– Они показывают, как они воспринимают время, – произнёс Алексей странным, монотонным голосом. – Не линейно, как мы, а как множество потенциальных состояний, существующих одновременно. Для них прошлое, настоящее и будущее не разделены, а составляют единую структуру вероятностей.

– Это соответствует многомировой интерпретации квантовой механики, – заметил Левинсон. – Идее о том, что все квантовые вероятности реализуются в параллельных вселенных.

– Не совсем, – возразил Алексей. – Они воспринимают все вероятности одновременно, но не как отдельные вселенные, а как переплетающиеся потоки в единой реальности. Для них…

Внезапно он вскрикнул и схватился за голову. Мониторы взорвались тревожными сигналами.

– Критическое перенапряжение нейронных путей! – воскликнул врач. – Прекращайте эксперимент немедленно!

Кауфман среагировал мгновенно, активировав аварийное отключение квантового интерфейса. Светящаяся структура исчезла, системы начали деактивироваться. Алексей обмяк в кресле, его дыхание было быстрым и неровным.

– Медицинскую бригаду, быстро! – скомандовал Левинсон.

Врачи немедленно окружили Алексея, проверяя его состояние и вводя стабилизирующие препараты. Елена стояла рядом, её лицо выражало глубокую тревогу.

– Состояние стабилизируется, – через несколько минут сообщил главный врач. – Похоже на временное неврологическое перенапряжение, без признаков постоянного повреждения. Но ему необходим полный покой и наблюдение.

– Перевезите его в медицинский отсек, – распорядился Левинсон. – И я хочу полный отчёт о его состоянии каждый час.

Когда Алексея увезли, в лаборатории воцарилась напряжённая тишина. Кауфман подошёл к Ингрид:

– Что ваша система смогла зафиксировать и интерпретировать?

– Очень многое, – ответила она, всё ещё анализируя данные. – Несмотря на преждевременное окончание эксперимента, мы получили огромный объём информации. Нейронные реакции Алексея действительно оказались ключом к интерпретации. Модель сформировала базовый "словарь" соответствий между их квантовыми паттернами и нашими концепциями. Это прорыв.

– Сможете продемонстрировать предварительные результаты? – спросил Левинсон.

– Конечно, – Ингрид активировала главный дисплей. – Вот что моя система смогла интерпретировать из их сообщений.

На экране появилась трёхмерная модель, похожая на ту, что демонстрировали сущности, но с добавленными аннотациями и объяснениями. Она показывала структуру пространства, где обычная материя (отображённая синим цветом) переплеталась с тёмной материей (отображённой фиолетовым) в сложной, многомерной сети.

– Это их модель физической реальности, – объяснила Ингрид. – Согласно ей, то, что мы называем тёмной материей, на самом деле имеет сложную структуру, состоящую из нескольких различных "фаз" или "состояний". Некоторые из этих фаз практически не взаимодействуют с обычной материей, другие способны к более сложным взаимодействиям.

– Эта модель соответствует нашим наблюдениям? – спросил Кауфман.

– Удивительно, но да, – ответила Ингрид. – Она объясняет многие аномалии в распределении тёмной материи, которые мы наблюдаем, но не можем объяснить стандартными теориями. Например, эти структуры, – она указала на определённые участки модели, – соответствуют известным галактическим филаментам, где концентрация тёмной материи особенно высока.

– А что насчёт области в поясе Койпера, которую они выделяют? – спросил Левинсон.

Ингрид увеличила соответствующую часть модели:

– Согласно интерпретации, это действительно место с уникальными свойствами. Там существует нечто вроде "истончения" барьера между различными фазами материи, своего рода естественный "интерфейс". В этой области тёмная материя может более непосредственно взаимодействовать с обычной, создавая эффекты, которые мы могли бы наблюдать и измерять.

– Интерфейс, – задумчиво повторил Левинсон. – Как то устройство, которое мы создали, но естественного происхождения и гораздо более мощное.

– Именно, – кивнула Ингрид. – И судя по тому, что они показали, этот интерфейс они используют как… я не знаю, как точнее выразить… как место проявления в нашей реальности.

– Проявления? – переспросил Кауфман. – В каком смысле?

