Глава 2. Призраки в машине

Три дня спустя, после серии повторных экспериментов, лаборатория Алексея Нойманна превратилась в центр напряжённой научной активности. Вместо обычной размеренной работы – постоянные дискуссии, анализ новых данных, бесконечные совещания. Фрида и Карстен с трудом успевали следить за всеми процессами, а сам Алексей практически поселился в лаборатории, лишь изредка выбираясь в свою квартиру для короткого сна.

Аномалия проявлялась с устойчивой регулярностью – примерно раз в тридцать часов, продолжительностью от восьми до двадцати минут. Каждый новый эпизод фиксировался со всё большей детализацией, по мере того как команда совершенствовала методики наблюдения.

– Это не может быть ошибкой приборов, – констатировал Алексей на очередном совещании. – Мы полностью исключили влияние внешних факторов и системные сбои. Аномалия воспроизводима и стабильна.

Они сидели в конференц-зале меньшего размера, чем тот, где проводились официальные собрания. Более интимная обстановка способствовала откровенному обмену идеями. Стены, покрытые интерактивными экранами, демонстрировали результаты последних экспериментов – графики, диаграммы, математические выкладки. Левинсон внимательно изучал данные, изредка делая пометки в своём неизменном планшете.

– Согласен, – кивнул он. – Но это ставит перед нами куда более сложный вопрос: что именно мы наблюдаем?

– Квантовые флуктуации в сочетании с микрогравитационными эффектами, – немедленно ответил Алексей. – Возможно, мы фиксируем специфическое проявление взаимодействия между тёмной материей и обычной материей, которое раньше не удавалось заметить из-за недостаточной чувствительности приборов.

– Это очевидная часть, – Левинсон сделал паузу. – Но что именно вызывает эти флуктуации? Они слишком структурированы для спонтанного природного явления.

Алексей заметил, как Елена, сидевшая напротив него, слегка выпрямилась, готовясь вступить в дискуссию. За эти три дня они выработали подобие профессионального перемирия – могли обсуждать научные вопросы без личных выпадов, хотя напряжение между ними никуда не исчезло.

– Если позволите, – начала Елена, – я хотела бы представить результаты моего анализа паттернов, которые мы наблюдали.

Левинсон кивнул:

– Пожалуйста, доктор Чен.

Елена активировала центральный экран, и на нём появились сложные диаграммы, демонстрирующие структурный анализ квантовых флуктуаций.

– Я применила методики, которые мы обычно используем для анализа сложных биологических систем, – объяснила она. – В частности, алгоритмы распознавания паттернов, изначально разработанные для исследования нейронной активности. Результаты… интригующие.

Она увеличила одну из диаграмм:

– Вот структурное сравнение трёх последовательных аномальных эпизодов. Как видите, хотя общий паттерн меняется, в нём присутствуют устойчивые элементы, которые повторяются во всех трёх случаях. Это напоминает… – она сделала паузу, подбирая слова, – вариации на одну тему. Словно базовая структура остаётся неизменной, но каждый раз проявляется с небольшими модификациями.

– Что это может означать? – спросил Карстен, вглядываясь в диаграммы.

– В биологических системах подобные повторяющиеся паттерны часто связаны с адаптацией, – ответила Елена. – Система пробует различные вариации одного и того же действия, пытаясь найти оптимальный отклик.

– Вы предполагаете, что тёмная материя… адаптируется? – скептически уточнил Алексей.

– Я лишь отмечаю сходство с известными биологическими процессами, – спокойно парировала Елена. – Но есть и ещё кое-что. – Она переключила экран на другую диаграмму. – Я провела спектральный анализ квантовых флуктуаций и обнаружила квазипериодическую структуру, которая… трудно найти подходящие слова… напоминает коммуникационные сигналы.

В комнате повисла тишина. Левинсон внимательно изучал представленные данные, его лицо не выражало ни скептицизма, ни удивления – только сосредоточенный интерес.

– Вы утверждаете, что это может быть формой коммуникации? – наконец спросил он.

– Я лишь указываю на структурное сходство, – осторожно ответила Елена. – Если бы мы получили такие сигналы в радиодиапазоне из космоса, многие специалисты по SETI заинтересовались бы ими как потенциально искусственными.

– Но мы получаем их не из космоса, – заметил Алексей. – А из квантовых флуктуаций в лаборатории. Это совершенно другой контекст.

