Ленни

 
Поехать бы в Копенгаген
Снять себе тёплый номер
В отеле у Northern Sea
И пригласить девчонку
Дырку, ямку, воронку,
Заставить её: «Соси!»
Груди этой особы
Самой высокой сдобы
Заправлены в кружева
Она как крестьянка практична
Как шлюха она неприлична
Как дьявол она жива
 
 
Её угощая шнапсом
Поглаживая по попе
Сидеть буду я в Европе
В её королевстве датском
Смотреть буду из окна
И будет блеять она…
Такие мои вот планы
Не нужно мне, нет, нирваны
Но бритой датчанки щель
А за окном метель
Пусть зло заметает проливы
Чтоб были бы мы счастливы…
…Селёдка… пирог мясной…
И ляжет она со мной
Живот у неё большой
И маленькие колени
Зовут её фройляйн Ленни
Русалка страны водяной.
 

К Фифи (подражание Катуллу)

I

 
Я на старости лет связался с сучкой
Я добыл её в недрах Интернета
Двадцать восемь Фифи (а я – колючка:
Двадцать восемь плюс тридцать восемь: лета)
 
 
О, Фифи! У тебя ребёнка тело!
Хоть сама ты ребёнка и имеешь
У меня с тобой чувственное дело
Под моими ласками ты млеешь.
 
 
Я тебе, о Фифи, противен, видно!
До конвульсий, до сладкого «прихода»
Нет, мне это нисколько не обидно
Создала вас, проклятых дырок, так природа!
 

II

 
Пять трусов мне оставила девчонка
Чтобы я бы, видимо, молился?
На трусы её, что ли? Я не знаю,
Над трусами я блядскими склонился
Испарения девкины вдыхаю…
 
 
Ты чего этим хочешь, моя сучка,
Моя маленькая, бритая ты ранка?
Обоняю: твоя течка, твоя случка,
Твоя нервная писька-хулиганка…
 

III

 
Современные девки как гетеры
Попку мажут и волосы сбривают
На интимных своих местах сверх меры
Благовонные масла возлагают…
 
 
Чтоб найти их, не в переулки Рима
Обращаю стопы свои в сандалях,
В интернетные дебри нелюдимо
Еду я на невидимых педалях.
 

IV

 
Попка маленькая, узкие лодыжки,
Килограмм сорок восемь, не иначе
В этой девочке Египта и мартышке
В этой сверхъестественной задаче.
 
 
Ты еврейка, Фифи, а вы, евреи,
Происходите от какой-то тайны,
Потому от тебя я свирепею
И стучусь в твои недра у «вирджайны».
 

V

 
Метр семьдесят высоты, рот влажный,
Веки крупные, тонкая, как кошка.
В офис тело несёшь многоэтажный
Там его истязаешь днём немножко…
 
 
Но в субботы ты спешишь, озябший зяблик,
Сквозь машины, мороз и коридоры
Чуть постанывая, словно в шторм кораблик,
Чтобы снял бы я с тебя все запоры…
Твои козьи грудки оттяну вниз
Твои ножки в основаньи заломаю
Пусть глядит ваш бог – шакал Анубис
Как я дочерью его тут помыкаю…
 

И восстаёт…

 
И восстаёт из любовных забав,
Чистая, плотская «Love»,
Чистая похоть встаёт и долбит
Твой возмутительно голенький вид.
 
 
Безукоризненны мы же с тобой
Ты – своей белой ночной худобой,
Я – своим жилистым деревом-телом,
Лаокооном в узлах озверелым.
 
 
Булькает, бьётся, тромбирует пара,
Ты моя голая Килиманджара!
Страшный, пораненный, в яйцах раздутый,
Я – твой палач, моя девочка, лютый!
 
 
Я – твой мучитель, а ты от меня,
Где ты скрывалась в течение дня?
Что ж ты скрывалась, иди же сюда!
Ваша распахнутая звезда
Манит меня своей алой трясиной
Всей глубиною своей кобылиной…
 
 
Алая рана, и мокрые ножки,
Сука Фифи, без единой застёжки
Все твои тайны мне, девка, открыты,
Бродят на теле твоём паразиты
Рук моих, ног моих, пальцев и губ…
Что же, с тобой я достаточно груб?
– Как? Недовольна? Грубее? Мощнее?
Ну что за женщины ваши, евреи..!
 

