Глава 4

Астрид Дэвис

Я вновь поздно возвращаюсь из библиотеки. Под ногами хрустит гравий, а фонари потрескивают, будто старые поленья, и мигают через раз – мэр не чинит освещение последние лет двадцать. Ничего удивительного, он такой же пьяница, как и большинство мужчин в Луксоне.

Оглядываюсь и сжимаю в кулаке тонкий ремешок сумки. Следовало бы позвонить Патриции, чтобы она заехала за мной на машине. Но я и так постоянно обращаюсь к ней за помощью. Я все-таки ее подруга, а не надоедливая младшая сестра. Справлюсь! До дома всего пара кварталов. И вновь становится горько оттого, что через пару месяцев Пат уедет.

Ускоряю шаг, минуя заправку. Осталось не более пятнадцати минут до дома. Со мной ничего не случится. Город маленький, все друг друга знают.

– Астрид!

К сожалению. Все друг друга знают – к огромному сожалению.

Я останавливаюсь. Мужской голос разрывает тишину и лишает сил. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, три тени уже рядом.

Обычные работяги. Они окончили школу в прошлом году и остались в городе. Застряли, словно неупокоенные души. Не могут вырваться. Каждый их день похож на предыдущий: страшнее всего стать таким же призраком. Я наклоняю голову, пряча лицо за волосами, и пытаюсь прошмыгнуть мимо.

– В одиночестве, по темноте… нехорошо, – с мнимым сочувствием говорит один из них.

– Давай проводим, а? – предлагает второй.

– Не обидим, не бойся, – хохочет третий.

Им ничего не будет. Луксон – не то место, где за плохие поступки наказывают. К моей удаче, парни боятся навредить мне всерьез. Так, пристают от скуки. Вдруг я буду в настроении «потерять свою вишенку», как они говорят, видимо прочитав такое определение девственности в бульварном романе своей мамочки. Но они знают, что есть кое-что страшнее, чем они, пьяные рабочие. Кое-кто.

Но сейчас я одна на улице, поэтому они смелые, как шавки на привязи.

Майлз, сын фермера, кладет ладонь мне на талию, а Патрик, музыкант-бездельник, рассказывает о вечеринке на заброшенном складе.

– Поехали, Астрид, будет весело!

«Покажи зубы, заставь их бояться», – вспоминаю слова Пат. Но я слишком напугана. Пережить. Переждать. Через год я уеду. Я не стану очередной заблудшей душой этого проклятого города.

Парни смеются и неспешно идут со мной в обнимку под предлогом проводить до дома, а я надеюсь на чудо. Например, что соседка выйдет на позднюю прогулку или Пат перед сном решит покататься по району на своем старом пикапе.

Из-за угла выезжает патрульная машина. Проблесковый маячок на крыше освещает темную улицу красно-синими бликами.

Мои знакомые отпрыгивают, громко кричат:

– Шериф! – и бросаются врассыпную.

Машина тормозит у обочины. Когда мотор глохнет, погружая улицу в звенящую тишину, я до боли сжимаю зубы. Челюсть сводит. Надо было согласиться и пойти на вечеринку. Я оглядываюсь, но улица пуста.

– Астрид? – бурчит шериф. – Быстро на заднее сиденье.

– Иду, дядя Томас.

Луксон похож на чистилище.

В городке, которого нет на карте, живут неупокоенные души, а добро и зло давным-давно поменялись местами.

Я проснулась с липкой пленкой на лбу и грохочущим в груди сердцем. Включив настольную лампу, перевернулась на бок и долго рассматривала узор на обоях. Все закончилось. Я уехала. Я в безопасности. Я в Берроузе. Прикрыв веки, прикусила одеяло. Зубы сводило, но я кусала и кусала ткань. Спустя пару минут мне удалось переключить внимание и погасить приступ паники. Лучше бы мне снова приснился Дерек Ричардсон.

В кровати я провалялась до рассвета и заставила себя встать под The Neighbourhood^[5] на будильнике телефона. Нельзя унывать. Предстоит новый день, он еще на шаг приблизит меня к высшему образованию и независимости. Воодушевленная, я включила воду в душевой кабине: прохладные капли смыли остатки кошмара. Скоро Луксон станет таким же далеким и неприятным воспоминанием, как первый поход к дантисту.

Я благодарна проклятому городу только за то, что он свел меня с одним человеком: с Патрицией. Вчера мы болтали как в старые добрые времена: вспомнить тот разговор – лучший способ начать день с чего-то приятного.

Накануне вечером

– Пат, я почувствовала магию.

– Вау, подруга!

Патриция, вероятно, ударила по стене – я вздрогнула от резкого стука и едва не свалилась со стула. Вцепившись в письменный стол, я выругалась.

