Глава 2
Деньги – не главное!

1859 г.

Войдя в дом мистера Скотта, Карнеги не мог не заметить царившей там суматохи. Босс готовился к переезду. Комнаты без диванов и столов выглядели голыми, пустые книжные полки зияли по углам, словно беззубые рты. Неприятный вид, действующий на нервы. И столько пыли в воздухе! Карнеги раздраженно чихнул.

Разумеется, он был рад за босса. Мистер Скотт станет отличным вице-президентом Пенсильванской железной дороги. Но его беспокоило собственное будущее. Шесть лет Карнеги был правой рукой мистера Скотта, а кем он будет теперь? Похоже, он вернулся к тому, с чего начал много лет назад, сойдя с парохода в Нью-Йорке, – с положения безработного иммигранта.

Мистер Скотт был в своем кабинете. Он поприветствовал Карнеги и жестом пригласил сесть. Карнеги опустился на стул. Сердце учащенно забилось. Сейчас босс либо попросит его последовать за ним в Филадельфию и продолжить работу в качестве секретаря, либо…

Мистер Скотт устроился в кресле за письменным столом, и некоторое время они обменивались любезностями. В поведении босса не было ни малейшего намека на дальнейшую судьбу Карнеги. Да и выглядел он как всегда: светлые волосы аккуратно причесаны, длинные бакенбарды почти скрывают уши, лицо безмятежно.

Наконец он перешел к делу. Его место здесь, в Алтуне, по-видимому, займет Енох Льюис. Карнеги знал, что мистер Скотт идет на повышение. И все равно мысль о том, что кто-то другой заменит его в Алтуне, была неприятна. Что еще хуже, руководство компании могло решить, что Карнеги лучше остаться с мистером Льюисом, чем следовать за мистером Скоттом. Но он не мог представить себя на службе у другого начальника. Особенно учитывая, что и сам бы справился с работой управляющего, несмотря на молодость.

– А что до вас… – сказал мистер Скотт. Карнеги замер на краешке стула. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем уста наставника изрекли вердикт: – Как полагаете, вы смогли бы возглавить Питтсбургское отделение?

Карнеги ответил чуть ли не раньше, чем босс закончил вопрос, не успев его даже осмыслить:

– Полагаю, что смогу.

– Хорошо, – продолжил мистер Скотт. – Мистера Поттса переводят в транспортный департамент Филадельфии, и я рекомендовал вас президенту компании в качестве преемника Поттса. Президент согласился взять вас на испытательный срок. Какую зарплату вы бы хотели получать?

Начальник Питтсбургского отделения – прежнее место службы самого мистера Скотта! Карнеги захлестнуло приливом энергии. Он был готов приступить к работе немедленно. У него будет собственный отдел! Ему будут подчинятся. На всех указах из Питтсбурга в Алтуну будут стоять инициалы Э. К… Хм, зарплата?

Что же ответить? Цифры хаотично мелькали в голове. Что, если он попросит 1000 долларов в год, в то время как мистер Скотт был готов предложить 1100? Или даже 1200? Да, непростая задача. Как сохранить вид разумного и благодарного служащего, но при этом не обделить себя?

– Зарплата, – наконец сказал Карнеги, – не имеет значения. Мне нужна не зарплата, а место. Служить в Питтсбургском отделении на вашей прежней должности – это уже большая честь. Вы можете назначать мне жалованье, какое сочтете достойным, пусть даже не больше того, что я получаю сейчас.

Ну вот, как-то так. Должно сработать.

– Что ж, – ответил мистер Скотт, – когда я там служил, то получал 1500 долларов в год, а мистер Поттс получает 1800. Думаю, будет правильно, если вы начнете с 1500 годовых, а через некоторое время, если будете хорошо справляться, получите 1800 долларов. Такое условие вас устроит?

Полторы тысячи долларов. Это было в два раза больше, чем он зарабатывал сейчас. Больше, чем в два. Карнеги быстро прикинул, какие возможности открывают перед ним 1500 долларов в год: в какой дом он сможет перевезти мать, куда инвестировать. А 1800 долларов – вопрос ведь только в том, когда он их заработает, а не если – позволят взлететь еще выше. Если он правильно разыграет доставшиеся ему карты, то когда-нибудь, возможно, станет президентом всей Пенсильванской железной дороги. Разве это не здорово? Он, Карнеги, оставит свой след в истории.

– О, пожалуйста, деньги для меня не главное! – воскликнул он [1].

Глава 3
Первый доктор

1882–1887 гг.

