10
Никаких компромиссов

– Увидимся раньше, чем ты думаешь, – сказала Дороти Хуану Диего. – Мы закончим в Маниле, – загадочно произнесла молодая женщина.

Лупе в приступе истерики сказала Хуану Диего, что они закончат в сиротском приюте, – так и оказалось, правда не совсем. Дети свалки – монахини, как и все остальные, называли их «los niños de la basura» – перевезли свои вещи из Герреро в иезуитский приют. Жизнь в приюте отличалась от жизни на свалке, где их защищали только Ривера и Диабло. Монахини в «Потерянных детях» – вместе с братом Пепе и сеньором Эдуардо – более внимательно присматривали за Хуаном Диего и Лупе.

У Риверы разрывалось сердце оттого, что его заменили, но он был в черном списке у Эсперансы за то, что наехал на ее единственного сына, а Лупе так его и не простила за то непочиненное боковое зеркало. Лупе сказала, что она будет скучать только по Диабло и Грязно-Белому, но она будет скучать и по другим собакам в Герреро, и по собакам на свалке – даже по мертвым. С помощью Риверы или Хуана Диего Лупе и сама обычно сжигала мертвых собак на basurero. (И конечно же, и Хуану Диего, и Лупе будет не хватать Риверы – они оба будут скучать по el jefe, несмотря на то что́ Лупе говорила о нем.)

Брат Пепе был прав насчет монахинь в «Потерянных детях»: они могли еще принять детей свалки, хотя и без особого желания; это их мать Эсперанса была для монахинь головной болью. Но Эсперанса для всех была головной болью – включая доктора Гомес, ЛОР-специалиста, которая была очень милой женщиной. Не ее вина, что доктор Варгас хотел заняться с ней сексом.

Лупе понравилась доктор Гомес – даже когда доктор осматривала ее гортань, а Варгас околачивался рядом, создавая дискомфорт. У доктора Гомес была дочь возраста Лупе; отоларинголог умела разговаривать с девочками.

– Знаешь, в чем особенность утиных ног? – спросила у Лупе доктор Гомес, которую звали Марисоль.

– Утки плавают лучше, чем ходят, – ответила Лупе. – У них между пальцами сплошная пленка.

Когда Хуан Диего перевел слова Лупе, доктор Гомес ответила:

– У уток между пальцами на ногах мембрана – то есть перепонка. У тебя тоже есть перепонка, Лупе, – она называется врожденной перепонкой гортани. «Врожденная» означает, что ты родилась с ней; у тебя в гортани есть перепонка, своего рода мембрана. Это довольно редко встречается, это означает, что ты особенная, – пояснила доктор Гомес. – Такое бывает один раз на десять тысяч рождений – вот насколько ты особенная, Лупе.

Лупе пожала плечами.

– Эта моя перепонка совсем не что-то особенное, – сказала Лупе, что требовало перевода. – Я знаю вещи, которых не должна знать.

– Лупе может быть ясновидящей. Обычно она права насчет прошлого, – попытался объяснить Хуан Диего доктору Гомес. – Насчет будущего она не так точна.

– Что имеет в виду Хуан Диего? – спросила доктор Гомес доктора Варгаса.

– Не спрашивайте Варгаса – он хочет заняться с вами сексом! – закричала Лупе. – Он знает, что вы замужем, что у вас есть дети и что вы слишком стары для него – но он все равно думает о том, чтобы сделать это с вами. Варгас всегда думает о сексе с вами! – сказала Лупе.

– Расскажи мне, о чем тут речь, Хуан Диего, – попросила доктор Гомес.

Ну и черт с ним, подумал Хуан Диего и пересказал ей все – слово в слово.

– Девочка и вправду умеет читать мысли, – отметил Варгас, когда Хуан Диего закончил. – Я думал о том, как признаться вам, Марисоль, но более конфиденциально, чем так, как вышло, – если бы у меня хватило на это смелости.

– Лупе знала, что случилось с его собакой! – сказал брат Пепе Марисоль Гомес, указывая на Эдварда Боншоу. (Очевидно, что Пепе пытался сменить тему.)

– Лупе знает, что случилось почти с каждым и что каждый думает, – объяснил Хуан Диего доктору Гомес.