– В том же смысле, в каком мы наблюдали светящиеся структуры здесь, в лаборатории, – пояснила Ингрид. – Только в гораздо большем масштабе и с гораздо большей стабильностью. Они могут создавать там макроскопические квантовые эффекты, видимые и измеримые нашими инструментами.

– И они приглашают нас туда, – заключил Левинсон. – Хотят показать нам этот интерфейс напрямую.

– Или заманивают в ловушку, – заметил Кауфман.

– Я не вижу признаков враждебности в их коммуникации, – возразила Ингрид. – Скорее, глубокое любопытство и желание обмена информацией. Они показали нам свою модель реальности, заполнили пробелы в нашем понимании. Это похоже на… научное сотрудничество.

– В любом случае, – сказал Левинсон, – нам нужно дождаться данных от зонда "Персефона", прежде чем принимать какие-либо решения об экспедиции. И, конечно, убедиться, что доктор Нойманн полностью восстановился.

– А что насчёт продолжения экспериментов здесь? – спросила Елена, которая всё это время молчала, явно беспокоясь за Алексея.

– С более строгими мерами предосторожности, – ответил Левинсон. – И, возможно, с меньшей интенсивностью. Мы должны найти баланс между прогрессом и безопасностью.

– Я могу модифицировать протокол, – предложила Ингрид. – Теперь, когда у нас есть базовый "словарь" и начальная модель интерпретации, мы можем проводить более структурированную коммуникацию, с меньшей нагрузкой на человеческий мозг.

– Хорошо, – кивнул Левинсон. – Работайте над этим. А я пойду проверю состояние доктора Нойманна.

Когда все разошлись, Елена осталась в лаборатории, глядя на деактивированный квантовый интерфейс. Она не могла не думать о том, как быстро всё изменилось. Ещё месяц назад они с Алексеем работали над относительно стандартным физическим экспериментом. Теперь они установили контакт с инопланетным разумом, получили проблеск совершенно иного восприятия реальности, и готовились, возможно, к экспедиции на край Солнечной системы.

И Алексей… он тоже изменился. Что-то в нём стало другим после контактов с сущностями. Словно часть его теперь принадлежала иному миру. Это пугало её, но также вызывало странное чувство благоговения. Он стал мостом между двумя формами разума, двумя способами восприятия Вселенной. И она не могла не задаваться вопросом, куда это их всех приведёт.

Алексей провёл два дня в медицинском отсеке под наблюдением врачей. Физически он быстро восстановился, но продолжал испытывать странные эффекты – вспышки необычного восприятия, моменты, когда обычная реальность словно становилась прозрачной, открывая проблески чего-то большего.

Елена регулярно навещала его, принося новости о продолжающейся работе. Ингрид сделала огромный прогресс с моделирующей системой, используя данные, полученные во время последнего эксперимента. Теперь она могла интерпретировать многие аспекты коммуникации сущностей без необходимости прямого нейронного контакта.

– Твой мозг действительно оказался ключом, – сказала Елена во время одного из визитов. – Паттерны твоих нейронных реакций позволили Ингрид создать первичный "словарь" для интерпретации их сигналов. Теперь система способна распознавать базовые концепции без твоего непосредственного участия.

– Это хорошо, – Алексей слабо улыбнулся. – Значит, я больше не единственный переводчик.

– Ты всё ещё незаменим, – возразила Елена. – Система может интерпретировать только то, что уже видела. Для новых концепций и более сложных идей твоё понимание по-прежнему критически важно.

– А что насчёт зонда "Персефона"? – спросил Алексей. – Есть новости?

– Он почти достиг указанной области. Предварительные данные показывают некоторые необычные гравитационные аномалии, которые соответствуют модели, переданной сущностями. Кауфман очень заинтересовался этими результатами. Он уже начал подготовку к возможной экспедиции.

– Экспедиции, – задумчиво повторил Алексей. – Ты думаешь, нас отправят туда?

– Тебя – почти наверняка, если врачи дадут разрешение, – ответила Елена. – Ты установил прямой контакт с сущностями, понимаешь их коммуникацию лучше всех. Насчёт остальных… решение ещё не принято. Левинсон считает, что команда должна быть минимальной, но включать ключевых специалистов.

