник в/с, начальник отделения компьютерной томографии госпиталя, пионер в нашей стране КТ, выпускник моего ХГМИ – курс вместе с Г. И. Шевелевым и В. В. Павловичем. Гений, первым в СССР установил в госпиталь КТ, устанавливала французская фирма, во главе которой стоял Наполеон, имя не помню, инженер УПДК Павел Спирин. После нас КТ появилась в Институте нейрохирургии Бурденко, а потом в 4 Главном Управлении – «кремлевке». Под руководством Бориса Александровича Павел Спирин поставил аппараты КТ в клиникам МВД по всему СССР. Через КТ госпиталя прошла практически вся советская элита. Я «пропустил» через Климовский КТ «элиту» Института Философии и Психологии – обоих АН СССР, а также ИСИ АН СССР и ПБ им. Бехтерева Ленинграда. Много звезд советских театров, эстрады и экрана прошли через КТ Климова. Борис Александрович не просто мой друг, но родной человек, несмотря на то, что за пределами госпиталя мы с ним никогда не встречались. Помощь не только в работе, но и в жизни какую мне оказал Боря – безмерна, бесценна. Достаточно сказать, что его жена – Ася Николаевна, работая невропатологом в фирме «Империя» Святослава Николаевича Федорова, госпитализировала мою маму в клинику и способствовать тому, что ее оперировал Святослав Николаевич. Я постоянно ощущал на себе заботу Бориса Александрович и не только, когда работал в госпитале, но и после, фактически до последних часов жизни Бори. Он умирал мучительно, от рака с метастазами в позвоночник, был парализован, никогда ни малейших жлоб, несмотря на сильные боли. Мы постоянно с ним часами говорили по телефону, он умер в 6 часов утра, успев мне позвонить за пятнадцать минут до смерти, сказав, что смерти не надо бояться, попрощался со мной…

 
Умному и мертвому много не надо,
Когда жизнь, как песня, Труд, как награда,
А смерть, как отрада.
 

Элла Фирсовна Брускова

Полковник в/с, начальник гематологического отделения госпиталя. Гений, яркая личность с яркой внешностью, всегда энергичная, подвижная, не смотря на вес, всегда улыбающаяся с открытой улыбкой, хохотунья, с медными волосами, зелеными газами. Так получилось, что в ее отделении, где две трети пациентов были умирающие с острым лейкозом, я получил палату для своих пациентов. Ибо в госпитале открыть палаты со своими пациентами не решался по причине многих нелепых формальностей. В палате у Эллы Фирсовны часто находились «пограничные» больные, служители отдаленных ЛИТУ, Элла с ними быстро находила общий язык. Они ее обожали. Представьте, мужик на службе Красноярской колонии из ВОХРЫ, родился в тайге у колонии, окончил 8 классов таежной школы, пошел в СА и начал служить, а потом и работать в «родной» колонии, ни разу никуда из Красноярской тайги не выезжал, отпуска проводил там же, в тайге, на островах, в госпиталь попал перед пенсией, на обязательное стационарное обследование. Мои «пациенты», у Эллы Фирсовны, быстро наводили свои, «колониальные» порядки. Элла была, конечно, в курсе и смотрела на это понимающе. Однажды дело дошло до поножовщины – один вохровец подсунул другому столовую ложку с просверленной дыркой в ручке…

Но главное, как мы сблизились с Эллочкой. У нас старшие офицеры МВД раз в год проходят обязательную диспансеризацию, в том числе у меня; так я познакомился и подружился с начальником МУРА, ничем не уступающему легендарному Глебу Жеглову. Как-то позвонил мне мой друг начальник МУРа и попросил принять его с одной «прекрасной дамой», валютной проституткой, я согласился, и он привез первую в Москве валютную проститутку, которую опекал директор театра Современник. Потом неделю из моего кабинета не выветривался запах «пуассона». «Женя, – говорит начальник МУРА, – уговорил ее к тебе приехать, надо бы задержать ее ну хотя бы часа на два, ловим ее сутенера, директора одного московского театра, нужно поймать его с поличным, слишком много у него покровителей, загипнотизируй куклу…". Мы пообщались и муромец умчался… Гипнотизировать «куклу» я не стал, обратил внимание, что она сморкается и чихает, и слезы текут, я предложил ей осмотр терапевта. Выскочил из кабинета и позвонил Элле, попросил задержать под любым предлогом даму. Сам проводил «пациентку» в отделение к Брусковой. Вернулся, все открыл дверь и окна кабинета, чтобы проветрить… Через пятнадцать минут звонит Элла и говорить, я от Голубя вышла (А. С. Голубенко) твою пациентку госпитализирую в бокс… СПИД, Женя, СПИД у нее, бля!

