Алла Султановна Масленникова

Врач невропатолог неврологического отделения, скорее всего обрусевшая узбечка; красивая, женственная, умная женщина. Отличный специалист, почти легендарная особа, легенды порождались ее «близостью» к начальнику отделения Владимиру Всеволодовичу Владимирову. Неврологическое отделение в госпитале занимало особое место, благодаря Владимирову. Так, отделение находилось на одном также с «диспансерным» (министерским) отделением. Только в неврологии были отдельные палаты для больных и, что важно, отдельный кабинет для Владимира Всеволодовича. Но он никогда в кабинете не сидел и не принимал там никогда – ни больных, ни их родственников. В его кабинете работала старшая сестра отделения, Любовь Ивановна Зонтова – писала истории болезни за начальника, так как всегда присутствовала на его консультациях. Помимо консультаций, Владимир Всеволодович вел больных, наравне с врачами. Он всегда сидел за столом в левом углу ординаторской, правым боком к столам врачей. Любовь Ивановна помогала заполнять истории болезней врачам, особенно с эпикризом.

И, вот, напротив Владимира Всеволодовича сидела восточная красавица Алла Султановна, лицом к лицу, получалось, что она сидела к остальным врачам спиной. И смотрела «в рот» шефу. Это и породило в госпитале мнение, что они любовники. К тому же Алла Султановна быстро и однозначно отвергала все поползновения на ее счет со стороны врачей-мужчин ловеласов. Знаю это не только понаслышке. Делала она это спокойно, корректно, дружески, так, что мужское самолюбие не было затронуто. А, когда она забеременела, все были убеждены, что «виновен» ее начальник. Никого не смущало, что Алла замужем, что ее муж дружит с Владимиром Всеволодовичем – часто бывает в неврологии, по разным медицинским вопросам. Он был врач-гастроэнтеролог, заведующий отделением клинической больницы Института гастроэнтерологии. Кстати, благодаря ему, я смог психотропный препарат эглонил (сульперид) утвердить, как психосоматик, его широко стал применять муж Аллы для лечения различных гастроэнтерологических заболеваний. Когда я это пишу, в Сети он так и представлен сейчас, как психосоматик, а не только, как психотропное средство, что было до нас.

Не смущало никого, что чета Масленниковых часто гостит у Владимировых и дружит с женой Владимира Всеволодовича. Когда Алла родила, все судачили, что ребенок от Владимира Всеволодовича и очень на него похож.

Вот я это пишу, а сам думаю, а вдруг все же Алла была любовницей Владимира Всеволодовича, вдруг они сейчас вместе? Мне не удалось ничего узнать ни об Алле Султановне, ни о Владимире Всеволодовиче (поиски продолжаю).

Есть еще один момент в моей госпитальной биографии, в котором Алла выступила, как загадка. В 1986 году, в начале разгула горбачевской демократии, в госпитале власть фактически взяли бандиты, захватившие госпиталь, как неимоверно разросшееся ХОЗУ. Феликс Борисович вел уединенную жизнь в кабинете Анатолия Сергеевича и занимался сугубо лечебным делом. С бандитами были в контакте (от врачей) зам. начальника госпиталя по лечебной части, баба с «рыбьими глазами» (господа-товарищи, кто это читает, бойтесь людей с «рыбьими глазами»! ). Кто ее назначил – я не знаю, но точно знаю, что не Медицинское Управление. Вторым врачом, не занимающимся никакой лечебной работой, был «комиссар», полковник в/с. Да, появилась такая должность в госпитале в середине 80-х. Чем он занимался – я не знаю. В коллективе его никто ни в каком качестве не принимал. Двухметровая «глиста». Никогда не видел его в белом халате. Его поселили в маленькой комнате (до него там было подсобное помещение), через стенку от моего гипнотария. Так вот, именно он, комиссар ЦГ МВД СССР, полковник в/с, когда я к нему обратился с просьбой помочь мне в «войне» с ХОЗУ, спокойно сказал: «Не могу и не буду пытаться. Это бандиты из зеков». Кстати, и Феликс Борисович самоустранился от помощи мне, не как персоне, а как врачу-психиатру, возглавляющему психиатрическую службу в госпитале: «Разбирайтесь сами. Я – хирург (отличный, между прочим, по единогласному мнению, коллег-хирургов), в психиатрии я ничего не понимаю. Почему бандиты взялись за меня? Думаю, по простой причине: им нужно было помещение, которое занимала моя психиатрическая служба! Нас осталось к этому времени двое – Маргарита Александровна Стрекалева-Голикова (о ней особо) и я. Во главе ХОЗУ госпиталя стоял человечек, косивший под экранного сицилийского мафиози и внешностью – усики, и ужимками. Ему непременно нужно было самому с «телохранителями» быть в этом элитном помещении – «финском корпусе» – там был кабинет начальника госпиталя, актовый (концертный) зал, там, при советской власти – до Горбачева, был огромный стенд (между психиатрической службой и концертным залом) с фотографиями членов Политбюро ЦК КПСС. Банда внедрилась, расползлась по всем корпусам, а главарю нужно было непременно быть в «финском корпусе». А он нашёл для себя (кстати, и для комиссара) подсобку, в противоположном от гипнотария, углу. Он, через бабу с рыбьими глазами, пытался расформировать психиатрическую службу – вытеснить психиатров в приемное отделение. При этом мне отводился общий кабинет с гинекологом. Когда я ушел из госпиталя, оставшаяся одна Маргарита Александровна там, в кабинете, рядом с гинекологом, и дорабатывала до пенсии в качестве простого консультанта. При мне это не произошло. Я все выдержал (как-нибудь напишу сценарий для фильма. Как действовала «коза ностра» в ЦГ МВД СССР с середины 80-х). Врачи госпиталя видели мою борьбу с бандитами и не вмешивались, ибо, если начальник госпиталя и комиссар ничего не могли сделать, что могли они? Все же, когда у меня в кармане были все документы в Италию (все сделала разведка МВД за одну ночь: и командировочное удостоверение, и загранпаспорт – синий, и визу в Италию – sic!), ко мне в коридоре подошла Татьяна Петровна, главный терапевт госпиталя и начальник кардиологического отделения (о ней читай выше) и сказала: «Женя, мы все видим. Завтра, на конференции тебя поддержит весь врачебный коллектив госпиталя, с этим произволом бандитов надо кончать!» – «Не надо, Таня. Завтра я буду в Риме».