– Ты должна быть в этой команде, – твёрдо сказал Алексей. – Твоё понимание биологических аспектов квантовых процессов может оказаться критически важным. И… – он сделал паузу, – я бы хотел, чтобы ты была там.

Елена слегка улыбнулась:

– Я тоже хотела бы этого. Но решение не за нами.

– Левинсон прислушивается к моему мнению, – сказал Алексей. – Особенно сейчас, когда я стал главным "переводчиком" сущностей.

– Кстати, о сущностях, – Елена сменила тему. – Ингрид предложила дать им более подходящее название, чем просто "сущности тёмной материи". Это слишком длинно и неуклюже для формального использования.

– И что она предлагает?

– "Умбры", – ответила Елена. – От латинского "umbra" – тень. Простое, но символичное название для существ, обитающих в тёмной материи.

– Умбры, – повторил Алексей, пробуя слово на вкус. – Да, это звучит подходяще. Хотя они сами, вероятно, называют себя чем-то совершенно иным, в концепциях, которые мы даже не можем сформулировать.

– Несомненно, – согласилась Елена. – Но нам нужно рабочее название для отчётов и дискуссий. "Умбры" кажется достаточно… уважительным.

На третий день Алексея выписали из медицинского отсека с разрешением вернуться к работе, хотя и с ограничениями. Ему не разрешалось участвовать в прямых контактах с сущностями – теперь официально называемыми умбрами – без дополнительных мер предосторожности и строгого медицинского наблюдения.

Вернувшись в лабораторию, он был впечатлён прогрессом, достигнутым в его отсутствие. Ингрид превратила свою моделирующую систему в сложный комплекс интерпретации и визуализации, способный транслировать квантовые паттерны умбров в человечески понятные концепции.

– Вот, смотри, – она продемонстрировала новый интерфейс. – Теперь система может не только распознавать базовые элементы их коммуникации, но и визуализировать их в формах, понятных для человеческого восприятия. Мы можем видеть их модели реальности, их объяснения физических концепций, даже некоторые аспекты их "социальной структуры", если это правильный термин для их формы организации.

– Это потрясающе, – признал Алексей, изучая трёхмерные модели на дисплее. – Ты добилась большего прогресса, чем я ожидал.

– Всё благодаря данным, которые мы получили во время твоего последнего контакта, – сказала Ингрид. – Особенно паттернам нейронной активности. Они стали ключом к пониманию.

– Что конкретно вы узнали от умбров за эти дни? – спросил Алексей.

– Многое, – ответила Ингрид. – Их физическая модель Вселенной, которую они показали нам, объясняет множество аномалий в распределении тёмной материи, которые наша наука не могла понять. Их концепция пространства-времени включает дополнительные измерения, которые они воспринимают непосредственно, но которые для нас доступны только через математические абстракции.

– А что насчёт их… биологии? Если это правильный термин.

– Это сложнее, – вмешалась Елена. – Они существуют как паттерны в тёмной материи, но эти паттерны имеют структуру, напоминающую нейронные сети. Фактически, вся их "экосистема" функционирует как гигантский распределённый разум, где отдельные "особи" связаны квантовой запутанностью.

– Это соответствует тому, что я видел во время контактов, – кивнул Алексей. – Они воспринимают себя одновременно как индивидуальности и как части большего целого.

– Именно, – подтвердила Елена. – И судя по тому, что мы смогли понять, они существуют в этой форме миллиарды лет, возможно, с самого начала Вселенной. Они наблюдали за эволюцией галактик, звёзд, планет… и жизни.

– Они наблюдали за нами? – спросил Алексей.

– Похоже на то, – ответила Ингрид. – Но до недавнего времени не понимали нашей природы. Для них мы были странными временными аномалиями, возникающими и исчезающими в их пространстве. Только когда наши эксперименты с квантовыми эффектами достигли определённого уровня сложности, они начали осознавать, что имеют дело с другой формой разума.

– Это объясняет, почему они так заинтересованы в контакте, – задумчиво произнёс Алексей. – Для них это открытие сравнимо с нашим – обнаружение совершенно иной формы разумной жизни, существующей рядом с нами всё это время.

В этот момент в лабораторию вошёл Левинсон в сопровождении Кауфмана. Оба выглядели возбуждёнными.