По преданию, на глубине озера Эри обитает огромная скользкая тварь. Местные прозвали ее Бесси. Она выплывала на поверхность, сверкая чешуей, и даже ползала по берегу, но исчезала, стоило только человеку ее заметить. Судоходцы до дрожи боялись ее: их пули проходили сквозь змееподобное тело, не причиняя вреда. Чешуя Бесси отливала то ли медью, то ли серебром. Размер чудовища тоже вызывал споры. Одни говорили, что в длину оно футов 16, другие – что 30 или даже 60^[2]. Так или иначе, про чудовище по имени Бесси здесь знал каждый [1]. К моменту приезда Кэсси в Кливленд этот город уже привык дрожать в страхе перед женщиной.

Чтобы добраться до Кливленда, Кэсси пришлось преодолеть темные воды озера Эри. В 1882 году сделать это было куда проще, чем в недалеком прошлом. Озеро огибали сотни миль железнодорожных путей, и все, что требовалось для путешествия – билет.

Кэсси высадилась в Кливленде, который менялся буквально на глазах, как кусок глины в руках гончара. Конец Гражданской войны^[3] и появление железных дорог способствовали такому стремительному росту населения, что Лесной Город буквально трещал по швам. С 1870 года его население почти удвоилось, а в 1880-м насчитывало уже 160 146 человек. В период с 1900 по 1910 год число жителей Кливленда снова выросло почти вдвое, и он стал двенадцатым по величине городом в Соединенных Штатах [2].

Страна и сама росла резкими скачками – по мере того, как иммигранты из Южной Европы просачивались через ее границы. Хотя большинство европейцев оседали в Нью-Йорке, некоторые все же устремлялись на запад и в конце концов добирались до Кливленда. Внезапно в разных районах города образовались целые иностранные общины: русские евреи, итальянцы, австро-венгры, словаки. А людской поток все не иссякал. Кливленд раздавался в ширь до середины XX века [3].

Вновь прибывших ждало множество рабочих мест. Город превратился в скопление металлургических предприятий. Заводы в его окрестностях росли как грибы после дождя: Otis Steel, Pickands Mather & Company, The Cleveland Rolling Mill Company и другие. В 1880 году на сталелитейных заводах трудились 28 % рабочих Кливленда. По данным статистики 1884 года, 147 предприятий города были так или иначе связаны с черной металлургией [4]. Городские власти так обеспокоились тем, что тяжелая промышленность вскоре совсем лишит Кливленд тихих живописных уголков природы, что в 1870 году стала выделять государственные средства на разбивку парков.

А еще Кливленд, как и всю страну, наводнили разного рода сообщества и тайные организации. Известные люди вступали в такие братства, как «Рыцари Пифия», «Чудаки», «Рыцари Колумба» и прочие. Самыми привилегированными среди них считались масоны. Масонами были такие знаменитости, как Теодор Рузвельт, Джон Джейкоб Астор, десятки президентов и королей. Если человек принадлежал масонской ложе, значит, обладал определенным влиянием на местном уровне и, скорее всего, немалыми деньгами.

Так что железо и сталь построили не только железные дороги, но и американский высший свет. В статье газеты New York Tribune за 1892 год приведен список 68 самых богатых людей Америки, 53 из которых были кливлендцами [5]. По мере того как в городе и его окрестностях появлялось все больше и больше миллионеров, возник новый социальный класс. В Нью-Йорке сливки общества составляли не больше 400 человек. Кливлендские богачи позаимствовали это число. В перерывах между шоппингом в центре города, проведением роскошных балов и посещением театров 400 жителей Лесного Города старательно лепили собственную версию высшего света. Появились такие издания, как Cleveland Town Topics и Cleveland Blue Book^[4], в которых подробно описывалась жизнь и деятельность местной элиты. Зародилось немало общественных организаций, например, кливлендское общество коллекционеров книг Rowfant и знаменитый клуб Union. И, конечно же, возводились роскошные дома.

К 1880-м годам значительную часть миллионеров Кливленда можно было встретить на одной улице – Эвклид-авеню. Вдоль дороги на многие мили тянулись особняки в разных стилях. Вычурные викторианские дома соседствовали с неоклассическими колоннадами, строгие георгианские – с величественными строениями в колониальном стиле [6]. Две шеренги вязов раскинули ветви над тротуарами. В конце XIX и начале XX века все больше богатых семей пускали свои золотые корни в Ряду Миллионеров, как еще называли Эвклид-авеню: здесь жили Мазеры, Чисхолмы, Ханны, Сквайры, Эверетты и, конечно же, самые известные среди них – Рокфеллеры [7].

