Часть I: Возвращение к цепи

Глава 1: Призраки в свете нейтронных звезд

Сектор Тау, 2847 год Флагманский корабль «Рассвет Одиссея» Подход к периферии Цепи Предтеч

Командор Калеб Тайген стоял у панорамного обзорного окна флагманского мостика и смотрел на то, что убило его жену двадцать лет назад.

Цепь Предтеч простиралась перед ним во всём своём невозможном великолепии – ожерелье из трёхсот нейтронных звёзд, нанизанных на нити из стабилизированного звёздного вещества. Отсюда, с расстояния в пятьдесят световых лет, она казалась почти безобидной: россыпь мерцающих точек, соединённых тончайшими паутинками света. Но Калеб знал правду. Он помнил, как эта красота превращается в смерть.

Ему было сорок семь биологических лет и шестьдесят три хронологических – разница, накопившаяся за десятилетия релятивистских путешествий. Время странным образом обходилось с космическими странниками: пока он летел между звёздами со скоростью, близкой к световой, Вселенная старела быстрее него. Друзья детства давно умерли от старости. Мир, который он знал, изменился до неузнаваемости. Но шрам на левой стороне лица остался таким же, каким был в тот день на «Касторее» – тонкая белая линия от виска до скулы, напоминание о цене, которую он заплатил за знание.

За его спиной мостик «Рассвета Одиссея» гудел приглушённой активностью. Это был совсем другой корабль, чем «Касторея»: не скромное исследовательское судно, а флагман научно-военной экспедиции – семьсот метров бронированного корпуса, напичканного новейшими технологиями Конфедерации. Экипаж в триста двадцать человек, включая учёных, инженеров, морских пехотинцев и пилотов истребительной эскадрильи. Термоядерные реакторы мощностью в петаватты. Системы вооружения, способные расколоть астероид средних размеров.

И всё равно Калеб знал, что против Стражей Цепи этого недостаточно.

– Командор, – голос за спиной заставил его обернуться, – мы завершили выход из сверхсветового режима. Все системы в норме.

Капитан Хирш Накамура стоял у центрального тактического стола, его тёмные глаза внимательно изучали голографическую проекцию пространства вокруг корабля. Пятьдесят один год, ветеран десятков межзвёздных экспедиций, потомок марсианских колонистов в пятом поколении. Его лицо было испещрено мелкими морщинами – следы радиационного облучения, полученного в молодости на внешних рубежах Пояса Койпера. Накамура был из тех людей, которые видели космос не романтическим приключением, а работой – тяжёлой, опасной, часто смертельной.

– Спасибо, капитан, – Калеб отвернулся от обзорного окна и подошёл к тактическому столу. – Статус эскорта?

– Четыре фрегата поддержки на позициях. «Страж», «Копьё», «Немезида» и «Буря». Истребительное звено в состоянии готовности. Научные корабли «Горизонт» и «Открытие» следуют в кильватере.

Калеб кивнул, изучая расположение кораблей на проекции. Семь судов, включая флагман. Самая крупная экспедиция к Цепи за всю историю изучения. И всё равно он чувствовал себя муравьём, ползущим к подножию горы.

– Какова текущая дистанция до ближайшего узла? – спросил он.

– Сорок семь целых три десятых световых года до объекта, обозначенного как Узел-17, – ответил Накамура. – Это та самая нейтронная звезда, которую обнаружила «Касторея».

То самое место. Калеб почувствовал, как что-то сжимается в груди – знакомая боль, которая так и не утихла за двадцать лет.

– Понял, – сказал он ровным голосом. – Объявите общий сбор старших офицеров в конференц-зале через тридцать минут. Пора провести полный брифинг миссии.

Конференц-зал «Рассвета Одиссея» располагался в центральной части корабля, защищённой несколькими слоями брони и силовых полей. Овальный стол из полированного композитного материала мог вместить двадцать человек; сейчас за ним сидели двенадцать – командный состав экспедиции.

