Инга выдохнула себе под нос. Она упорно продолжала делать вид, что её тут нет. Неспешно заваривала кофе, клала сахар в чашку, разбавляла молоком. Она уже научилась притворяться пустым местом в доме и делать свои дела, ограждаясь от происходящего, чтобы её не трогали лишний раз. А тётка пусть бурчит себе на здоровье. Ей все равно. Для неё главное – совершить священный утренний ритуал, чтобы прийти, наконец, в норму. Уединенное время завтрака она никому не отдаст.

– Ой! – раздался за спиной болезненный выдох. – Ой-ой-ой…

– Что такое? – Инга обернулась. Она так и застыла с кружкой нетронутого кофе в руках.

Тётка прислонилась к стене. На ощупь она подпирала спинку стула, держась другой рукой за сердце. Дыхание её потяжелело.

– Марин? – позвала Инга.

– Всё в порядке… – втянула та воздух. – В порядке. Давление подскочило. Принеси тонометр. Там, в сумке. – Марина махнула рукой в сторону коридорного секретера. Инга выругалась, посмотрев на свой нетронутый кофе. Пришлось оставить его на столешнице.

– Сейчас. Присядь пока.

Она метнулась в коридор. Раскрыла дверцу доисторического бабушкиного секретера и отыскала медицинскую аптечку, плотно набитую лекарствами первой помощи. В нос ударил тошнотный больничный запах. Среди многочисленного бедлама виднелись сердечные препараты, обезболивающие, сорбенты, успокоительные и приборы для измерения давления. Инга знала их всех на зубок. Пока нормальные дети учились в школе, ей, помимо общеобразовательной программы, приходилось ещё и усваивать энциклопедию лекарственных средств и первую медицинскую помощь. Возможно, именно это и поспособствовало её выбору в пользу фармацевтики. Учителя сулили ей прекрасное будущее, но, за неимением возможности существования в этом самом будущем, ей пришлось выбрать то, в чём она была хоть немного сильна. Небольшое подспорье, чтобы зацепиться за тончайший крючок на плаву в этой бурной беспорядочной жизни. И со временем он раздулся до размеров огромной рыболовной сети, спутавшей её по рукам и ногам.

У неё была мечта. Не конкретная цель, а именно мечта. Зыбкая, смутная. Вряд ли достижимая. Хрустальная, как вчерашний бокал в крепких руках с выпуклыми дорожками вен. И такая же ненадёжная. Но она попробует. Ведь нет ничего слаще, чем капелька роскошного яда в виде сладостных грёз перед сном в этой пресной повседневной жизни. Жизни, что заведомо известна наперёд и никогда не изменится.

От мыслей отвлекло приглушённое звяканье бутылок. Дверь из соседней комнаты, где их горе-домочадец проводил бóльшую часть жизни, открылась. В их скромной постсоветской трёшке каждый имел по комнате. Вот только далеко не все – заслуженно. Но что Инга могла сделать против закона? В особенности, когда в её правах была только треть всей квартиры.

Василий зашагал вразвалочку вдоль коридора и остановился у ванной. Инга застыла, сделав вид, что её тут нет.

– Ингир? – позвал он глухим сонным голосом. Инга мысленно выругалась, скользнув в его сторону коротким взглядом. Его глаза были заволочены пеленой, степенно плавящей мозги. Той самой, что овладела её новым «знакомым» вчерашним вечером. Она успела подумать о том, что даже с прилипчивым типом в баре и то было приятнее иметь дело.

– Привет, – холодно отозвалась Инга. Её занимал только бабушкин секретер.

Василий поёжился от сквозняка, тянущегося с кухни, и протяжно зевнул. С запахом перегара, обуявшим маленький тесный коридорчик, не справились даже острые лекарственные примеси.

– Здорова. Ты это, поздно, что ли, вчера вернулась? Гуляла где?

Инга нарочито громко вздохнула. Ему-то вообще что за дело до этого? Алкоголь вышиб мозги, и теперь он решил поиграть в заботливого дядю? Инга молча выудила тонометр из груды лекарств и поискала пузырек успокоительного. На обёртках трёхлетней давности уже стерлись все буквы.

За спиной послышалось неловкое шарканье тапок.

– Ты это… мамку-то свою не доводи. Знаешь, как она вчера волновалась? Места себе не находила.

– Она мне не «мамка». – Дверца секретера зло захлопнулась.