Элла Фирсовна Брускова первый врач СССР, поставивший первый диагноз СПИДа в СССР! Через сутки даму забрала сан авиация в Ленинград, в инфекционное отделение Военно-медицинской Академии, где пациентка и умерла. Потом о этом случае писали «Светская Россия», «Труд», подробностями, опустив, что диагноз поставила Алла Фирсовна, и что дама была валютной проституткой…

 
Мертвые души не мертвые тела,
Эллочка, бля, что за дела?
Сидеть за стулом смей…
Будь проще, будь жизнерадостней и веселей!
 

Элла Фирсовна умерла, как мне сказала Татьяна Петровна, 8 лет назад.

P.S. Последним мужем Эллы Фирсовны был геолог Борсук, к сожалению, забыл его имя отчество, возможно, это легендарный Олег Анатольевич, преподаватель МГУ, умерший два года назад. Я с ним один раз встречался в метро, сразу, как только вернулся из Спитака, где открыл койки для пострадавших при землетрясении. Много интересного по этому поводу рассказал мне почвовед Борсук. А я ему о своих геологических походах по Приамурской тайге. Элла потом передала мне подарок от своего мужа – спальный мешок и рюкзак геолога…

Валерий Фёдорович Лысенко

Полковник в/c, начальник отделения радиологии, гений не только уровня госпиталя, и даже не уровня СССР, а, пожалуй, и Мира… В частности, он открыл способ определения гормонального профиля человека почти молниеносно. Был командирован в Японию, чтобы «сверить часы» и поучиться. Н. А. Щелоков предоставил ему свой самолет. Оказалось, что не он учился в Токио своему мастерству, а японцы у него. Опубликовал небольшую брошюру (у меня два экземпляра с его автографом у жены Люды в моём архиве). Кстати, министр предоставлял свой самолет и другим начальниками отделений и служб госпиталя и главным специалистам. Меня брал с собой А. С. Голубенко, мы летали в Западный Берлин, в Институт Психотерапии. После этой поездки, начали строить так называемый «финский корпус» (строили финны). В этом корпусе устроилась моя психотерапевтическая служба – два врачебных кабинета, просторный гипнотарий (по моему проекту). Валера был поэт радиологии, так, как он говорил о своей профессии, можно заслушаться. Было у Валеры еще одно свойство – повышенная гипнабильность. Это обнаружилось случайно, на одном госпитальном концерте в честь Великой Октябрьской Революции. В госпитале часто были концерты, и своими силами и с приглашением известных артистов (был в штате даже композитор и певец некто Соловьев со своим оркестром). Так вот, «Голубь» (как ласково называли Анатолия Сергеевича сотрудники), предложил тогда выступить мне с сеансом гипноза. «Можете подготовить актеров, – сказал он. – Это же концерт». Но я решил, что выступлю «без вранья», уповал на то, что наверняка в такой большой аудитории, расслабленной атмосферой Праздника и бокалами шампанского и легкого вина (в праздники непременно работал буфет с шампанским и легким вином, часто бесплатно), наверняка найдутся коллеги, которые «впадут в транс». Я, было, начал «сеанс», но вскоре на меня закричали, чтобы я прекратил, ибо спать хочется. Тогда я и предложил желающим выйти ко мне на сцену, чтобы я мог показать номер индивидуального сеанса. Спонтанно предложил, видимо меня задели крики «прекратить». На сцену вышла медицинская сестра по лечебной гимнастике, дюймовочка – полтора метра ростом и как тростинка – толи бурятка, толи якутка – сейчас не помню. Сначала я решил проверить ее гипнабильность и показать простые приемы гипноза. Получилось, и я понял, что можно попробовать один из эффектных номеров эстрадных гипнотизеров. Два стула, спинкой друг к другу, на них садятся, чтобы удержать, а испытуемого кладут на спинки – затылком и пяткам, поддерживая. Начинают внушение (тело каменеет и т.д.), а потом убирают страховку. Сверх номера, когда на «окаменевшее» тело, удерживаемое на спинках стульев только затылком и пятками, кто-нибудь садится! Моя испытуемая «окаменела»! Я предложил желающему из зала сесть на загипнотизированную медицинскую сестру. Зал замер, близкий к трансу. И тут на сцену вышел огромный румянощекий начальник ЛОР – Александр Васильевич Коженков (он и сейчас работает в госпитале). Я ему говорю, садись, но осторожно. Он понял и сделал вид, что сел. Я ему шепчу – опускайся осторожно. И он сел, да так, что поднял ноги. Девушка и не поморщилась! Зал был в трансе. Конечно, я быстро согнал громилу с тела дюймовочки. Затем, под аплодисменты, вывел ее из транса. Она не сразу пришла в себя, а, придя, ничего не помнила. Не знаю, сколько в зале была абсолютная тишина. И вдруг громовой голос: «Подстроено!» Это гаркнул Валерий Федорович! Я предложил Валере подняться на сцену. Валера тоже крупный, метр девяносто не меньше, и какой-то угловатый. Он не спеша пошел к сцене и также медленно начал подниматься. На сцену вели четыре ступеньки. Когда он одной нагой вступил на последнюю ступеньку, я (по наитию!), подбежал к нему и, стукнув легонько по его лбу ладонью, скомандовал «Спать!» Валерий Федорович на глазах у всех впал в транс! Так и стоял минуту-две с одной ногой на третьей ступеньке, а с другой на четвертой. Зал вновь замер. Выдержав паузу, я вновь стукнул Валеру ладонью по лбу. Скомандовав «Отомри, на свое место иди». Он встряхнул головой, пришел в себя, ничего не понимая, потом повернулся и поплелся на свое место. Его дергали за руки сидящие, он шел, опустив голову встряхивая ею, потом плюхнулся на место и… задремал. Несколько минут в зале висела тишина. Потом опять громкий голос: «Подстроено!» Это крикнул мой друг Александр Иванович Юдин. Я пригласил Сашу на сцену. Но он и не думал вставать с места. Зашумели. Я понял, что спектакль мой им надоел. А, Саша и не думал ко мне идти. Потом неоднократно допытывался, как это я так ловко все построил? Но попробовать на себе отказывался. Анатолий Сергеевич потом наедине сказал: «Евгений Васильевич, может Вам на Цветной, к Никулину? Там больше платят и славы больше. Могу посодействовать». Не знаю, понял ли «Голубь» что все было взаправду?