Но Пат не заметила, она тараторила дальше, и только годы близкой дружбы помогли мне распознать в ее нью-йоркском говоре отдельные слова:

– Я говорила! Астрид, я говорила тебе! Надо всего-то подождать! Он хорош, да? В сравнение не идет с… как его звали? Джонни с заправки?

Я поморщилась, вспомнив первые – и пока единственные – отношения. Тогда мой выбор пал на местного раздолбая. Вне всяких сомнений, Дерек Ричардсон – бог с Олимпа на фоне неудачника Джо.

Я сменила тему, и пару минут Пат слушала, как я устроилась в Берроуз, о современных коттеджах вместо типичных общежитий, о программе занятий, о маленьких классах… И снова спросила:

– Итак, в неотразимости зацепившего тебя парня я убеждена. А что насчет характера? Дай мне слово: он не обижает тебя? Иначе приеду и…

– У меня был оргазм, – перебила я, пока ее не унесло в лес оскорблений и нецензурных слов: можно уехать из Луксона, но Луксон не уедет из тебя.

Пару лет хватило, чтобы Патриция приобрела привычку ругаться через слово. Мы старались себя контролировать, но если эмоции захлестывали… А Пат определенно была сейчас не в стабильном состоянии.

Она воскликнула:

– Твою ж мать! Вы переспали?!

Мои уши загорелись, и я спешно добавила:

– Технически нет. Он… мне приснился. Я проснулась от яркой вспышки, словно тело ударило током. Бедра мокрые, а сердце бешено колотилось. Даже представить не могу, каково это в реальности. С ним. – Уточнить стоило, потому что никто не возбуждал меня настолько. Хотя, опять же, сравнивать не с кем: на моем пути профессор Ричардсон первый мужчина в дорогом костюме и с образованием выше среднего. – Это чувство… – я помолчала. Пат терпеливо ждала. – Оно не идет ни в какое сравнение с самоудовлетворением. Я представила его губы на своих губах, его руки на моем теле. Мы были в библиотеке, чувство опасности все обострило. Черт возьми, что было бы, поспи я еще хотя бы минут десять?

– Ох, подруга! – Патриция по-доброму посмеялась надо мной.

Я могла рассказать Пат о чем угодно. Она выслушивала мою разочарованную тираду о том, как Джо с заправки отвратительно целуется. А однажды я нашла у отчима кассету с порнографией: краснея и теряясь, я спросила у Пат, нормально ли, что я возбудилась, когда посмотрела то мерзкое кино? Пат сказала, что для удовольствия не всегда нужен мужчина, а некоторые порнофильмы сняты как настоящее искусство. Также подруга добавила: некоторые отношения стоят того, чтобы их ждать.

Мы познакомились, когда мне было пятнадцать, а Патриции – шестнадцать. Ее семья приехала к родственникам из-за финансовых трудностей. Пат оказалась гораздо просвещеннее девочек из Луксона, у многих из нас даже не было компьютеров. К тому же она придерживалась позиции, что женское удовольствие должно быть на первом месте или хотя бы не ниже мужского. В нашем захолустье царил патриархат, поэтому женщины были либо домохозяйками, либо прачками. А мужчина, будь он отъявленным негодяем или последним пьяницей, все равно считался добытчиком и главой семьи. Осудить «отсталых горожан во времена эпохи феминизма» легко, но большинство женщин боялись остаться без средств к существованию и с детьми на руках. В Луксоне всего один завод, на котором работали, разумеется, мужчины.

И вдруг приехала Пат. Ее отец в прошлом был руководителем новостного канала, мама – бухгалтером, а Патриция мечтала стать актрисой. Думаю, ее родители не меньше остальных – сочувствующих луксонцев – понимали, что город засосет их и никогда не отпустит. Я видела в глазах родителей Пат: работа в местном продуктовом – их новая реальность, с которой они смирились. Но целеустремленная Патриция выросла в мегаполисе и не собиралась провести всю жизнь среди бедняков и пьяниц. Она училась день и ночь, а в перерывах рассказывала мне о жизни в Нью-Йорке. Другие девочки сторонились «городской», считали странной, а я слушала о Большом Яблоке^[6] как о волшебном городе, где сбываются мечты. Там живут успешные женщины, там можно стать кем угодно! Пат мечтала покорить Бродвей, а мне открыла глаза на то, что все возможно. Я смогу уехать следом за подругой, получить образование!

Когда Пат окончила школу, то перед отъездом взяла с меня обещание, что я поступлю в университет или колледж, чтобы покинуть Луксон. Потребовалось на год больше, чем мы планировали, для осуществления непростой мечты, но я справилась. Не могу дождаться момента, когда мы, две счастливые выпускницы, будем вместе жить в Нью-Йорке. В мире, по которому Пат безумно скучала, поэтому и поступила в Нью-Йоркскую академию киноискусств, а я, зная город по рассказам, уже любила его.

– Ты на связи? – спросила Пат. – Думаешь о своем красавчике?

