Глава 2

Утром, в девять часов, семья Диам приступала к завтраку. Ромэн был сегодня сам не свой: ничего не ел, лишь ковырял вилкой в тарелке, не поддерживал непринуждённую беседу отца и матери о приближающейся осени, дважды опрокинул солонку и разлил напиток на белоснежную скатерть. Он размышлял совершенно о другом: на его теле не осталось ни одной царапинки от куста роз, будто ничего ночью и не произошло.

Наконец не выдержав, сын встал из-за стола и, извинившись перед леди и лордом, отправился в птичник. Мать проводила его долгим взглядом, а отец не заметил ничего необычного.

В птичнике слуги вычищали клетки и выскабливали половой настил. К соколу никто не был допущен, Ромэн сам всегда ухаживал за ним и сейчас, жестом приказав слугам удалиться, остался с другом наедине. Сокол не спал. Он тоже казался взволнованным.

– Ну и что это такое, Эрмон? – строго спросил лорд-наследник.

Птица сердито нахохлилась и повернулась к нему спиной.

– Я с тобой разговариваю!

Сокол упорно сидел на своём месте.

– Это ты сделал так, что мы улетели? – чуть мягче спросил Ромэн. – Я не мог управлять тобой, мне это не понравилось.

Эрмон резко обернулся и сверкнул жёлтыми глазами.

– Ночью с тобой проще, – вздохнул юноша.

Сокол взвился с места и, насколько позволяла клетка, расправил мощные крылья.

– Эй, эй, спокойно, что такое? Ты хочешь полетать?

Ромэн отпер клетку, но вместо привычного ритуала, – когда сокол садился на перчатку юноши, и они выходили в сад, – сразу вырвался из плена и вихрем унёсся вдаль.

Юноша побежал следом, но Эрмон будто исчез, затерялся в бескрайних облаках.

Весь день Ромэн прождал его, избегая родителей, а также прибывших к вечеру званых гостей. Как ни старался отец, сын успевал ускользать от него и посланных за ним слуг, ведь на ужине присутствовали самые завидные и прекрасные невесты окрестностей. Такие вечера в последнее время давались нелегко каждому члену семьи. Отец желал знакомства с невестами и скорейшей помолвки, матушка придирчиво осматривала каждую из них, ревнуя и волнуясь за сына, а Ромэн пытался сбежать под любым предлогом, либо сидел скучным и равнодушным, отталкивая девиц.

В этот раз он убежал в ближайший маленький лесок, где невозможно заблудиться, но слуги не могли его найти. Поздним вечером, услышав, как от замка отъезжают кареты, Ромэн вернулся в свои покои, где его уже давно ждала мать.

– Ты пропустил ужин, дорогой, – спокойно сказала она, когда сын появился на пороге комнаты.

– Я… матушка, я, кажется… не здоров, – соврал он.

– Я так и сказала гостям и твоему отцу.

Ромэн топтался в дверях: он желал, чтобы родительница скорее покинула его спальню.

– Ромэн, мальчик мой, ответь мне: ты сегодня хорошо спал ночью?

Юноша слегка побледнел.

– В целом… в целом – неплохо.

Матушка внимательно посмотрела на него. Сын заметно нервничал.

– А твоя птица, сокол, тоже спит по ночам?

– Э… я не знаю, матушка, наверное, спит.

– Знаешь, я подумала, может, стоит выпускать его летать по ночам?

– Зачем это? – нахмурился сын.

Мать задавала странные вопросы, будто о чем-то догадывалась.

– Это же свободные птицы, понимаешь, хоть они и приручены к человеку.

– Матушка, я не понимаю – что ты хочешь мне сказать?

– Ты выпускал его сегодня ночью, ведь так?

– Я? Нет! – Но спустя секунду он подумал, что лучше сказать «да». Мать и вправду странно себя ведёт: за девять месяцев она никогда не спрашивала его о птице, о таких глупостях – выходит, она что-то слышала или видела, вот только что?

– Значит, не ты выпускал сокола?

Ромэн нервно улыбнулся.

– А… сегодня, ты спросила про сегодня? Прости, я, наверное, не расслышал. Да, я выпускал его. На один только час. Очень уж он просил полетать…

Матушка довольно кивнула, и Ромэн слегка расслабился.

– Ну хорошо. А ты где был этот час?

Юноша снова замешкался, но его спас вернувшийся Эрмон: сокол громко и пронзительно крикнул у птичника, просясь внутрь. Ромэн сразу бросился к нему, оставив матушку без ответа.

