Глава 4

Перейти от плана к действию Джульетта смогла только через два дня.

Дел было невпроворот, и одна дома Джульетта оставалась разве что ненадолго. Однако на третий день Клэр, похоже, решила, что пора вернуть хозяйство на обычные рельсы.

– Можешь оставить ключи в ящике комода, – сказала она, когда после завтрака все было убрано. – Когда вернешься из колледжа, я уже буду дома.

У Джульетты оборвалось сердце. Накануне вечером, когда мачеха выложила список сегодняшних встреч, ее остро кольнуло предвкушение.

Решимость поколебалась, затем окрепла.

– Сегодня у меня нет занятий, – сказала Джульетта.

Мачеха сузила глаза:

– Сегодня понедельник.

– Расписание изменили. – Джульетта впилась ногтями в ладони. – Звонили вчера.

Мачеха воззрилась на нее, потом раздраженно пожала плечами и отвернулась. Джульетта опустила голову, пряча румянец нервического триумфа. Конечно, мачеха проверит и обман встанет в десять раз дороже, но сейчас Джульетте было плевать.

* * *

Когда дверь закрылась, Джульетта выждала немного на случай, если кто-нибудь что-нибудь забыл и вернется, и пошла в спальню отца и его жены. Она не вполне понимала, что ищет, – значит придется искать везде. Она нервничала, но вдобавок различала дрожь преступного возбуждения при мысли о том, что заглянет во все те места, что обычно проходили по категории «Тебя не касается» или «Тебе тут делать нечего».

С методичной непокорностью она листала записную книжку на ночном столике Клэр, совала руки в карманы ее одежды в шкафу, разглядывала каждый ключ в ящике тумбочки у отцовской кровати. Ничего не обнаружив, пошла наверх. Комоды в свободной комнате оставляли пустыми для гостей, но в углу стоял деревянный сундук с сентиментальными сувенирами сестер. Старые школьные учебники. Рисунки. Первые туфли. Никаких вещей Джульетты там не было, и от этого внутри заворочалась старая боль – тупая и медленная, но в груди все равно заныло.

Вернувшись вниз, она вошла в кабинет. Формально отцовский, но его жена бывала там чаще – скрупулезно подсчитывала домашние расходы за столом. Книжный шкаф забит тетрадями и справочниками. Стивен писал книгу об истории английского театра. Когда-то – урывками между лекциями, а женившись на Клэр, заявил, что теперь посвятит себя писательству целиком. Насколько могла судить Джульетта, это никак не увеличило его писательскую продуктивность, лишь резко сократило склонность к любой другой работе.

Из книжного шкафа она вытащила тетрадь. Все страницы исписаны заметками, только изредка – эскиз или диаграмма. Начала было читать, но почерк у Стивена был такой мелкий и убористый, что она сдалась и перешла к пианино. Отец играл нечасто, но порой до Джульетты доносился музыкальный обрывок, неуверенный, с паузами, как будто Стивен вспоминал то, что знал когда-то давно. На нотной странице он записал простую мелодию с несколькими аккордами в левой руке. Тут и там зачеркивал неверные ноты, вписывал другие.

Джульетта положила руки на клавиатуру, припоминая единственный триместр, когда ее учили играть в школе. Вышло неуклюже и медленно, но она узнала мелодию, которую пытался сыграть Стивен. Необычная тональность и тоскливые переливы застряли в памяти, и Джульетта жалела, что не слышала всю вещь целиком.

Отвернувшись от пианино, она обошла стол и принялась открывать все ящики по очереди. Скрепки. Ручки. Старый счет от портного. Мачеха надула бы губы, увидев его, и тут же извлекла бы лист с несведенными счетами. Ящик слева оказался заперт, и Джульетта вспомнила про связку ключей в отцовской тумбочке. Сбегала наверх в спальню, забрала ключи и вернулась в кабинет.

Третий ключ подошел. В ящике обнаружились неровная стопка писем и видавшая виды медная шкатулка. Джульетта взяла верхний листок из стопки. Письмо, адресованное отцу, – на вид официальное, с неброской шапкой.

«Марлоу и К», стряпчие Иннер-Темпл, Лондон

Отправлено несколько месяцев назад и касается какого-то платежа. Ниже еще пачка идентичных писем, только даты другие – по одному в год. Но в самом низу Джульетта нашла кое-что иное: рукописные буквы в письме, нацарапанном поспешно и неровно, смазанные тут и там, словно автор слишком торопился, чтобы дожидаться, пока высохнут чернила. Датировано пятнадцатью годами ранее, и наверху – адрес, почти неразборчиво.

Пал… дин-стр… 3 Лонд…

Первые строчки совершенно неразборчивы, но дальше почерк немного устаканился, и несколько слов Джульетта прочла:

Какой родитель… своего ребенка… мне так жаль…

Она быстро вдохнула и наклонилась ближе, пытаясь выудить смысл из этих неровных букв.