– Вспоминаю, как мы мечтали покорить Нью-Йорк.

– Я уже в процессе!

Патриция говорила настолько убедительно, что сомнений в ее правоте никогда и ни у кого не возникало. Она выигрывала любые споры, оказывала огромное влияние на окружающих, умела очаровывать. Если бы Пат захотела, то стала бы королевой школы, но ей хватало и меня. Подруги, по ее словам, только отвлекали от цели, как и парни. Но все же Патриция не могла оставить других в беде и хотя бы немного, но изменила Луксон к лучшему. Благодаря Пат в городе сократился процент подростковых беременностей: лекции о воздержании и контрацепции не имели такого эффекта, как слова Пат, что «этот козел тебя недостоин».

– Пытаешься съехать с темы, Асти?

– Ладно-ладно! Никаких секретов, да?

– Ага, – хихикнула подруга.

– Ты сама напросилась! О профессоре Ричардсоне я могу говорить вечно. Вы бы посоревновались в умении завоевать чужое внимание, ничего при этом не делая. Мне страшно, насколько быстро у него получилось обосноваться в моих мыслях. Постоянно о нем думаю. И… – Я выдержала театральную паузу – Пат ненавидит, когда я так делаю.

– И – что?

– Я рассказала ему о тебе.

– О, я польщена! – рассмеялась Пат. – Подожди, «профессор Ричардсон»? Он… – Теперь эта чертовка выдержала паузу, а я подумала, что убиться головой о письменный стол – неплохая смерть. Все лучше, чем признаться лучшей подруге в безнадежности своего первого серьезного увлечения. Патриция прошептала: – Он твой профессор?

– Ну… да.

– Асти! – Патриция захохотала. – Прости-прости! Точно, ты же сказала, что вы занимались сексом в его кабинете.

– В библиотеке.

– Разве это важно? Скоро и в его кабинете. Настоящий секс! С профессором! Звучит как мечта. Классно, что у вас преподают красавчики. У нас все профессора старше меня вдвое, – загрустила она.

– Зато ты учишься в Нью-Йорке, – напомнила я.

Настоящий секс?! По шее к лицу поднялся жар.

– Ты тоже могла бы поступить в нормальное место, если бы верила в себя. А ты выбрала Берроуз… Университет хотя бы в Америке? Ты не попала в секту? У Берроуза есть аккредитация?

– Есть! – обиженно выпалила я. – Как и отличная стипендия. Ну и после встречи с профессором Ричардсоном я ни за что отсюда не переведусь, – отшутившись, я поспешила оставить тему. – Спасибо, что ты есть, Пат. Мы обязательно будем жить в Нью-Йорке вместе, даю слово!

Мы еще немного посплетничали о сексапильных преподавателях и способах их соблазнения, а потом я легла спать с надеждами вновь оказаться наедине с Дереком Ричардсоном в его кабинете, пусть лишь в своем сне.

Лето. Астрид шестнадцать, Патриции семнадцать

– Я не позволю тебе испортить свое будущее. Ты уедешь из этой дыры следом за мной, поступишь в университет и найдешь хорошего мужчину!

– Все-все, успокойся! – смеюсь и стаскиваю Патрицию с крыши ее пикапа. Она садится ко мне в кузов, но порывается снова начать возмущаться. Тогда я пытаюсь объяснить: – Тебе легко говорить! У тебя уже было! А я… Все девочки в классе уже сделали это! – Я едва не реву, а Пат смотрит снисходительно, с умилительной улыбкой.

Мы ложимся в кузов, чтобы принять солнечные ванны: загораем в коротких шортиках и тонких футболках. Близится июнь, и Луксон кажется симпатичнее, чем обычно. Зеленая листва, голубое небо. Я вытягиваю руку, пытаясь коснуться густых облаков.

– Твои одноклассницы? – Пат хрипло смеется и затягивается сигаретой. Я отодвигаюсь к стене пикапа, чтобы дым не попал на мою одежду или волосы. – Врут они все, – утверждает Патриция. – Если не врут, я им сочувствую. Серьезно! В первый раз заняться сексом после трех банок пива на заднем сиденье отцовского минивэна? Нечему тут завидовать, Асти, поверь!

Я приподнимаюсь на локтях, обиженно дую губы. Легко ей говорить! Пат тоже меняет положение: садится на колени и, щуря кошачьи зеленые глаза, по-доброму хихикает.

От обиды сводит скулы. Я падаю на жесткое дно пикапа и хныкаю. Иногда мне кажется, что Патриция посвящена в некую тайну, потому что она уже спала с парнями. А я не имею представления о том, каково это.

Мягкие полотенца не позволяют травмировать спину, но я случайно касаюсь раскаленного металла – боль пронизывает кожу, из глаз брызжут слезы. Интересно, это больнее, чем спать с парнями?