Сокол прыгнул на перчатку к хозяину, в клюве у него что-то было.

– Ну и напугал же ты меня, дружище, больше не делай так, ладно?

В клюве оказался ароматный лепесток алой розы.

Но этого было достаточно, чтобы Ромэн понял: всё, что произошло ночью, реально. Ая – реальна. Сокол – не просто птица, он способен летать сквозь другие миры, если сказанное Королевной правда (в чём теперь не смел сомневаться юноша). Он, не стыдясь своих чувств, заплясал рядом с птичником, прижался щекой к прохладным перьям друга и едва не закричал о своём счастье.

– Но значит, это не ты сам улетел от неё ночью, – чуть остыв, произнёс Ромэн, всматриваясь в жёлтые умные глаза птицы.

– Может, она сама прогнала нас прочь?.. Мы вернулись на рассвете, выходит, она знала, что нам пора? Хм, а что было бы, если б мы задержались ещё дольше?..

Но сокол лишь смотрел немигающим взглядом на своего хозяина и не мог ответить на вопросы, которые так терзали юношу.

Едва залетев в свою клетку и устроившись на любимом месте, сокол тут же уснул, мгновенно, не разбудив остальных обитателей птичника.

– Устал, бедняга, – прошептал юноша, прижимая к сердцу лепесток. Закрыв дверцу, он внимательно исследовал замки и ключи, запоры находились на месте. Но ему придётся ответить на вопрос матери, она неспроста спрашивала. А это говорит о том, что…

– Значит, нас не было дома, – вслух произнёс Ромэн.

Тем временем леди Плэмери, подождав сына десять минут, отправилась в свою комнату. Сокол не давал ей покоя. Ведь пока он не появился в их жизни, сын вёл себя прекрасно: всегда общительный и вежливый, он не убегал от гостей, не прятался, не лгал и не юлил. Что-то происходило с ним, и связано это с птицей. Но мать не могла ни с кем поделиться своими опасениями. Муж давно не в счёт: старик, последнее время недовольный и брюзжащий, помешался на идее заключения выгодного брака для сына и рождения внуков. Около одиннадцати вечера, женщина, уложив лорда спать, быстро переоделась в дорожный костюм, набросила капюшон плаща на голову и вышла из замка, оставшись никем не замеченной.

* * *

Ещё днём леди Плэмери спланировала эту ночную вылазку, доверившись одной надёжной служанке, которую знала с малых лет. Та обещала отвести хозяйку к ведуну. Сама служанка боялась идти к нему, ведь он жил за небольшим леском, в дряхлой лачуге, был пьяницей и дебоширом и, по слухам от других слуг, однажды в пьяном угаре убил свою жену, зажарил в печи и съел. Леди Плэмери строго отругала за эти сплетни Милору – так звали старушку – нечего выдумывать, это глупости и сказки, лишь бы отпугнуть детей, чтобы не шлялись рядом.

К ведовству сама леди относилась осторожно, ведь в нынешнее время было не принято якшаться с представителями магического сообщества: все они считались прислужниками дьявола, почти что нечистью, и в высших светских кругах об этом не говорили. Плэмери, на самом деле, не была против, но и не стремилась злоупотребить общением с кем-то из Тех. Как и все дамы её круга, при случайном упоминании этой деликатной темы, она делала испуганное лицо и требовала с благоговейным ужасом в голосе немедленно прекратить опасные и позорные речи. Никто не знал: не в первый раз она обращалась к колдунье, к ведуну и даже встречала мага. По её мнению, именно слепая ведьма даровала ей сына, когда она уже отчаялась стать матерью.

Сейчас леди была настроена на провидение: может, ведун раскроет, что за птица этот сокол, вмешалась ли тут чья-то грязная магия и содержит ли она в себе опасность для их семейства.

– Далеко ещё, Милора? – шёпотом спросила она, пробираясь через кусты и деревья.

– Ох, дорогая Плэм, не ходила бы ты туда, негоже леди… – запричитала старушка.

– Замолчи, Милора, я спросила тебя: далеко ещё?

– Да вот за теми деревьями, уже скоро. Только в избу я не зайду, прости ты меня, но ни за какие брильянты не пойду, хоть зарежь меня, но не пойду, никак не пойду…

– Тише ты, квохчешь, как курица. Будешь около стоять.

Лес закончился, обнажая заросшую поляну, где в тени сухих зарослей и гнилых деревьев спряталась избушка ведуна.