P.S Мне не удалось узнать, жив ли сейчас Валерий Федорович Лысенко…

 
К доске вызывают три раза в году —
Не надо подсказок я сам все могу!
 

Владимир Всеволодович Владимиров

Полковник в/с, весьма вероятно, что и майор КГБ, как ходили слухи среди врачей госпиталя. Начальник неврологического отделения, пришел в госпиталь из 4-го Управления, где пытался работать нейрохирургом. Врач высшей пробы с волшебными руками, не гнушался учиться у народных целителей-костоправов. Внешне смахивал на экранного Ленина, и «подражал» вождю, неплохой актер. В наитруднейшем отделении идеальный порядок, все межличностные конфликты решались внутри, но скорее благодаря не ему, а старшей медсестре Любови Ивановне Зонтовой (о ней отдельно и особо), которая относилась к нему, как мать к капризному, но талантливому ребенку. Владимир Всеволодович – находка для психиатров и, думаю, понимал это, не случайно держал нас, психиатров, при себе, был достаточно самокритичен. Его выражение о своем состоянии – «Иду в штопор», говорило за себя. Жена старше Владимирова на 8 лет. В отделении не удерживались мужчины (не терпел конкуренции?), ни с кем в госпитале не дружил, но, на Научно-практической конференции в Иркутске сразу сблизился с моим закадычным другом, невропатологом из Николаевска-на-Амуре – Жоржем. Всю конференцию были вместе с Самсоновичем Коробочка. Звал Жору в Москву, обещал помочь с пропиской, квартирой и работой, и я уверен, помог бы. Выполнял ряд требований Министра Щелокова, в частности, наладить работу в вытрезвителях. Для этого, в прямом смысле, не щадил себя – напивался и попадал в вытрезвители, прослыл даже алкашом, к алкоголю относился крайне сдержано (был у него на днях рождения). Мы с ним быстро поладили – я говорил ему «Вы», а он мне «Ты». Но с психиатром Струковской (о ней особо) демонстрировал открыто враждебность. Правда, взаимно, не знаю, с кого началось. Она ставила Владимиру Всеволодовичу диагноз: «психопат на органически неполноценной мозговой почве». Столкновений публичных оба избегали.