«Дитя фэстфуда и ноутбука…»

 
Дитя фэстфуда и ноутбука,
Вас минимальные трусы
Охватывают, моя сука,
До самой встречной полосы.
 
 
О, ножки, ножки, ножки, ножки,
Переступает как лошадка
А вот животик моей крошки
Атласен, бел и дышит шатко.
 

Ф

 
Я тебя распробовал, подружка!
Оказалось, – ты жуткое отродье,
Оказалось, – ты глубокая ловушка,
А не безобидная зверушка,
Проносящая брюшко по природе…
 
 
Ты свирепее Дурги, богини Кали
Рассмеявшись, ты член мой защемляешь
Полагаю, ты сгубить меня мечтаешь
И обсасываешь мысленно детали
 
 
Как валюсь я на твой белый круп, лошадка,
Как при этом «приход» ты получаешь
Я уверен, иссосёшь меня ты сладко
А потом уже ментов навызываешь…
 
 
Ты натянешь сапоги свои и кепку,
Приготовишься лгать милиционерам:
«Понимаете, он сжал меня крепко
И упал на меня таким манером…
 
 
Я его не очень-то и знаю…»
Тут проснусь я от смерти и воскликну:
«Эту жуткую девку я сношаю
Уже год, но всё в тайну не проникну…»
 

Ф

 
Вам двадцать восемь чёрных лет
Я ваш любовник и поэт
Вы обладательница гривы
Прямой и грубой. Вы счастливы.
 
 
Вам не знаком ни стыд, ни срам
Пусть вы и замужем, мадам,
Меня во всю себя пускаете
И ничему не возражаете…
 
 
Вам двадцать восемь. Ни слезы…
У вас так щиколотки тонки!
Худые бёдрышки девчонки,
Сосцы библейские козы…
 
 
Вы деловиты и развратны
Вы бизнес-woman, аккуратны
Верхи хотят, хотят низы
Как и в библейские разы
 
 
Духов вечерних запах кислый,
И шорох розовых чулок
В предвосхищении конкисты
Над нами вспыхнул потолок…
 

Кёнигсберг

 
Видна здесь наций двух (не новость!)
Влиятельность наверняка…
России крепкая рука
И трехэтажная суровость
Германского особняка
Дома сарайны и протяжны
По-протестантски тяжелы
Когда-то их венчали важно
Здесь рейха третьего орлы.
А ныне ни деревьев стрижки
Ни шевелюры облаков
Нам не напомнят об отрыжке
Германских кожаных богов…
 
 
Лишь нежный облик Светлогорска
Бутылочного моря мгла
Да пуговиц с патроном горстка
Да, здесь Германия жила.
Но и России здесь немного
И если ты повременишь
То ты увидишь, как убого
Ещё летает русский стриж
Ещё идут черны матросы
По кромке берега и льда
Однако все они раскосы
Под жёлтым ангелом стыда
И ничего уже не будет
А только будет ничего
Поскольку здесь забыли люди
Германских кожаных бого…
 

Ф

 
И я, влюблённый психопат.
Я, русский джентльмен.
Люблю ваш, леди, круглый зад
И тесной попки плен
Стояли мы вдруг у окна
Глядели в ночь, дыша
(Вибрировала вся она
Всем телом малыша).
И я наощупь вниз проник,
Потом поддел вас ввысь
О, девочка, горяч родник,
В который мы влились!
В Европе рождество идёт
В Европе рождество…
А русский джентльмен суёт
Вам в ваше естество
 
 
И вы попятились, дрожа
Вы любите меня!
Сомкнулись вы вокруг ножа
Как рана из огня.
 

«И я сидел вроде Катулла…»

 
И я сидел вроде Катулла
И из окна мне в шею дуло
Вертел в руках обол я медный
Был русский я, и русский бедный…
 

Сон

Ф.