Леди постучала громко три раза, ей ответил вдалеке волчий вой. Милора, если б не была уже седой – поседела бы в одну секунду. Она хотела что-то сказать Плэмери, но та погрозила служанке кулаком. Женщина снова постучала. Через минуту дверь распахнулась, едва не пришибив обеих.

– Чего надо? – На пороге стоял мужчина, с напрочь пропитым и заросшим бородой лицом, в грязном нижнем белье, в руке он держал большую ржавую кружку.

– Доброй ночи, э… сэр. Прошу прощения за вторжение, но я должна была прийти.

Леди Плэмери держалась уверенно и спокойно, по крайней мере, внешне.

– Ты ещё кто? Ик!..

– Я …я лишь хочу помощи…

– Чего надо? – Снова повторил ведун, неприятно причмокивая из кружки. Милора вжалась в стену за дверью, насколько позволяла её пышная фигура, и буквально оцепенела.

– Я хочу, чтобы вы помогли мне в одном, ну, скажем, вопросе.

– Я?

Женщина кивнула. Мужик задумчиво почесал лысеющую голову и жестом пригласил внутрь. Когда леди вошла в лачугу, дверь захлопнулась. Милора едва перевела дух. Забравшись на пригорок под окном, она стала наблюдать за происходящим в доме.

Глава 3

В тот вечер Ромэн долго не мог уснуть, а такого прежде не случалось. Сокол устал за день, и гонять его ночью казалось жестоко. Парень хотел отправиться в путешествие как раньше, в своем облике, но переживал, что один не долетит до мира Аи, не сможет отыскать туда дорогу. Но попробовать все равно стоило, но как назло, сон не шел. Его сила, его странный дар работал только после полуночи и исчезал на рассвете: парень догадывался, что именно это время используют все, кто наделен какой-либо магической мощью. О природе своих сил – злые они или добрые – Ромэн никогда не задумывался, он ведь не мог причинить кому-то вред во сне, ровно так же, как и помочь.

До встречи с Аей.

Ромэн извлек из кожаного футляра небольшую лютню, провел тонкими пальцами по гладкому корпусу, задел пару струн… тихая мелодия разлилась по покоям, и песня о ночной тьме, скрывающей нежный облик любимой, сама собой пришла на ум. Парень пел едва ли не до рассвета, охваченный потоком нежных мыслей, которые тут же облек в рифмы.

* * *

Королевна села прясть на закате дня, отпустив своих служанок. Луч золотого солнца прощался с землей, окутывая просторы вечерней дымкой. Ая дважды уколола палец острием прялки, дважды уронила моток накрученной нити, дважды вздохнула и начала все сначала. Сгустившиеся сумерки вынудили прекратить работу, которая сегодня явно не клеилась.

Загадочный сокол не прилетел в полдень, а до этого, когда Ая сама его вызвала, передала с птицей лепесток розы. Ни на что не надеясь и никого не ожидая, она еще не верила в возможность оказаться свободной и по-настоящему любимой. Девушка не отрицала, что юноша, упавший буквально с неба, привлекательный, по-особенному наивный и вскоре мог бы стать одним из сильнейших магов, если как следует обучится всему. Только что он увидел в Королевне? Один лишь облик, внешность?

Этого слишком мало для любви.

Еще ребенком, когда она училась с несколькими соседскими детьми «в школе» для богатых господ (отстроенной общими усилиями родителей пяти знатных семей и нанимавших разных учителей по мере взросления своих чад), Ая приглянулась одному учителю.

Большинство уроков стали для нее упоением, она справлялась со всем и выполняла задания идеально, не придраться. На уроке истории она интересовалась досконально всем: от того, что ели далекие предки и до того, каков был стратегический план при осаде крепости. Ей не хватало сведений, после урока Ая могла несколько часов играть в «пройденный материал», воображая себя рыцарем, монахом, слугой или любым персонажем из изученной истории. На уроках ораторского искусства и грамоты она скрипела пером, подробно записывая все мелочи до дыр в листах, затем пробуя на «язык», запоминая огромные тексты.

Становясь старше, девочка тяготела к практическим занятиям и наукам, одних слов оказалось мало: жидкость поступает сюда, и, благодаря нагреванию, получается пар. Она жаждала увидеть это, сделать самой, понять и прочувствовать. Физические законы и принципы, химические реакции, основные свойства, характеристики применяемых трав, отваров – всё интересовало Аю. Её друзья охладели к учебе, едва вступив в подростковый возраст: парнишкам показалось интереснее заниматься боевыми искусствами во дворе и подглядывать за девчонками, а юным барышням – строить мальчишкам мелкие пакости и рыдать в подушку, если объект симпатии посмотрел в другую сторону. Ая держалась чуть обособленно от остальных двенадцати детей, хотя иногда могла побегать и поиграть с ними. К способной ученице никто не цеплялся.