Инга вернулась в кухню, принеся за собой запах больничных лекарств. Марина все это время сидела ни жива ни мертва. Её спина скрючилась над кухонным столом в полусогнутой позе, ладонь вяло подпирала лоб. Черные смоляные волосы паутиной свисали с бледного лица, закрывая тонкие морщинки. На висках серела яркая проседь.

– Как ты? – Инга размотала трубку тонометра.

Марина возвела к ней страдальческий взгляд и помотала головой, как бы говоря, что не стоит беспокоиться о таком незначительном пустяке. Но Инга была непреклонна. Со знанием дела она аккуратно засучила рукав её халата и зафиксировала руку. Затем обмотала манжету выше локтевого сгиба, закрепив кольцо так, чтобы оно не сильно жало.

За окном поблёскивало утреннее субботнее солнце, прорезаясь сквозь плотное покрывало неба. Его лучи красиво падали на крыши пятиэтажных домов, изредка отражаясь в окошках. Инга жила на девятом этаже, и вид на дворы и соседние дома служил ей успокаивающим ориентиром. Не сказать, что он был красивый. Но вполне уютный. Вот только наслаждаться им получалось крайне редко. А Инга больше всего на свете мечтала хотя бы одно утро начать так, как ей хочется. Неспешно и лениво. Забравшись с ногами на подоконник и попивая свежесваренный кофе. Поглядывая на беспорядочное течение улиц. И слушая свой любимый плейлист, где намешаны треки «Evanescence», а теперь еще и «Nickelback»…

Но вместо этого она довольствовалась иным ритуалом. Остывшим недопитым кофе, тёткиными истериками и привычным запахом лекарств, въевшимся в эти стены. И мечтать приходилось о другом: чтобы Василий не выходил из своей комнаты как можно дольше. Ей захотелось закурить. Но лучше сдержаться. Вторую волну эпатажа она сегодня не выдержит.

Марина все это время держалась беззвучно. С проблесками мучения в пустом усталом взгляде она наблюдала за тем, как Инга сжимает и разжимает нагнетатель. Груша в её кулаке раздувалась с шипящим звуком.

– Скажи честно, ты хочешь сбежать от меня?.. – вдруг прошептала она дрожащим голосом.

Инга потупилась. Взглянула на тётку, затем перевела сосредоточенный взгляд на манометр. Стрелка взметнулась выше нормы и чуть опустилась. Инга вынула из ушей душки стетоскопа и сложила устройство обратно в расшатанную коробочку.

– Нет, и ты это прекрасно знаешь. Сто сорок на девяносто. Помутнение сознания есть? Отёк легких?

– Сознание почти не чувствую… Дурно мне.

– Надо вызвать врача. – Инга развернулась к телефону.

– Не надо! – Марина остановила свою падчерицу, положив на её запястье жилистую ладонь. И молитвенно сжала рукав кофты. – Ты же знаешь, как я не люблю их. Они очень утомляют… Дай мне просто нужную таблетку. Сейчас уже полегчает. Сейчас-сейчас… Всё будет хорошо.

Инга стиснула челюсть до зубовного скрежета. Она же всё врет! Целенаправленно симулирует плохое состояние, вызывая болезнь, чтобы надавить на жалость и получить порцию должного внимания. А Инга каждый раз ведётся. Потому что боится повторить случай трёхлетней давности.

Инге тогда было семнадцать. Она впервые осталась у парня с ночёвкой. Он, по правде говоря, оказался тем ещё уродом, но в моменте, как это и бывает во времена пылкой юности, Инга души в нём не чаяла. Влюбилась по уши. Растворилась до основания, потеряв всю себя. И мечтала только об одном – быть с ним вместе. Поэтому бездумно согласилась на его предложение остаться на ночь и побежала к нему, чуть ли не роняя тапки. Впервые пошла наперекор тёткиному давлению. Пока её ровесники веселились, гуляли и начинали взрослую самостоятельную жизнь, Инге оставалось только вцепиться в эти отношения, как в единственное спасение выбраться из пучины беспросветного одиночества. Конечно, парень разбил ей сердце. Воспользовался простодушием и наивностью неопытной девушки и растоптал душу вдребезги. Правда потом спустя неделю извинился, представ перед ней с разбитым носом в знак того, что «они теперь квиты». Но Инга так и не поняла, что стало тому причиной. В школе у неё защитников не было.