– Верно, – согласилась Елена. – И я не утверждаю, что мы общаемся с инопланетянами из тёмной материи. – Она позволила себе лёгкую улыбку. – Я лишь говорю, что паттерны обладают свойствами, которые в других контекстах мы ассоциируем с передачей информации. Это может быть проявлением какого-то физического процесса, который мы ещё не понимаем, но который обладает внутренней структурой, напоминающей информационный обмен.

Левинсон задумчиво постучал пальцем по столу:

– Интересная гипотеза, доктор Чен. Хотя и требующая гораздо более серьёзных доказательств, чем структурное сходство. – Он повернулся к Алексею: – Ваше мнение, доктор Нойманн?

Алексей был раздражён тем, как легко Левинсон воспринял идеи Елены, но старался сохранять профессиональный тон:

– Я согласен, что паттерны обладают интересной структурой. Но прыжок от структурированных квантовых флуктуаций к чему-то, напоминающему коммуникацию, кажется мне преждевременным. Существует множество известных физических процессов, которые могут порождать квазипериодические структуры без какого-либо… информационного содержания.

– Приведите пример, – предложила Елена.

Алексей был готов к этому вопросу:

– Квантовая интерференция волновых функций в среде с множественными потенциальными барьерами. Спонтанная самоорганизация в неравновесных термодинамических системах. Нелинейные эффекты в волновых процессах.

– Все эти примеры относятся к системам с известной физикой, – заметила Елена. – Но мы имеем дело с тёмной материей, природа которой остаётся загадкой.

– Именно поэтому нам следует быть особенно осторожными с интерпретациями, – возразил Алексей. – Чем меньше мы знаем о системе, тем строже должен быть наш анализ.

– Позвольте мне предложить компромисс, – вмешался Левинсон, видя, что дискуссия накаляется. – Доктор Нойманн, вы продолжаете усовершенствование экспериментальной установки и сбор данных. А доктор Чен параллельно разрабатывает модель для проверки её гипотезы о структурированных паттернах. Через неделю мы сравним результаты и определим дальнейшее направление исследований.

Оба учёных кивнули, соглашаясь с этим предложением. На этом совещание закончилось, но когда все начали расходиться, Левинсон задержал Алексея:

– Доктор Нойманн, задержитесь на минуту, если не возражаете.

Когда они остались одни, Левинсон внимательно посмотрел на Алексея:

– Вас беспокоит присутствие доктора Чен в проекте?

– Нет, – слишком быстро ответил Алексей. – Её квалификация бесспорна.

– Я не об этом, – мягко возразил Левинсон. – Ваша личная история…

– Не влияет на мою работу, – отрезал Алексей. – Мы профессионалы.

– Рад это слышать, – Левинсон слегка улыбнулся. – Потому что её подход может оказаться ценным. Иногда взгляд со стороны, из другой дисциплины, позволяет увидеть то, что мы упускаем из-за профессиональных шор.

– Я ценю междисциплинарный подход, – сухо ответил Алексей. – Но также ценю научную строгость.

– Которой, по вашему мнению, не хватает доктору Чен? – проницательно спросил Левинсон.

Алексей замялся:

– Елена… доктор Чен иногда слишком быстро переходит к смелым гипотезам.

– А вы иногда слишком долго за них не беретесь, – парировал Левинсон. – В науке нужен баланс, Алексей. Строгость без воображения так же бесплодна, как воображение без строгости. – Он поднялся. – Подумайте об этом. И ещё одно… – он сделал паузу. – Совет директоров проявляет интерес к вашему проекту. Если аномалия подтвердится, вам могут выделить дополнительное финансирование и ресурсы.

– Но вы же сами настаивали на ограничении круга информированных лиц, – удивился Алексей.

– Это было до того, как аномалия проявилась стабильно, – пояснил Левинсон. – Теперь нам может понадобиться более широкая поддержка. Особенно если мы действительно стоим на пороге прорыва в понимании тёмной материи.

Когда Левинсон ушёл, Алексей вернулся в лабораторию. Фрида была занята калибровкой новых сенсоров, недавно установленных для расширения диапазона измерений. Карстен корректировал алгоритмы анализа данных.

– Как всё прошло? – спросила Фрида, не отрываясь от своей работы.

– Левинсон поддержал идею Елены о структурированных паттернах, – ответил Алексей, не скрывая раздражения.