– Доктор Нойманн, рад видеть вас вернувшимся к работе, – сказал Левинсон. – У нас есть новости, которые вас заинтересуют. Зонд "Персефона" достиг указанной области в поясе Койпера и передал первые подробные данные.

– И? – нетерпеливо спросил Алексей.

– И они подтверждают информацию, переданную… умбрами, – ответил Кауфман. – В этой области действительно наблюдаются уникальные гравитационные и квантовые аномалии. Распределение тёмной материи там не соответствует стандартным моделям – оно гораздо более структурировано и концентрировано.

– Более того, – добавил Левинсон, – зонд зафиксировал странные энергетические всплески, природу которых мы пока не можем объяснить. Они имеют квантовую сигнатуру, похожую на паттерны, которые мы наблюдаем в наших экспериментах с квантовым интерфейсом.

– Значит, это действительно место, где умбры более активно проявляются в нашей реальности, – заключил Алексей. – Естественный "интерфейс" между мирами.

– Похоже на то, – согласился Левинсон. – И в свете этих данных, решение об экспедиции принято. Космический корабль "Харон" уже модифицируется для длительной научной миссии. Запуск планируется через месяц.

– Кто войдёт в состав экспедиции? – спросил Алексей.

– Команда будет минимальной, – ответил Кауфман. – Вы, доктор Нойманн, конечно, включены как главный специалист по коммуникации с умбрами. Доктор Макмиллан – для работы с моделирующей системой. И, – он посмотрел на Елену, – доктор Чен, учитывая её опыт в квантовой биологии и важность междисциплинарного подхода.

– А кто ещё? – спросил Алексей.

– Инженерный персонал и пилоты, – сказал Кауфман. – Плюс небольшая группа научных специалистов различного профиля. Всего двенадцать человек. Я лично возглавлю экспедицию.

– Вы? – удивилась Елена.

– Это миссия исключительной важности, доктор Чен, – ответил Кауфман. – И потенциально чрезвычайно опасная. Требуется непосредственное военное командование.

– Но это прежде всего научная экспедиция, – возразил Алексей.

– С важными стратегическими импликациями, – парировал Кауфман. – Не забывайте, что мы имеем дело с формой разума, обладающей возможностями, которые мы едва понимаем. Осторожность необходима.

– Генерал Кауфман имеет опыт как в научных, так и в военных аспектах космических миссий, – дипломатично заметил Левинсон. – Его руководство обеспечит необходимый баланс.

Алексей хотел возразить, но решил не обострять ситуацию. В конце концов, главное, что экспедиция состоится, и ключевые члены его команды будут в её составе.

– Когда начинается подготовка? – спросил он вместо этого.

– Немедленно, – ответил Кауфман. – За этот месяц вам предстоит пройти интенсивную подготовку к длительному космическому полёту, а также адаптировать ваше оборудование для использования на борту "Харона". Времени мало, а сделать нужно много.

– А что насчёт продолжения экспериментов здесь, на "Гермесе"? – спросила Ингрид.

– Они продолжатся, но с меньшей интенсивностью, – сказал Левинсон. – Часть команды останется здесь для поддержания коммуникации с умбрами и сбора дополнительных данных. Но основной фокус теперь на подготовке к экспедиции.

После ухода Левинсона и Кауфмана Алексей, Елена и Ингрид остались в лаборатории, обдумывая полученную информацию.

– Это происходит быстрее, чем я ожидал, – признался Алексей. – Месяц на подготовку к экспедиции на край Солнечной системы? Обычно такие миссии планируются годами.

– Они явно были готовы к такому повороту событий, – заметила Елена. – Возможно, даже ожидали его. Модификация "Харона" для научной миссии такого масштаба не могла быть импровизацией.

– В любом случае, это наш шанс, – сказала Ингрид с энтузиазмом. – Увидеть место, где наша реальность встречается с реальностью умбров. Установить более прямой и глубокий контакт. Это… историческое событие.

– И потенциально опасное, – добавил Алексей. – Не забывайте, что мы всё ещё очень мало знаем о природе умбров и их возможностях. А теперь мы собираемся отправиться к месту, где их присутствие особенно сильно.