Зато благодаря этой истории она черпанула для себя бесценный жизненный опыт – такой же горький, как ложка дёгтя в сласти мифической любви. И всё бы ничего, да только вместе с опытом она заработала себе целую ночь в больнице. Оказалось, тётку на следующий день увезли на скорой помощи. Произошёл малый инфаркт на нервной почве. Тётку, конечно, удалось привести в норму, вот только Инга долго не могла себе простить этого. Это ведь из-за неё она чуть не ушла на тот свет. Марина её простила. А Инга так и не решалась больше на подобные вылазки. Иногда, раз в пятилетку, могла отпроситься к Алине с ночёвкой (о существовании Вани и Димки Марина не знала, иначе устроила бы тотальный коллапс), но с условием, что она будет в курсе обо всех данных её подруги. Вплоть до телефона родителей и места жительства. Контроль был оправдан. Она утверждала, что достойную девушку можно воспитать только твердой мужской рукой, которой Инге категорически не хватало. А Марина с нечеловеческим альтруизмом взяла на себя сие непосильное обязательство.

Конечно, Инга не проводила всю жизнь взаперти под семью замками. Она точно так же гуляла, посещала тайком вечеринки, иногда проводила время в баре с Ваней и Алиной или засиживалась у Димки до позднего вечера. В такие моменты главное было тщательно продумать ложь до мельчайших подробностей, чтобы тётка не заподозрила ничего неладного. И успеть вернуться домой к 23:00. Вчера был один из таких вечеров, коих в её жизни были не десятки – сотни. И впервые она не успела.

Инга усмехнулась. Неужели Артём и впрямь рассчитывал парочкой советов подтолкнуть её к решению сбежать? Руку протянуть себе? Как же!

– Это ты меня довела… – Тоненький голосок вернул Ингу в реальность. Она подняла глаза на тётку. Та выхватила из её рук стакан воды и залпом опустошила его. – Знаешь, как я переживала? Места себе не находила. Только и можешь, что изводить меня.

– Я не специально, – бросила Инга. Она принялась складывать тонометр обратно в коробку. – Не моя вина, что в почти двадцать один год ты опекаешь меня до фанатизма, пока другие нормальные люди уже строят самостоятельную жизнь.

– Я очень рада за них. Но у них есть свои родители. А я в ответе за тебя перед твоим отцом! – воскликнула тётка. Голос её был абсолютно здоров, словно она и не умирала над столом пять минут назад. – Дрянь ты неблагодарная.

Боль прожгла грудь. Инга задержала дыхание. С чего начали, к тому и вернулись. Разговор действительно бесполезный. Тётка никогда её не отпустит. До гробовой доски будет держать на привязи рядом с собой и ещё в могилу утащит, чтобы ей там было не так одиноко. Инга, конечно, по-человечески понимала этот пресловутый страх остаться одному на старости лет. Без детей и мужа, которые бы дружно таскали к твоей койке по несколько стаканов воды на дню (не обыкаться бы от такого количества жидкости). Но не пускаться же во все тяжкие!

Покончив с медицинскими хлопотами, Инга прошла к своему остывшему кофе и взяла чашку в надежде позавтракать хотя бы с третьего раза.

– Ты кофе пить будешь? Сделай мне тоже, пожалуйста. – Марина потянулась за гжельской кружкой в их домашнем серванте.

Инга наблюдала за тёткой с насмешкой, сама не заметив, в какой момент её прямой бесстрашный взгляд обрёл долю цинизма. Кофе правда помог ей прийти в себя. И всё в этом доме закрутилось по-старому. Всё вернулось на свои привычные места.

Всё. Кроме того, что теперь внутри Инги ворочалась какая-то странная, неизвестная тоска с глухим щемящим привкусом. Словно теперь ей чего-то отчаянно не хватало в её привычной, расписанной до тошноты жизни. Инга поставила пустую кружку на столешницу.

– Я в аптеку. – Не дожидаясь ответа, она последовала в прихожую.

Марина проводила её встревоженным взглядом.

– Зачем?

– За лекарствами. Тебе ведь надо выпить успокоительное. А у нас закончился «валокордин».

Лекарство, по правде говоря, ещё оставалось. Ютилось, спрятавшись среди многочисленных таблеток и ампул в глуби секретера. Но Инга соврала. Намеренно. Чтобы найти лишний повод проветриться и покурить. Уже не электронку, а полноценную сигарету.

Марина не стала мешать. Она сидела на стуле, уткнувшись пустым взглядом в одну точку. Рядом с ней остывала кружка её нетронутого кофе, который Инга наскоро ей заварила.

– Ты ведь хочешь сбежать от меня, правда? Бросить… Оставить наедине с этим пьяницей.

Инга замотала шарф вокруг шеи.

– Я всего лишь иду в аптеку.