– Да, – сказал я. – Ведь он был так беспомощен.
– Значит, вы больны. Вы существуете за счет смерти. А не жизни.
– Это зависит от ракурса.
– Нет. От ваших убеждений. Ибо история, которую я рассказал, символизирует метания Европы. Вот что такое Европа. Полковники Виммели. Безымянные мятежники. И Антоны, что разрываются меж теми и другими, а затем, все проиграв, кончают с собой. Будто дети.
– А если иначе я не могу?
Молча окинул меня взглядом. Я полной мерой ощутил его волю, его лютость, бессердечие, его досаду на то, что я так глуп, так нерешителен, так себялюбив. Его ненависть не ко мне лично – нет, ко всему, что, как он думал, во мне воплощено: вялость, вероломство, английскость. Он точно жаждал переделать весь мир; и не мог; и мучился собственным бессилием; и понимал, что ему не дано принять или отвергнуть вселенную; дано лишь при