Калеб занял место во главе стола и обвёл взглядом собравшихся. Каждое лицо было ему знакомо – он лично отбирал этих людей из сотен кандидатов. Каждый из них был лучшим в своей области. И каждый знал, на что идёт.

Справа от него сидела доктор Лена Кастро, главный научный офицер экспедиции. Тридцать девять лет, специалист по ксеноархеологии и древним технологиям. Она изучала артефакты Предтеч последние пятнадцать лет своей жизни – от загадочных Врат Андромеды до монолитов-обсерваторий, найденных на семнадцати планетах галактики. Её тёмные волосы были собраны в аккуратный пучок, карие глаза смотрели с той смесью энтузиазма и сосредоточенности, которая отличала истинных учёных. Что-то в ней напоминало Калебу Элизу – не внешне, но той же страстью к познанию, той же готовностью рисковать ради истины.

Рядом с ней расположился профессор Элиас Теорем, специалист по искусственному интеллекту – эксцентричный гений шестидесяти семи биологических лет, хотя хронологически ему было уже за сто. Бо́льшую часть жизни он провёл в анабиозе между контрактами, просыпаясь лишь для решения самых сложных задач. Его седые волосы торчали в разные стороны, очки в старомодной оправе постоянно сползали на нос, а взгляд блуждал где-то в пространстве, словно он одновременно присутствовал здесь и решал какую-то невидимую другим задачу.

Слева от Калеба сидел капитан Накамура, а за ним – инженер-майор Кэй Окунде, главный инженер экспедиции. Сорок четыре года, родом с Титана – спутника Сатурна, где она выросла в подземных колониях, привыкнув к жизни в замкнутых пространствах и постоянной зависимости от технологий. У неё было спокойное, сосредоточенное лицо и руки с характерными мозолями инженера-практика. Окунде славилась тем, что могла починить практически всё – от неисправного кофейника до повреждённого термоядерного реактора.

Напротив инженера сидела лейтенант Иша Мадхани, офицер разведки. Двадцать восемь лет – самая молодая среди старших офицеров. Индийское происхождение, безупречная военная выправка, тёмные глаза, которые, казалось, видели больше, чем показывали. Её личное дело было образцовым: академия с отличием, три года службы в разведывательном управлении Конфедерации, участие в нескольких деликатных операциях на границах человеческого пространства. Идеальный офицер. Почти слишком идеальный, подумал Калеб, но отбросил эту мысль – паранойя была плохим советчиком.

Остальные места занимали главы подразделений: командир морских пехотинцев майор Вэнс, начальник медицинской службы доктор Чжоу, главный пилот коммандер Рихтер и другие. Все – профессионалы высшего класса, все – понимали серьёзность миссии.

– Благодарю за оперативный сбор, – начал Калеб, активируя голографический проектор в центре стола. Над столешницей развернулась трёхмерная карта сектора Тау, с Цепью Предтеч, сияющей в центре, словно драгоценное ожерелье на бархате космической тьмы. – Как вы знаете, мы находимся в пятидесяти световых годах от периферии структуры, известной как Цепь Предтеч. Для некоторых из вас это первое знакомство с объектом. Для меня… – он сделал паузу, – это возвращение.

Никто не произнёс ни слова, но Калеб почувствовал, как изменилась атмосфера в зале. Все знали его историю – она стала частью официальной документации по Цепи. Командор Тайген, единственный выживший с «Касторея». Человек, который потерял жену и сорок три члена экипажа при первом контакте с защитными системами мегаструктуры.

– Позвольте представить вам то, с чем мы имеем дело, – продолжил он, увеличивая изображение Цепи. – Триста нейтронных звёзд, соединённых материальными проводниками из стабилизированного нейтронного вещества. Общая протяжённость структуры – примерно шестьсот световых лет. Масса – около четырёхсот пятидесяти солнечных. Возраст – по последним оценкам, не менее одного миллиарда лет.

