Цитаты из книг автора «Джеральд Даррелл»

Сначала надо поймать скорпиона, осторожно, как падающее перышко, поймать и живого – обязательно живого! – посадить в бутылочку с маслом. Он там выпустит яд, немного побулькает и сдохнет. А если один из его братьев вас ужалит – храни вас святой Спиридон! – помажьте укус этим маслом, и все пройдет, как если бы это была обыкновенная колючка.

Я хотел бы выразить особое признание моей матери, которой посвящена эта книга. Подобно доброму, энергичному, чуткому Ною, она провела свой ковчег с чудаковатым потомством по бурным житейским волнам, проявив величайшую сноровку и постоянно сталкиваясь с возможным бунтом на корабле, то и дело рискуя сесть на мель перерасходов и излишеств, без всякой уверенности, что ее навигационные способности будут одобрены командой, зато прекрасно понимая, что все шишки свалятся на нее, если что-то пойдет не так. То, что она выдержала это испытание, можно считать чудом, а она его выдержала и, больше того, сумела при этом сохранить рассудок. Как справедливо говорит мой брат Ларри, мы можем гордиться тем, как мы воспитали нашу мать; она делает нам честь. Она обрела состояние счастливой нирваны, когда уже ничто не может повергнуть в шок или удивить, что доказывает хотя бы недавний пример: на выходные, когда она была одна в доме, неожиданно доставили сразу несколько клетей с двумя пеликанами, ярко-красным ибисом, грифом-стервятником и восемью обезьянами. При виде такого контингента более слабый смертный, скорее всего, дрогнул бы, но только не моя мать. В понедельник утром я нашел ее в гараже, где за ней гонялся разгневанный пеликан, которого она пыталась накормить консервированными сардинами.

Пусть это будет настоящий праздник. Вот ключ ко всему!

Столь затейливая личная жизнь коловраток лишила меня дара речи.

Колючий ветер задул июль, как жалкую свечу, и пригнал свинцовое августовское небо

Все знают, весельчак – он, точно, долгожитель, Угрюмец разве что его переживет.

– Вообще-то, улитки не высиживают яйца, – пояснил он. – Они зарывают их в мокрую землю и уходят. – Идеальный способ воспитания семьи, – неожиданно, а главное, убежденно заявила мать. – Как жаль, что я не имела возможности зарыть вас в мокрую землю и уйти. – Какие грубые и неблагодарные слова, – сказал Ларри. – Возможно, сейчас ты породила у Джерри комплекс на всю жизнь

Он вышел из ангара, чтобы найти носильщика, а когда вернулся, таможенник, взяв у матери ключи, как раз открывал один из чемоданов. Спиро с гневным рыком подбежал и захлопнул крышку, при этом отдавив пальцы несчастному чиновнику. – Ты зачем открывать, мерзавец? Таможенник, размахивая ушибленной рукой, запротестовал: дескать, проверять содержимое – это его прямая обязанность. – Обязанность? – переспросил Спиро с неподражаемым презрением. – Что это? Ты обязан нападать на невиновные иностранцы? Считать их контрабандисты? Это твой прямая обязанность? Секунду помедлив, Спиро сделал глубокий выдох, подхватил два здоровых чемодана и зашагал к выходу. В дверях он обернулся для добивающего выстрела. – Я тебя, Христаки, знать как облупленный, так что ты мне не говорить про свои обязанности. Я не забыть, как тебя оштрафовать на двенадцать тысяч драхмы за браконьер. Обязанности у него, ха! Мы возвращались домой со своим багажом, целехоньким, не прошедшим досмотра, как триумфаторы. – Эти мерзавцы считать, что они на остров хозяева, – прокомментировал Спиро, похоже даже не догадываясь, что это он так себя ведет. Однажды взяв бразды правления в свои руки, он к нам пристал как репей. За несколько часов он из водителя превратился в нашего защитника, а уже через неделю он стал нашим гидом, мудрым советчиком и другом. Мы считали Спиро полноправным членом семьи и не предпринимали никаких действий, ничего не планировали без его участия. Он всегда был рядом, громогласный, скалящийся, устраивал наши дела, объяснял, сколько за что платить, не спускал с нас глаз и сообщал матери обо всем, что, по его мнению, ей следовало знать. Тучный, смуглый и страшный на вид ангел, он заботливо приглядывал за нами, как если бы мы были неразумными детьми. Нашу мать он откровенно боготворил и каждый раз, где бы мы ни оказались, громко пел ей осанны, чем вводил ее в крайнее смущение.

Теодор провожал меня в кабинет, вызывавший мое безоговорочное одобрение. Вот так должна выглядеть комната. Книжные потолки до потолка были забиты томами, посвященными пресноводной биологии, ботанике, астрономии, медицине, фольклору и прочим увлекательным и целесообразным предметам. А вперемежку с ними – истории о привидениях и детективы. Так, Шерлок Холмс соседствовал с Чарльзом Дарвином, а Ле Фаню – с Фабром. В моем представлении, идеальный баланс. В одном окне стоял телескоп, обращенный к небу, как воющая собака. На подоконниках выстроились парадными шеренгами баночки и бутылочки с миниатюрными пресноводными обитателями, которые кружились и метались среди изящных зеленых побегов. Одну половину комнаты занимал массивный стол с грудами путевых альбомов, микрофотографий, рентгеновских снимков, дневников и блокнотов. В другом конце стоял столик для микроскопа, а на нем мощная лампа на сочлененной ножке склонялась, подобно лилии, над плоскими коробочками со слайдами. Сами микроскопы, блестящие как сорочьи перья, хранились под стеклянными колпаками, похожими на улья.

Пока я потел над нерешаемой проблемой гусеничных аппетитов, Джордж находил себе иное занятие. Он был отменным фехтовальщиком, а в те дни учил местные крестьянские танцы, к которым питал слабость. Так что, пока я бился над решением арифметической задачки, он размахивал в полутемной комнате рапирой или выполнял сложные танцевальные па; все это меня, мягко говоря, отвлекало, и отсутствие у меня способностей к математике я готов объяснять именно его выкрутасами. Даже сегодня положите передо мной простейшую задачку, и в памяти сразу возникнет долговязый Джордж, делающий выпады и пируэты в полутемной столовой. Свои па он сопровождал фальшивым пением, чем-то напоминавшим растревоженный улей.