– А вы не согласны? – осторожно уточнила Фрида.

– Я считаю, что нужны более веские доказательства, чем просто структурное сходство. – Алексей подошёл к своему терминалу. – Но Левинсон прав в одном – нам нужно собрать больше данных. Карстен, как продвигается работа с новыми алгоритмами?

– Почти закончил, – отозвался Карстен. – Мы сможем увеличить детализацию анализа примерно на тридцать процентов. И я добавил модуль для выявления корреляций между различными параметрами квантовых флуктуаций.

– Хорошо, – кивнул Алексей. – А как насчёт системы мониторинга внешних помех? Всё установлено?

– Да, – подтвердила Фрида. – Мы теперь фиксируем всё – от сейсмической активности до космических лучей. Если аномалия вызвана внешним воздействием, мы это увидим.

– Отлично. – Алексей посмотрел на часы. – Следующий эпизод должен начаться примерно через семнадцать часов, если сохранится текущая периодичность. Я хочу, чтобы к этому времени всё было готово.

Следующие часы прошли в напряжённой работе. Алексей лично проверил каждую систему, каждый алгоритм, каждый параметр эксперимента. Он словно пытался оградить свой проект от любых посторонних влияний, особенно от непредсказуемых идей Елены.

Ближе к вечеру, когда Фрида и Карстен ушли отдыхать, Алексей остался один в лаборатории. Он сидел перед терминалом, просматривая данные предыдущих экспериментов, когда услышал звук открывающейся двери. Обернувшись, он увидел Елену.

– Ты всё ещё здесь, – заметила она. – Впрочем, я не удивлена.

– А ты что здесь делаешь? – спросил Алексей, стараясь, чтобы его тон не звучал враждебно.

– Хотела проверить кое-что, – она подошла ближе. – Ты изучаешь старые данные?

– Да, – он не стал скрывать. – Ищу закономерности, которые мы могли пропустить.

– И нашёл что-нибудь?

Алексей колебался – часть его не хотела делиться своими находками с Еленой, но профессиональная этика взяла верх:

– Возможно. Посмотри на это, – он вывел на экран серию графиков. – Если наложить данные всех эпизодов аномалии, появляется интересная картина. Каждый новый эпизод не просто повторяет предыдущий с вариациями, как ты предположила. Он словно… отвечает на него.

Елена наклонилась, внимательно изучая графики:

– Как диалог?

– Как последовательность связанных состояний, – уточнил Алексей, избегая терминологии, предполагающей коммуникацию. – Каждый новый эпизод учитывает структуру предыдущего.

– Это удивительно, – Елена выпрямилась и посмотрела на него. – И ты всё ещё отрицаешь возможность того, что мы наблюдаем нечто… разумное?

Алексей вздохнул:

– Елена, пойми, я не отрицаю эту возможность категорически. Я лишь считаю, что для таких выводов нам нужны гораздо более убедительные доказательства. Тёмная материя – это не просто неизведанная область физики. Это субстанция, которая взаимодействует с обычной материей только через гравитацию и, возможно, через слабые квантовые эффекты. Как в такой среде может возникнуть что-то, напоминающее разум?

– А как он возник в нашей? – парировала Елена. – Мы до сих пор не понимаем до конца, как из взаимодействия атомов и молекул рождается сознание. Почему в другой форме материи не могут существовать свои аналоги сложных систем?

– Потому что для этого нужны механизмы передачи информации, устойчивые структуры, способность к самовоспроизведению, – начал перечислять Алексей. – Всё то, что обеспечивается в нашем мире химическими и электромагнитными взаимодействиями.

– Которые тёмная материя, возможно, заменяет чем-то другим, – не сдавалась Елена. – Квантовая запутанность, например, могла бы служить механизмом мгновенной передачи информации на любые расстояния. А гравитационные эффекты могли бы создавать устойчивые структуры.

Алексей покачал головой:

– Это чистая спекуляция.

– Как и вся теоретическая физика на ранних этапах, – улыбнулась Елена. – Помнишь лекции профессора Бергмана? "Сначала идёт безумная идея, затем её математическое обоснование, и лишь потом – экспериментальное подтверждение".

Алексей невольно улыбнулся в ответ – они оба учились у Бергмана в Heidelberg University, там и познакомились.

– Профессор любил эффектные фразы.