 
Герой-любовник к вам крадётся
И вот сейчас, сейчас уже
Он в горло нежное вольётся
Девчонки в сонном неглиже
 
 
Прильнув к окровавленной вене…
К артерии! Что говорю!
Причастие от крови в пене
Всосёт, приникнув к алтарю
 
 
Плечей твоих, моя девчушка,
Он изгибает нежный лук…
В его руке – большая кружка…
Тебе конец… проснулась вдруг!
 
 
И я лежу с тобой, довольный,
К тебе втыкаюсь между ног
Хотя и я немного больный.
Но не вампир, спасибо Бог!
 

В истории

 
Омываемы пеною вольных морей
И варяг, и казак, и еврей…
Шелестят там колосья родных ковылей
Над Хазарией чёрных ночей
 
 
А в проливе меж Крымом с Кавказом
Всем доступные в мире заразам
Ходят джонки, каяки, каноэ
Возят в гости Руно золотое
По Истории бродят в камзолах
Заговорщики злые. В подолах
Им приносят монахини, каждому, плод —
Наслаждений, распутства, невзгод…
Там красавицы с лилией схожи
Там стройны, величавы вельможи
Там кладёт свои головы на эшафот
Безупречно красивый народ…
Государя там ждут в переулке,
Вот и бомба в красивой шкатулке!
Вот и белым платочком сигнал,
Страшный взрыв… государь пострадал…
Там любовники в груди вцепились
Дуэлянты за выстрелы скрылись
Из-за облачка дыма, вдруг – ус,
Улыбается страшный француз…
Там и я, о Фифи, обитаю
По Сараево целясь, стреляю.
Ведь в Истории выбора нет,
Если ты и солдат, и поэт.
 

Фифи в Африке

 
Танзания и Танганьика
Хоть их обоих имя дико
Они не страны из мечты,
В них улетела, девка, ты.
Фифи, танзанские надгорья
И танганьикские поля,
В которых красная земля
Туда поехала ты с горя
По приглашенью короля,
 
 
Зелёного горошка что ли?
Иль детских памперсов царёк
Тебя, Фифи моя, увлёк?
Пообещав слонов и соли,
И океана уголок?
А я? А я, мыслевладелец?
Оставленный средь печенег
Москвы и узник и сиделец
Поэт с тобою общих нег,
В снегу завял, развился кашель
Опухли яйца как плоды
(Которых нет на свете краше
И замечательней ялды!)
Я тут скучаю и дичаю
Из залы в кабинет вползаю
И жду, когда твои причуды
Пройдут как гланды и простуды.
 

«Хорошенькая египтянка…»

 
Хорошенькая египтянка
Освободилась от бинтов
О, это мумия беглянка,
Египетских сестра богов!
Фифи – ты Хатшепсут в чулках
Зелёных, розовых и белых,
Тысячелетия в песках
Ты пролежала загорелых
Тебе проснуться Гор велел
И Петисушес – крокодил
Сам от бинтов тебя раздел,
Водою Нила окропил…
Внедрили в Интернет, и вот
Ко мне подсунули на ложе,
И она так себя ведёт!
– Ты Хатшепсут, признайся, всё же!
 
 
Ты их агент, ты их Змея?
Лазутчица, шпионка Нила
От страсти багровею я,
Сплетясь с сестрою крокодила.
 

«Жизнь – лишь разгадыванье сказок…»

 
Жизнь – лишь разгадыванье сказок
Освобожденье от оков
Вот Дед Мороз, высок и вязок
Набрал тебе подснеж-ников
 
 
Ты, спотыкаясь, возвращалась
И мачехе с порога вдруг, —
Вся гроздь подснежников швырялась
На жирную босую грудь…
 
 
Принцесса ты на горошине…
Чувствительностью возгордясь,
Ты отдаешь себя мужчине,
Имеешь с этим князем связь.
 
 
Потом болеешь, и художник
Глядит, как демон из окна,
Тобою выбранный заложник
Француз, поэт, Париж… весна…
 
 
Уже не верим в Дед морозов
Но верим мы в искусства глубь
Париж зелён, лилов и розов,
Возьми, Париж, нас, приголубь!
 
 
А годы поедают годы…
Всё более ты тяжела
Желавши Золушкой свободы,
Ты мачехой её нашла.
 
 
А я? В бойцов я верил строгих
И в сербской армии служил…
От ваших сказок многоногих
Я убежал что было сил.