– Даже когда Лупе спит, она читает чужие мысли, – сказал Варгас. – Не думаю, что перепонка в гортани имеет к этому какое-то отношение, – добавил он.

– Ребенка совершенно невозможно понять, – сказала доктор Гомес. – Перепонка в гортани объясняет высоту ее голоса – ее сиплость и напряжение голосовых связок, но не то, что никто не может ее понять. Кроме тебя, – добавила доктор Гомес, обращаясь к Хуану Диего.

– Марисоль – хорошее имя, расскажи ей о нашей ущербной матери, – попросила Лупе Хуана Диего. – Скажи доктору Гомес, чтобы она проверила горло нашей матери; с ней гораздо хуже, чем со мной! – настаивала Лупе. – Скажи доктору Гомес!

Что Хуан Диего и сделал.

– С тобой все в порядке, Лупе, – кивнула доктор Гомес девочке, выслушав, что Хуан Диего рассказал об Эсперансе. – Врожденная перепонка гортани не означает ущербности – это такая особенность.

– Некоторые вещи, которые я знаю, они не очень хорошие, – сказала Лупе, но Хуан Диего оставил это непереведенным.

– Для десяти процентов детей с перепонкой характерны врожденные аномалии, – пояснила доктор Гомес доктору Варгасу, но, говоря это, она не смотрела ему в глаза.

– Объясните слово «аномалии», – потребовала Лупе.

– Лупе хочет знать, что такое аномалии, – перевел Хуан Диего.

– Отклонение от общего правила, от нормы, – сказала доктор Гомес.

– Ненормальность, – сказал доктор Варгас Лупе.

– Я не такая ненормальная, как вы! – возразила ему Лупе.

– Чувствую, что мне не нужно знать, о чем это она, – пробурчал Варгас Хуану Диего.

– Я посмотрю горло ее матери, – сказала доктор Гомес, но не Варгасу, а брату Пепе. – Мне все равно надо поговорить с матерью. Есть несколько вариантов, касающихся перепонки у Лупе…

Марисоль Гомес, красивая и молодая мать, не стала продолжать. Лупе прервала ее.

– Это моя перепонка! – заплакала девочка. – Никто не смеет прикасаться к моим ненормальностям, – сказала Лупе, гневно глядя на Варгаса.

Когда Хуан Диего повторил это дословно, доктор Гомес произнесла:

– Это как вариант. И я посмотрю горло матери, – повторила она. – Не думаю, что у нее будет перепонка, – добавила доктор Гомес.

Брат Пепе покинул кабинет доктора Варгаса, чтобы найти Эсперансу. Варгас сказал, что ему также нужно поговорить с матерью Хуана Диего о ситуации с мальчиком. Судя по рентгеновским снимкам, ногу Хуана Диего не было смысла оперировать. Она заживет в том виде, как есть: раздавленная, но с достаточным поступлением крови и вывернутая в сторону. И это навсегда. Какое-то время никаких весовых нагрузок, как выразился Варгас. Сначала инвалидное кресло, потом костыли – потом хромота. (Жизнь калеки – это наблюдать, как другие делают то, что он не может сделать, – не худший вариант для будущего писателя.)

Что касается горла Эсперансы – это была совсем другая история. У Эсперансы не было перепонки в гортани, но анализ мазка из горла дал положительный результат на гонорею. Доктор Гомес объяснила ей, что в девяноста процентах случаев поражение глотки возбудителем гонореи нельзя обнаружить – никаких симптомов нет.

Эсперанса поинтересовалась, где у нее глотка и что это такое.

– Пространство в глубине полости рта, в которое открываются носовые ходы, пищевод и трахея, – ответила доктор Гомес.

Лупе не было при этом разговоре, но брат Пепе позволил Хуану Диего присутствовать; Пепе знал, что, если Эсперанса занервничает или впадет в истерику, только Хуан Диего сможет понять ее. Но вначале Эсперанса сказала, что ей на это плевать; у нее была гонорея раньше, хотя она не знала, что у нее это в горле. «Сеньор Трипак» – так выразилась Эсперанса, пожимая плечами; было легко понять, откуда у Лупе эта манера, хотя в девочке было мало от Эсперансы, – во всяком случае, на это надеялся брат Пепе.