– Но он был прав, – мягко заметила Елена. – Алексей, я не прошу тебя принять мою гипотезу как истину. Я лишь предлагаю не отвергать её с порога. Давай проверим её – как учёные.

Он посмотрел на неё – серьёзную, увлечённую, с тем же блеском в глазах, который когда-то привлёк его к ней. И внезапно ощутил укол ностальгии – они часто спорили так же горячо в первые годы их отношений, когда работали над совместными проектами.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Я не буду отвергать твою гипотезу. Но и ты должна быть готова отказаться от неё, если данные не подтвердят её.

– Разумеется, – кивнула Елена. – Я учёный, а не фанатик.

Они оба улыбнулись, и на мгновение напряжение между ними исчезло, сменившись профессиональным взаимопониманием.

– Тогда давай подумаем, как мы можем проверить твою гипотезу, – предложил Алексей.

– У меня есть идея, – Елена активировала один из терминалов. – Если мы действительно имеем дело с чем-то, что пытается… взаимодействовать с нами, то должен быть способ это проверить.

– Как? – заинтересовался Алексей.

– Модификация эксперимента, – Елена вывела на экран схему установки. – Что если мы намеренно внесём изменения в паттерн квантовой когерентности? Создадим своего рода… ответный сигнал.

Алексей задумался:

– Теоретически это возможно. Мы можем использовать квантовый модулятор для создания контролируемых флуктуаций. Но это рискованно – мы можем нарушить условия, при которых аномалия проявляется.

– Или мы можем получить прямой ответ, – возразила Елена. – Если аномалия реагирует на наш сигнал предсказуемым образом, это будет сильным аргументом в пользу моей гипотезы.

– А если не реагирует?

– Тогда я признаю, что была не права, – просто ответила Елена.

Алексей колебался. Предложение Елены было рискованным, но одновременно элегантным. Прямая проверка гипотезы – именно то, что требуется в такой неопределённой ситуации.

– Нам понадобится разрешение Левинсона, – наконец сказал он. – Это существенная модификация протокола.

– Я поговорю с ним утром, – кивнула Елена. – Уверена, он одобрит.

– Хорошо, – Алексей посмотрел на часы. – Уже поздно. Тебе стоит отдохнуть.

– А тебе? – спросила Елена с лёгкой улыбкой.

– Я ещё поработаю.

– Ты совсем не изменился, – покачала головой Елена. – Всё та же одержимость.

Алексей не ответил. Что он мог сказать? Что она права? Что его неспособность оторваться от работы разрушила их брак? Что даже сейчас, спустя пять лет, он не научился иначе?

– Доброй ночи, Елена, – просто сказал он.

– Доброй ночи, – она направилась к выходу, но у двери остановилась. – Знаешь, Алексей, что бы ни показал наш эксперимент… мне приятно снова работать с тобой.

Когда она ушла, Алексей ещё долго смотрел на закрывшуюся дверь. Затем вздохнул и вернулся к работе. Но теперь в его голове крутилась не только научная проблема, но и воспоминания о том, что он потерял из-за своей одержимости наукой.

Утром Левинсон одобрил модификацию эксперимента, хотя и с некоторыми оговорками.

– Это рискованный шаг, – заметил он, изучив предложение Елены. – Мы можем спугнуть то, что пытаемся наблюдать. Но в науке без риска нет прогресса. Приступайте.

Алексей и Елена провели весь день, работая над модификацией установки. Несмотря на личную историю, они быстро нашли профессиональный ритм – как в старые времена, когда работали над совместными проектами. Фрида и Карстен помогали им, хотя иногда обменивались озадаченными взглядами, наблюдая, как их обычно отстранённый руководитель увлечённо дискутирует с Еленой о технических деталях.

К вечеру всё было готово. Квантовый модулятор, установленный рядом с основными сенсорами, позволял создавать контролируемые паттерны квантовой когерентности – своеобразный "ответный сигнал" на аномалию.

– Что именно мы будем передавать? – спросил Карстен, когда они проводили финальную проверку систем.

– Простую математическую последовательность, – ответила Елена. – Числа Фибоначчи. Они достаточно узнаваемы, чтобы их можно было идентифицировать как искусственный сигнал, но достаточно просты, чтобы их можно было интерпретировать.

– Если предположить, что на другой стороне есть кто-то, способный интерпретировать сигналы, – добавил Алексей.

– Да, – согласилась Елена. – Это ключевое допущение моей гипотезы.