Если… увидишь ее… девочку… серебряных туфлях…

Серебряные туфли.

И вновь напряжение зазвенело внутри, но на сей раз не исчезло. Оно становилось все настойчивее – болезненное томление по недосягаемому.

Серебряные туфли.

Джульетта еще покрутила эти слова в голове, и ее пронзило воспоминание. Она маленькая, лет восемь или девять, стоит у двери гостиной в ночной рубашке – ее погнала вниз пульсирующая боль в ухе. В гостиной Клэр кричит на Стивена, размахивая листом бумаги. Голос гневно дрожит, и в животе у Джульетты все переворачивается от тревоги: в мире взрослых что-то пошло не так. Ускользая прочь, она улавливает финал этой странной короткой тирады:

…серебряные туфли.

Джульетта смотрела на письмо, пытаясь сопоставить рисунок сгибов с воспоминанием о листе в судорожной хватке мачехи. Эти слова правда звучали или ее разум складывает что-то из фрагментов ничего?

Нет. Что-то там было. Она чувствовала.

Отложив письма, Джульетта занялась шкатулкой. Самый маленький ключ в связке подошел к замку, и шкатулка раскрылась, явив взгляду странный набор предметов. Черная шелковая маска с ленточками. Несколько серебряных подвесок-шармов на потемневшей цепочке. Ключ на бархатной ленте. Старая фотография.

Маска по краю отделана перышками, словно с живота черного лебедя. На обороте вокруг переносицы – похоже, мазок грима. Ткань пахла плесенью, но с примесью чего-то еще – возможно, легчайший намек на духи.

На фотографии молодая женщина. Что-то смутно знакомое было в ее улыбке, хотя Джульетта понятия не имела, кто это. Голос отца раздался в памяти, надломленный последним, предсмертным отчаянием.

Мад… лен.

Джульетта отложила фотографию и взяла ожерелье. На вид – дешевка с хлипким замком, подвески слишком легкие – вряд ли настоящее серебро. Маска – миниатюрная версия той, что лежала на столе, – балетная туфля (серебряные туфли), роза, перо, фонарь, корона и птица.

В отличие от шармов, ключ был цельнолитой и увесистый, с необычной резьбой на головке. Он висел на фиолетовой ленте – концы истрепаны, как и завязки на маске. Джульетта положила на стол и его; она будто складывала пазл, не зная заранее, какая картинка должна получиться.

Маска. Фотография. Подвески. Ключ.

Неразборчивое письмо, размазанное, возможно, слезами.

Имя, которого она раньше никогда не слышала.

Полицейские, которые спрашивают о неизвестном прежде.

В школе они читали стихотворение о морском чудовище, спящем на дне океана. Мисс Аббелин сказала, что это про секреты, про то, что забыто. Каждая строчка сочилась опасностью – кроме последних:

Он с громким воплем Всплывет и на поверхности умрет^[1].

Джульетта до сих пор помнила разочарование от этого финала. Все эти темные обещания, эта медленная, дрейфующая угроза – и в итоге ничего. А вдруг тут то же самое? Вдруг этот клубок смятения, это чувство, будто что-то витает прямо за гранью понимания, распадется, рассеется, вновь оставив ее обыкновенной и одинокой?

Погруженная в эти мысли, Джульетта лишь спустя секунду или две различила шум в прихожей. И тут же запаниковала – накатил безмерный, застилающий глаза страх ребенка, пойманного на запретном. Руки стали неуклюжими, и она дважды уронила ожерелье, запихивая его обратно в шкатулку. Это ей удалось, и она уже ловила ключ на столешнице, но было слишком поздно. Шаги приблизились, и в дверях возникла мачеха.

С обреченным вздохом Джульетта выпрямилась и подождала, когда разразится шторм.

Мачеха подошла к столу и нагнулась посмотреть.

– Стивен всегда запирал этот ящик. – Звучало почти приветливо. – Что там было?

Джульетта протянула ей маску. Клэр взяла, повертела.

– Вы знаете, что это? – К Джульетте вернулся голос.

– Сувенир, полагаю. На память о какой-то другой женщине. – Клэр отдала ей маску, кивнула на фото. – Может, об этой.

Джульетта коснулась пальцами лица женщины на фотографии.

– Вы знаете, кто она?

Мачеха коротко, холодно усмехнулась:

– Мадлен. – И затем, когда сердце Джульетты сжалось: – По крайней мере, ты так думаешь, верно?

Джульетта прикусила губу. Мачеха всегда читала ее как открытую книгу. Это было особенно болезненное унижение. Не успела Джульетта ответить, Клэр стряхнула несуществующую пушинку с рукава.

– Ты спрашивала. Он ее упоминал. Однажды. Когда мы только поженились. Когда… – Ее лицо закаменело. – Не важно. Он назвал меня Мадлен. По-моему, и сам не заметил, а я об этом никогда не говорила.