Он позволил цифрам повиснуть в воздухе. Масштаб был настолько невообразимым, что человеческий разум отказывался его воспринимать. Миллиард лет. Когда Цепь была создана, на Земле не существовало даже простейших многоклеточных организмов.

– Структура активна, – продолжал Калеб. – Между узлами постоянно передаются модуляции гравитационных волн – по всей видимости, информация. Научное сообщество пришло к консенсусу, что Цепь является вычислительным устройством невообразимой мощности. Нейтронные звёзды служат процессорами, проводники – каналами связи. Вся система работает как единый компьютер, решающий какую-то задачу уже миллиард лет.

– Какую задачу? – спросила доктор Кастро, подавшись вперёд.

– Неизвестно. И это одна из главных целей нашей экспедиции – выяснить.

Калеб переключил изображение, показав увеличенный вид одного из узлов. Нейтронная звезда сияла голубоватым светом, окружённая завихрениями раскалённого газа. От неё в обе стороны тянулись проводники – материальные нити толщиной в сотни метров, уходящие в бесконечность.

– Вторая проблема – защита. Структура охраняется автономными системами, которые мы называем Стражами. – На экране появилось размытое изображение, восстановленное из последней передачи зонда «Меркурий-7» двадцать лет назад. Угловатые металлические конструкции, похожие на хищных насекомых. – Это единственное чёткое изображение, которое у нас есть. За последние двадцать лет было потеряно более сорока беспилотных зондов – каждый, кто приближался к узлам ближе чем на два миллиона километров, уничтожался в течение секунд.

– Каковы возможности этих… Стражей? – спросил майор Вэнс, командир морпехов. Крупный мужчина с бритой головой и шрамами на руках – следы близких столкновений, которые не смогла полностью убрать регенеративная терапия.

– Мы не знаем пределов их возможностей, – честно ответил Калеб. – Но могу сказать, что они двигаются с ускорениями, невозможными для известных нам технологий. Их оружие способно пробивать корпуса кораблей, не оставляя следов снарядов – возможно, это кинетическое оружие релятивистских скоростей или что-то более экзотическое. И их много. По нашим оценкам, в магнитосфере каждой нейтронной звезды находятся миллионы боевых единиц.

Тишина повисла над столом. Калеб видел, как осознание масштаба угрозы отражается на лицах офицеров.

– Триста узлов, – медленно произнёс профессор Теорем, поправляя очки. Его голос был рассеянным, словно он говорил сам с собой. – Миллионы стражей на каждом узле. Это… это порядка сотен миллиардов боевых единиц. Возможно, триллион.

– Да, – подтвердил Калеб. – И судя по всему, система способна к самовоспроизводству. Стражи используют материал нейтронных звёзд для создания копий себя. Они существуют и функционируют уже миллиард лет без какого-либо внешнего обслуживания.

– Тогда какого чёрта мы здесь делаем? – буркнул майор Вэнс. – Простите, командор, но если там триллион этих тварей…

– Мы здесь, майор, потому что через пятьдесят лет вычисление Цепи завершится.

Все взгляды устремились на Калеба.

– Семь лет назад, – продолжил он, – анализ модуляций гравитационных волн позволил установить, что интенсивность вычислительных процессов в Цепи постоянно возрастает. Математическая экстраполяция показывает: расчёт достигнет завершения примерно через пятьдесят лет – в 2897 году по земному летоисчислению.

– И что тогда произойдёт? – спросила лейтенант Мадхани. Её голос был спокоен, профессионален, но Калеб уловил в нём нотку чего-то – интереса? Тревоги?

– Неизвестно. Но теоретические модели предполагают, что результат вычисления будет иметь физический эффект. Цепь способна генерировать гравитационные волны такой мощности, что они могут изменять саму ткань пространства-времени. Момент Завершения – так мы его называем – может вызвать… что угодно. Трансформацию региона пространства. Создание искусственной сингулярности. Открытие портала. Или…

– Или уничтожение всего живого в радиусе тысяч световых лет, – закончила доктор Кастро негромко.