«Слишком серьёзная и умная», – думали о ней.

Родители души не чаяли в девочке, хотя отец появлялся крайне редко и знал свою дочь скорее по рассказам матери: такова работа Придворного советника Короля. Мать гордилась Аей, она не могла и подумать, что единственная дочь будет блистать в науке, не в пример другим мамашам и их дочерям. В высшем обществе с давних времён не менялись устои: если рождается девочка – нужно подготовить её к замужеству и деторождению, остальное не столь важно. Сын может стать кем угодно, лишь бы это возвеличивало семью и род. Семья Аи была редким исключением: они гордились способностями дочери и поощряли её занятия.

Ае исполнилось пятнадцать, когда учитель точных наук, с каждым годом преподавая всё более усложнённые предметы практически для одной девочки, подошёл к матери с необычным предложением:

– Леди Алина, я работаю у вас много лет. Вы и сами видите, что Ая – это уникальный самоцвет, таких других нет на всю страну. Наука – вещь капризная. Можно выучить её и сдать экзамен, но так мало людей, которые способны её понять от и до, вникнуть в суть, докопаться до самых глубинных вопросов… Мало людей, а женский пол, прямо скажем, в полном дефиците…

Леди Алина нервно теребила перчатку, пытаясь понять, о чём хочет сказать странный учитель.

– Вы не догадываетесь, что я хочу предложить?

– Не могу понять, – честно призналась леди, – способности моей дочери давно уже не секрет, все соседи знают это…

– Извините, но соседи посмеиваются над вами, я знаю, но ещё я прекрасно знаю, что замужество через год-два, как принято, не выход для Аи. Она может и должна быть гораздо больше, чем просто чья-то жена.

Леди Алина прошептала, не поднимая глаз.

– Чем я в её годы… Что Вы хотите, скажите прямо, сэр Элинджер.

– Я могу сделать из неё Великую, Уникальную Женщину! Развить её способности так, что она перестанет быть просто человеком. Это её будущее, предназначение, если хотите. Шанс, выпадающий одному человеку на миллион!

Глаза мужчины горели огнём в прямом смысле этого слова, леди Алина отшатнулась от взволнованного учителя, но не испугалась.

– Вы хотите сделать из моей дочери Колдовку?!

– Зачем так грубо, – чуть поостыл учитель, – я предлагаю ей уникальное будущее, а не прозябание с каким-нибудь толстосумом, за которого вы её вскоре отдадите… Я научу её всему, и она не будет знать горя ни от болезней, ни от бедности, и даже от старости, если постараться. Она будет свободна.

– Для меня важнее всего, чтобы Ая была счастлива. Чем бы она ни занималась. Но просто так я не отдам вам её, как котёнка в мешке.

– Хотите узнать её желания?

– Я ничего не буду говорить ей, слишком рано принимать такие решения. Она ещё ребёнок. Я мечтаю о счастье для неё, но не ценой её души. Не хочу продолжать этот нелепый разговор.

Леди Алина развернулась и пошла прочь, оставив учителя в задумчивости.

* * *

Спустя три дня после разговора с матерью Аи, учитель подошел к девочке на закате, едва закончились уроки. Ая выглядела очаровательно и скромно, переодевшись в приталенное закрытое голубое платье после прогулки на лошадях: учитель с радостью заменял захворавшего берейтора и сам обучал её верховой езде.

Он оглянулся – другие ученики и помощники со слугами разбрелись по домам, оставив их одних на опушке леса, перед воротами замка.

– Ты должна уехать со мной в Академию. Академию Магов.

Девочка непонимающе хлопала прекрасными ресницами. Светлые волосы струились по хрупким плечам, делая её похожей на сказочную фею.

– В Академию? Но…

– Твоя матушка дала согласие, поэтому собирайся скорее. Выезжаем через час.

– Мама ничего не говорила мне, – насупилась девчонка.

– Ну, это сюрприз, поэтому и не говорила. Ты же хочешь стать Великой, не в пример твоим подружкам с «курячьими» мозгами, верно? – Учитель иногда позволял себе вольный говор, особенно это веселило подростков на уроках, когда он отзывался о ком-то из Дворца.

Ая ощущала внутренний страх и неизбежность беды.

– Я пойду, узнаю у мамы, – твердо сказала она. Но учитель улыбнулся.