Kallipareos. «Исполненная чудных ланит». Наконец-то вспомнила. Гомеровское слово сверкает у нее на крючке. А дальше вдруг открывается весь ее древнегреческий словарь, который без малого полгода томился в чулане. Она сама его убрала, поскольку не преподавала греческий.
Такое случается. Уберешь вещь с глаз долой совсем ненадолго, время от времени лезешь в чулан за чем-то другим – и вспоминаешь о ней, говоришь себе: уже скоро. Потом привыкаешь к тому, что она в чулане, задвигаешь подальше, чтобы впереди и сверху поместились другие вещи, а потом и думать о ней забываешь.
О вещи, которая была твоим ярким сокровищем. Забываешь думать. Вначале не осознаешь эту потерю, а потом не можешь вспомнить.
Но даже если не убираешь с глаз долой, даже если с ее помощью день ото дня зарабатываешь себе на жизнь? Джулиет вспоминает пожилых учительниц из школы: большинству из них было совершенно все равно, что преподавать. А Хуанита, к примеру, ведет испанский только потому, что он согласуется с ее именем (вообще-то, она ирландка), и еще потому, что хочет выработать у себя беглость речи на случай поездок. Нельзя же сказать, что испанский – ее сокровище.
Мало у кого, очень мало у кого есть сокровище; если оно есть, нужно за него держаться. Нельзя попадать с ним в засаду, нельзя выпускать из рук.