– Да, – кивнул Калеб. – Или это.

Он выключил голографическую проекцию и обвёл взглядом собравшихся.

– Наша миссия проста в формулировке и чрезвычайно сложна в исполнении. Мы должны изучить Цепь, понять её назначение и определить, представляет ли Завершение угрозу для человечества и других разумных видов галактики. У нас есть примерно год субъективного времени – из-за временной дилатации вблизи нейтронных звёзд это соответствует нескольким годам объективного времени. После этого нам придётся вернуться с результатами.

– А если окажется, что Цепь – угроза? – спросил капитан Накамура. – Что тогда?

Калеб помедлил с ответом. Это был вопрос, который он задавал себе каждую ночь.

– Тогда мы должны найти способ её остановить.

После брифинга офицеры разошлись по своим постам, но Калеб задержал доктора Кастро.

– Лена, – сказал он, когда они остались одни в конференц-зале, – мне нужно ваше честное мнение.

Она подняла бровь:

– О чём именно, командор?

– Обо всём этом. – Он сделал жест, охватывающий и голографический стол, и корабль, и пространство за его стенами. – Вы изучали Предтеч дольше, чем большинство людей на этом корабле. Что вы думаете о наших шансах?

Кастро помолчала, обдумывая вопрос. Калеб ценил это качество – она никогда не отвечала, не взвесив слова.

– Честно? Я думаю, что мы как муравьи, пытающиеся понять смысл небоскрёба. Цепь создана существами, которые манипулировали звёздами как строительным материалом. Их технологии превосходят наши на… – она покачала головой, – я даже не могу подобрать сравнения. На миллионы лет развития? На миллиарды?

– Но вы всё равно здесь.

– Да, – она улыбнулась, и эта улыбка неожиданно осветила её лицо. – Потому что именно этим и занимается наука – попытками понять непонятное. Древние люди смотрели на звёзды и считали их огнями богов. Потом мы поняли, что это термоядерные реакторы. Потом – научились летать к ним. Кто знает, что мы поймём, изучив Цепь?

Калеб кивнул. Этот оптимизм был одной из причин, по которым он выбрал её главным научным офицером.

– Есть ещё кое-что, – сказал он, понизив голос. – Кое-что, о чём я не говорил на брифинге.

Кастро нахмурилась:

– Командор?

– За час до выхода из сверхсвета я получил зашифрованное сообщение от командования. Приоритет альфа, только для моих глаз.

Он активировал личный коммуникатор и вывел голограмму. Над его ладонью появилось лицо адмирала Горана Вестерфельда – командующего Флотом Конфедерации в секторе Тау. Суровое лицо с тяжёлой челюстью, холодные серые глаза.

– Командор Тайген, – заговорила голограмма записанным голосом, – настоящее сообщение дополняет ваши официальные приказы. Совет Безопасности Конфедерации рассмотрел все имеющиеся данные о Цепи Предтеч и пришёл к заключению, что структура представляет потенциальную экзистенциальную угрозу для человечества. Ваша первичная миссия остаётся неизменной – изучение объекта. Однако вторичной целью экспедиции является оценка возможности нейтрализации Цепи. Проще говоря, командор, нам нужно знать, можно ли её уничтожить. И если да – как.

Голограмма погасла.

Кастро смотрела на Калеба широко раскрытыми глазами.

– Они хотят… уничтожить Цепь?

– Они хотят иметь такую возможность, – поправил Калеб. – На всякий случай.

– Но это же… – она запнулась, подбирая слова, – это величайший артефакт в истории! Единственное доказательство существования развитой инопланетной цивилизации! Если мы уничтожим его, не поняв…

– Я знаю, – перебил Калеб. – Поверьте, я знаю.

Он подошёл к обзорному окну, за которым мерцала далёкая Цепь.

– Двадцать лет назад моя жена погибла, изучая эту структуру. Она верила, что Цепь – ключ к пониманию нашего места во Вселенной. Что знания, которые мы можем получить, стоят любого риска. – Он помолчал. – Я до сих пор не знаю, была ли она права.