– Кто она?

– Я же сказала, что никогда не говорила об этом, – резко повторила мачеха.

– Она моя мать?

Пальцы у Джульетты дрожали. Может, одна из отцовских историй о разбитом сердце была правдой. Может, он не мог говорить о ней, потому что было слишком больно. Может… – ее осенила тень надежды, – может, Джульетта слишком напоминала ему о потерянной любви.

Глаза мачехи сузились.

– Перестань.

– Что?

– Я знаю это лицо. Фото, имя – и ты не здесь, сочиняешь сказочку о том, что ты украденная принцесса, а она придет и унесет тебя в замок на том конце радуги. Я слышала, что ты рассказывала девочкам. Чушь несусветная по большей части. Но иногда твой голос менялся, и ты замолкала. Это ты рассказывала сама себе то, что считала правдой.

– Но это не просто сказочка, – возразила Джульетта. – Он хранил ее фотографию все эти годы.

Клэр покачала головой:

– Ты опять. Ты даже не знаешь, правда ли на фотографии твоя мать.

Джульетта вспомнила, о чем спрашивал Мансфилд, – один из тех вопросов, на который нечего ответить, кроме «я не знаю».

– Мое свидетельство о рождении, – сказала она. – Там же указано имя моей матери?

Можно затребовать его у… кто там занимается такими делами, и оно придет в тисненом конверте. Джульетта откроет его и разгладит на столе, и там будет сказано…

Ее мысли прервались. Мачеха направилась в угол, к книжному шкафу. Отперла его и вытащила папку. Оттуда извлекла лист бумаги, вернулась и вручила Джульетте.

– Мне нужно было твое свидетельство о рождении, чтобы записать тебя в колледж. Вот все, что я нашла.

Письмо на бланке. Адрес в шапке: Сомерсет-хаус, Лондон.

Уважаемая миссис Грейс,

благодарю Вас за обращение. К сожалению, выполнить Ваш запрос о предоставлении копии свидетельства о рождении не представляется возможным. В реестре существует запись, детали которой совпадают с присланными Вами, однако рождение было зарегистрировано в одной из вольниц Лондона. Эта вольница ведет свой собственный реестр, и хотя в соответствии с законодательством архивариус обязан предоставлять ежегодный список зарегистрированных событий для внесения их в реестр Центрального бюро регистраций, эта информация ограничена именем физического лица и районом, где произошло событие.

Для получения более полных сведений, пожалуйста, обратитесь по адресу:

Архивариусу

Килнер-стрит

Вольница Южных Святых

Лондон

Искренне Ваш,

И. Халлидэй,

старший архивариус

Джульетта прочитала письмо дважды, пытаясь понять, что это значит.

– Вы написали? – спросила она. – Куда он сказал?

Мачеха покачала головой:

– Я в итоге обошлась без свидетельства. Судя по тому, что я про них слышала, мне бы вряд ли ответили, так что я не стала тратить время.

– Про кого?

Вольница Южных Святых. Что-то смутно знакомое.

Мачеха отвела глаза:

– Вольница Южных Святых – настоящее название Театрального округа.

Даже странно, каким беззвучным может быть взрыв. Мысли разлетелись шрапнелью, пронзили дальние глубины ума. Мгновение Джульетта силилась собрать их воедино, а потом ее вознесло на крыльях чистейшей радости, какой ей никогда не доводилось знать. Она из Театрального округа. Вот оно. Вот какой секрет она предчувствовала все эти годы.

– Что он вам говорил? – Она попыталась сосредоточиться. – О том, откуда он пришел?

– Он говорил, что жил в Театральном округе, – ответила Клэр. – Говорил, что твою мать знал совсем недолго, что она умерла, когда ты была маленькой, и больше никто не захотел тебя взять. Это все.

– И вы никогда не хотели узнать больше? – Эта мысль казалась непостижимой.

– Мне было довольно, что он не пьяница, не преступник и не банкрот. Это главное, что меня волновало. Мне было все равно, где он вырос и что делал с другой женщиной за много лет до того, как встретил меня. – Клэр говорила отрывисто, и Джульетта вгляделась пристальнее.

Ты завидуешь, подумала она с внезапной уверенностью.

Не приемной дочери или другой женщине. Не настолько банально. Но Джульетта – не просто ненужный плод нежелательного союза. Она – нечто редкое и прекрасное, а мачехе никогда не стать ни тем ни другим. Вот почему она пыталась сокрушить сияющие мечты Джульетты. Вот почему Джульетту записали в колледж, где у девочек единственная мечта – печатать со скоростью восемьдесят слов в минуту.

Истории, которые она себе рассказывала, – не просто истории. Видимо, глубоко в душе она знала, что никогда не была предназначена для этой скучной жизни без любви. Она из Театрального округа, и теперь, зная это, может вернуться, и выяснить правду, и, возможно…