Оформление документов было в строгой секретности: меня возил по инстанциям начальник разведки в служебной «Волге». Только он знал, куда и по чьему приказу, я улетаю в Италию, с конечным пунктом «Капри» по возвращении я опубликовал отчет в «Правде», а, потом, вместе с Павлом Васильевичем Флоренским, статью в журнале «Кентавр» (бывший – «История КПСС»). Было это в конце 1989 года. Как это чудо случилось? Как все «чудеса»! В 1975 году я опубликовал в журнале «Философские науки» (по предложению моего научного руководителя по философии Давида Израилевича Дубровского) рецензию на книгу (докторскую диссертацию Ивана Тимофеевича Фролова) в соавторстве с моим будущим родственником (по жене, Марины Яблоковой – за семнадцать лет до свадьбы – sic!), академиком Алексеем Владимировичем Яблоковым. Эта рецензия помогла Фролову стать доктором философских наук. Когда я воевал с бандитами ХОЗУ, Иван Тимофеевич был: во-первых, Президентом Философского общества АН СССР, я был Главным ученым секретарём. Во-вторых, Главным редактором «Правды». В-третьих, помощником Горбачева. Профессор Людмила Пантелеевна Буева, зам директора Института Философии АН СССР, обратилась к И. Т. Фролову с просьбой помочь мне в поездке в Италию, на Капри. Он без разговора подписал прошение Людмилы Пантелеевны. Потом публиковал меня в «Правде» (за хороший, кстати, гонорар)…

Так вот, причем здесь Алла Султановна, рядовой врач-невропатолог? Когда я последний раз пришел в госпиталь, после пятиминутки (мы психиатры присутствовали всегда на пятиминутке в неврологическом отделении), то громогласно объявил, что с ними прощаюсь, ибо улетаю в Италию. «На Капри?» – сказала с улыбкой Аллочка. Я опешил. Повторяю – моя поездка была в полной секретности, не знала Татьяна Петровна – она тогда возглавлял врачебный совет, не знал начальник госпиталя, не знали ни моя жена Людмила, ни моя невеста Марина, а Алла знала! Что это случайность, что Алла Султановна выпалила? Документы были готовы, и я пришел попрощаться с коллегами и доложить начальнику госпиталя – он растерялся, когда я ему сказал… Я не знаю! (Напишу, если свяжусь с Аллой). Может Алла Султановна Масленникова, рядовой ординатор ЦГ МВД СССР тоже была офицером КГБ? Если Владимир Всеволодович и знал (узнал за ночь), вряд ли бы он рассказал об этом Алле (даже если они и были любовниками). Вот такая история, бля!

 
Полно, спасибо —
Ни мясо, ни рыбы.
Не дятел, не карась…
С меня слазь
В грязь,
Мразь.
 