Прибыв в прекрасно обставленный особнячок своей сестры Элис – дом номер 503 на Супериор-стрит [8], – Кэсси принялась впитывать ее жизнь с неуемной жадностью. Муж Эллис, Стэндиш Йорк, был успешным дельцом и уважаемым масоном [9]. Кэсси неустанно изучала город, заглядывая во все уголки и щели, и вскоре поняла, насколько пресной была жизнь Элис на самом-то деле. В Иствуде или Вудстоке Стэндиш Йорк, возможно, и считался бы крупным промышленником, но в Кливленде он мало значил.

Одной прогулки по Эвклид-авеню было вполне достаточно, чтобы пробудить в человеке самые потаенные амбиции. А Кэсси свои никогда особо и не скрывала. Увитые плющом стены особняков были совсем рядом – рукой подать. Причем некоторые из обитающих в них миллионеров, как она не преминула выяснить, отнюдь не родились миллионерами. Они просто вложили немного денег в прибыльные предприятия: в железнодорожную компанию, которая собиралась расширяться, или сталелитейный завод, который только что подписал эксклюзивный контракт. Как говорится, поставили на правильную лошадь. Нет, Ряд Миллионеров не был так уж недосягаем. Попасть туда мог любой, кто обладал достаточной смелостью и каплей везения.

И деньгами, конечно же. Без них ничего путного не добьешься. Едва поселившись в доме Элис, Кэсси сосредоточилась на решении финансовой проблемы. Поскольку люди еще помнили судебный процесс в Иствуде, она не решилась повторить аферу с фальшивыми расписками. Просить денег у сестры тоже не могла, по крайней мере, в тех количествах, в которых нуждалась. Тем не менее, она все же нашла способ, как извлечь пользу из «бедного королевства» Йорков.

Ростовщик приблизился к дому номер 503 на Супериор-стрит, не скрывая профессионального любопытства. Дом респектабельный, в зажиточном районе. Миссис Йорк обмолвилась, что испытывает лишь временные финансовые затруднения и, судя по всему, не солгала.

Хозяйка сама открыла ему дверь, поздоровалась тепло, с улыбкой. Взгляд темных глаз был ясен, поведение – непринужденным. Что ж, еще один хороший знак. Человек его рода деятельности способен с первого взгляда распознать отчаяние: бегающие глаза, беспокойные руки, торопливая речь. Однако миссис Йорк говорила медленно, слегка шепелявя.

Она провела его по дому, демонстрируя мебель. Вот этот диван стоит не меньше того, сколько она хотела бы получить, и этот шкаф тоже. Или обеденный стол – он тоже может послужить залогом. В общем, есть из чего выбрать. Вся мебель качественная, добротная. Но если, невозмутимо продолжала миссис Йорк, нужен кто-то, кто мог бы поручиться за ее репутацию – о да, она понимает, что это необходимо, – то пусть поспрашивает ее соседей. Она уверена, что их отзывы о миссис Йорк будут исключительно положительными.

Ростовщик указал на один из предметов мебели: «Вот, этого вполне достаточно». Если миссис Йорк вовремя не вернет ему деньги с процентами, он это заберет. «Очень хорошо», – кивнула она.

Он протянул ей пачку банкнот, уверенный, что совершил очень выгодную сделку.

Некоторое время назад Кэсси обнаружила, что в Кливленде немало ростовщиков, которые выдают краткосрочные займы, получая прибыль от процентов [10]. К ее большой радости, дом Элис и Стэндиша был битком набит дорогой мебелью, пригодной для залога: диванами, кушетками, столами, конторками. Кэсси стала брать ссуды под залог имущества Йорков, всякий раз у других ростовщиков. Обычно она просила не больше 100 долларов – сумма не сказать чтобы существенная, тем не менее деньги накапливались. Наконец-то у нее появилась возможность закрыть самую острую из своих нужд – обновить гардероб…

Стэндиш совершенно зря так разозлился на нее. Она ведь ничего не украла: ни его мебель, ни деньги. Она выплатит все долги, дайте только время. Ну право же, ее финансовые дела его совершенно не касаются! Такими словами Кэсси пыталась унять несоразмерный гнев, обуявший ее шурина, когда он узнал, каким образом она получала займы. Однако Стэндиш был неумолим. Он потребовал, чтобы она убралась вон из его дома, причем немедленно [11].