Кастро подошла и встала рядом с ним.

– А что думаете вы, командор?

Калеб долго смотрел на звёзды, прежде чем ответить.

– Я думаю, что мы должны узнать правду. Какой бы она ни была. И уже потом решать, что с ней делать.

Он повернулся к ней.

– Доктор Кастро, я рассказал вам об этом сообщении, потому что доверяю вашему суждению. Но я прошу вас держать эту информацию в секрете – по крайней мере, пока. Экипажу не нужно знать, что командование рассматривает вариант уничтожения. Это может… повлиять на объективность исследований.

Кастро медленно кивнула.

– Я понимаю, командор. И… спасибо за доверие.

– Называйте меня Калеб, – неожиданно сказал он. – По крайней мере, когда мы одни. У меня предчувствие, что нам предстоит провести много времени вместе.

Лёгкая улыбка тронула её губы.

– Хорошо… Калеб.

Каюта командора располагалась на верхней палубе «Рассвета Одиссея» – просторное по корабельным меркам помещение с отдельным санузлом, рабочим кабинетом и панорамным иллюминатором. Калеб вошёл, чувствуя тяжесть прошедшего дня в каждой мышце.

Он снял форменный китель и бросил его на спинку кресла, оставшись в нательной рубашке. Подошёл к иллюминатору. Отсюда Цепь была видна невооружённым глазом – цепочка крошечных огоньков, едва различимых среди других звёзд. Но Калеб знал, что каждый из этих огоньков – нейтронная звезда, сверхплотный объект, способный разорвать корабль приливными силами.

Он положил ладонь на холодное стекло.

– Я вернулся, Элиза, – прошептал он в пустоту каюты. – Двадцать лет понадобилось, но я вернулся.

Тишина была ему ответом. Конечно, тишина. Элиза погибла двадцать лет назад, и никакие слова не могли её вернуть.

Калеб закрыл глаза и позволил воспоминаниям захлестнуть его. Последний взгляд через иллюминатор спасательной капсулы. Её лицо – спокойное, решительное. Её губы, шепчущие слова, которых он не услышал.

«Сделай это правильно».

Он до сих пор не знал, что она имела в виду. Понять Цепь? Защитить человечество? Отомстить за её смерть? Или просто – жить дальше, не позволяя прошлому уничтожить будущее?

Все эти годы он искал ответ. Командовал грузовыми рейсами на задворках космоса, патрулировал границы, выполнял задания, которые никто больше не хотел брать. И всё это время следил за исследованиями Цепи, изучал каждый отчёт, каждую научную статью, каждый обрывок информации. Готовился.

Когда Конфедерация объявила о формировании большой экспедиции к Цепи, он подал рапорт первым. Его кандидатуру рассматривали месяц – взвешивали риски психологической нестабильности против уникального опыта. В конце концов решили, что опыт перевешивает.

Калеб открыл глаза и посмотрел на своё отражение в тёмном стекле. Постаревший человек с усталым лицом и шрамом, напоминающим о прошлом. Кто он теперь? Учёный, ищущий истину? Солдат, готовый уничтожить угрозу? Вдовец, одержимый памятью о погибшей жене?

Всё вместе, наверное. И ни одно из этого не было главным.

Главным было – узнать правду. Узнать, для чего существует Цепь. Узнать, что произойдёт через пятьдесят лет.

И тогда – действовать.

Он отошёл от иллюминатора и сел за рабочий стол. На голографическом экране мигало уведомление о входящем сообщении – личное, не служебное. Калеб активировал его и увидел лицо молодой женщины, которую не знал.

– Командор Тайген, – заговорила она, – меня зовут Сара Чен. Я внучка лейтенанта Маркуса Чена, который служил на «Касторее».

Калеб замер. Чен. Молодой офицер связи, который первым доложил о приближении к аномалии. Который погиб вместе с остальными сорока тремя.