Геннадий Иванович Шевелёв

Врач-ординатор психиатрической службы госпиталя, начальник филиала госпиталя в Лунево. Я долго уговаривал Гену, «лучшего психиатра Москвы и Московской области», по определению Айны Григорьевны Амбрумовой, с чем были согласны профессора – Валентин Федорович Матвеев и Владимир Федорович Десятников, перейти из ПБ им. Яковенко в ЦГ МВД СССР. В Яковенко он был зам. главного врача по лечебной части и секретарь парторганизации. Мы дружили семьями еще с Николаевска-на-Амуре. Отработав там положенные три года судебно-медицинским экспертом (Гена выпускник ХГМИ 1966 года), Шевелев сдал мне судмедэкспертизу и ушел на должность главврача в ПБ города и района. Отработав полтора года в ПБ, уехал в Москву, поступив в клиническую ординатуру по психофармакологии профессора Григория Яковлевича Авруцкого в Институт психиатрии им. Ганнушкина, по окончании ординатуры начал работать в ПБ им Яковенко. Гена настойчиво звал меня в Москву, мы постоянно были в контакте. Жена Гены, тоже психофармаколог, уроженка Северной Камчатки – корячка. Я познакомил Гену с А. С. Голубенко, они сразу перешли на «ты». Анатолий Сергеевич дал тут же квартиру в Лунево и прописку в «зеленой зоне», документы Гены были переданы на аттестацию в звании полковника в/с.

Умер Брежнев, убрали Щелокова, уволили Голубенко, Шевелев, не успел аттестоваться, уволился сам. Организовал и возглавил психиатрическую Скорую помощь при черепно-мозговых травмах, в Химках, потом умер скоропостижно от остановки сердца. На Геннадия Ивановича Шевелева имели свои взгляды три профессора – Айна Григорьевна Амбрумова, Валентин Федорович Матвеев и Владимир Федорович Десятников. Айна Григорьевна хотела открыть при ЦГ МВД СССР научно-исследовательский отдел по суицидологи и психофармакологии, который должен был возглавить, в звании генерал- майора Г. И. Шевелев. Владимир Федорович Десятников собирался открыть Институт психиатрии, филиал Института судебной психиатрии им. Сербского (он возглавлял отдел, он также обещал Гене звания генерал-майора). Валентин Федорович Матвеев – сделать ЦГ МВД клиникой, где психиатрия была бы представлена равноценным отделением, возглавить которое должен был Гена в звании полковника. Все трое предложили моему другу заочную аспирантуру под своим руководством. На меня никто в перспективе не полагался зная, что я никогда не покину философии и социологи, уйду или в Институт Философии, или в Институт Социологии, или в ИМЛИ им Горького – куда я, кстати, и ушел, и никогда не одену погоны в/с МВД, да и вряд ли вступлю в КПСС – все считали, что я не вступаю в партию по убеждениям, а на самом деле мне просто не удавалось вступить. Я собрал рекомендации в кандидаты КПСС еще в Николаевске-на-Амуре, но уехал в Москву, работая в госпитале, готовился также стать кандидатом в партию, даже начал работать нештатным сотрудником Ворошиловского горкома, но уволился. А все кончилось для Гены, моего незабвенного друга, могилой на Сходненском кладбище, как раз перед его закрытием – его могила у края забора, рядом с могилой его тещи, коренной жительницы Камчатки – и все самолеты, взлетая и садясь в Тушино, машут ему крыльями, гудят и не дают крепко уснуть.

Здесь хочется мне сказать несколько слов о моих дорогих друзьях и коллегах, с трагической судьбой

Жорж Самсонович Коробочка

Мой однокурсник, Белорусский Геракл, художник, талантливый невролог, организатор широкой неврологической службы в Николаевске-на-Амуре и районе, отец девяти детей от пяти жен. Мы с Владимиром Всеволодовичем Владимировым и Валентином Федоровичем Матвеевым подготовили ему в Москве хорошую почву с пропиской и квартирой, присоединилась неожиданно к нам профессор Института Философии Регина Семеновна Карпинская (биолог и философ): «Пусть приезжает. В крайнем случае возьму в свой отдел и жить будет у меня, квартира огромная». Не получилось! Последняя жена была депутатом исполкома и категорически против (боялась, что Жора и ее бросит, увлечется москвичкой). Надя, как ее звали, подключила к себе местные и Хабаровские медицинские власти – Жоре не подписали увольнение. Ему исполнилось 50 лет. Он справил день рождения, лег отдохнуть на диван и умер (как и Гена, похоронен на закрывающемся кладбище Николаевска-на-Амуре на Сопке «Дунькин пуп», у забора). Его могила – последняя.

Борис Яковлевич Макагон

Мог бы работать в ЦГ МВД СССР, как и его жена, тоже психиатр. Мой друг. Был главным наркологом Дубны, а жена – главным врачом ПБ. Соблазнен Соросом, от его фонда в Москве – при Литературной Газете, получал каждую неделю по 100 долларов «в поддержку», бросил Дубну, друзей из элиты дубненских ученых, шикарную квартиру, дачу и дом в лесу, уехал в Израиль и там сгинул.

Владимир Николаевич Прокудин