Читать книгу «Дневник обезьянки (1957-1982)» онлайн полностью📖 — Джейн Биркин — MyBook.
image

1957

30 апреля

Дорогой Манки!

Сегодня утром весь дом стоял на ушах. Эндрю надо было возвращаться в интернат, а ему не собрали вещи. Сначала их сложили в чемодан, но выяснилось, что никто не знает, где его белая сорочка, потом вспомнили про boiler suit[4], про два розовых галстука и четыре носовых платка и так далее и тому подобное. Через какое-то время нашлось все, кроме подтяжек. Чемодан надо было срочно отправлять, и мы с Эндрю на автобусе поехали в туристическое агентство Томаса Кука. Мы вышли не на той остановке: Lower[5] что-то там стрит вместо Higher[6] что-то там стрит и до самой Lower что-то там стрит нам пришлось бы топать пешком. Я говорю «что-то там стрит» потому, что не помню названия улицы; к счастью, у меня было с собой три с половиной фунта для Эндрю и полтора фунта для себя. Наконец мы добрались до агентства, заполнили квитанцию и стали ждать автобуса. Потом Эндрю уехал. Не могу сказать, что я испытала облегчение. Я боялась, что он опоздает на поезд. Когда я пишу, что у меня оказалось с собой три с чем-то фунта «к счастью», это чистая правда, потому что нам не пришлось идти пешком от Higher что-то там стрит до Lower что-то там стрит. Я помахала Эндрю на прощание и вернулась домой. Больше ничего писать не буду, потому что больше ничего интересного не было.

30 октября

В среду мы с Линдой придумали новую игру. Мы играли, как будто мы мальчики и живем в интернате. Странное совпадение – в тот же вечер мама сказала, что меня, может быть, тоже отправят в интернат. Вроде бы они собирались отправить меня в интернат, который называется «Леди Иден’с», или в «Нью-Форест», или куда-то в Даунс, или еще в какой-то, на побережье, у меня там учится подружка. Потом я смотрела по телевизору передачу про свиней.

* * *

В конце концов родители отправили нас с младшей сестрой Линдой в школу для девочек – school for girls – под названием «Аппер-Чайн», расположенную на острове Уайт. Я сама настояла на отъезде, потому что все мои школьные подружки уже учились в интернате. Мне было 12 лет, и я вся была в предвкушении новой жизни. Линда и другие младшие девочки жили в основном здании; там же у нас проходили уроки. Нас поселили в отдельных домиках – houses, где распоряжались воспитательница и ее помощница. Нашим домиком командовали воспитательница Вандербан и мисс Томас. Еще у нас были старосты. Нашу старосту – head girl – звали достопочтенная Джейн Уэлплей. Старше меня на несколько лет, она носила длинную толстую косу и была моим кумиром. Ни за что на свете я не хотела бы ее огорчить. Если у меня накапливалось слишком много late marks – замечаний об опоздании, – я больше всего боялась услышать от нее: «Девяносто девять, вы очень меня разочаровываете». 99 – это был мой номер. Номер Линды был 177. Наш цвет был зеленый. Каждый дом носил имя британского исследователя. Я жила в «Скотте», Линда – кажется, в «Роудсе». В каждом доме было по нескольку спален на восемь человек.

Когда звонил утренний колокол, надо было быстро натянуть школьную форму – не очень красивую, но определенного фасона. Заметив, что на мне не темно-, а светло-коричневые туфли, воспитательница строго сказала: «Эти туфли неправильного цвета». Потом из нашего дома надо было бегом бежать в основное здание, по пути проскочив через мостик над речушкой – она называлась Чайн. Опоздание каралось замечанием – late mark. Накопив три таких замечания, ты получала mark of disobedience – нечто вроде предупреждения, отметки за плохое поведение. После нескольких предупреждений ученицу исключали из школы. Меня не покидало ощущение, что я несу всю полноту ответственности за порядок в «Скотте» и во всей школе «Аппер-Чайн» и что своими глупыми поступками не только подвожу мою обожаемую Джейн Уэлплей, но и ставлю под угрозу существование Англии.

Линда была маленькой, а малышам учителя позволяли многое, например лакомиться клубникой, в отличие от нас – the bulk years[7]. Нас, рожденных в первый послевоенный год, было слишком много; мы были почти подростки – нескладные, лишенные умильной детской прелести. Мне кажется, я провела в интернате три года, хотя моя мать утверждала, что всего два. К счастью, однажды родители задали мне немного туманный вопрос: «А ты не хотела бы уйти из интерната?» Мать говорила, что я ответила: «Если я останусь там еще на один семестр, то умру». Меня забрали, и я с радостью вернулась в свою любимую маленькую школу в Кенсингтоне, где училась экстерном. Интернат был для меня пыткой. Во-первых, там меня окружали только девочки, а во-вторых, после первого семестра нас даже не отпускали домой на каникулы: боялись, что мы будем жаловаться и не захотим туда возвращаться. Но даже позже родителям разрешали навещать нас всего несколько раз в году – в воскресенье, после утренней церковной службы и с обязательством вернуться к вечерней. За это время мы успевали только посидеть с родителями в tea shop – чайной, расположенной в соседней деревне. Если мне не изменяет память, в последний год меня пару-тройку раз отпускали переночевать домой. У родителей был на острове Уайт небольшой коттедж – кстати, выбирая для нас с Линдой школу, они как раз и хотели, чтобы мы были поблизости – в отличие от Эндрю.

Уже в пятилетнем возрасте Эндрю отправили сначала в подготовительную (pre-prep school), потом в начальную (prep school), наконец, в школу Хэрроу, соперничавшую с Итоном и расположенную неподалеку от Лондона. Отец забрал его оттуда буквально в последнюю минуту, когда его уже собирались исключить за то, что он ходил в кино на фильм «Великолепие в траве» с Натали Вуд. Он сбежал из школы, спрятавшись в корзине с грязным бельем, но, к несчастью, забыл выбросить билет, на чем его и поймали. Кроме того, его подозревали в поджоге дома, когда-то принадлежавшего посольству Японии. Эндрю снимал фильм и решил, что для пущего драматического эффекта надо чиркнуть спичкой и поднести ее к оконной шторе. Нельзя сказать, что он нарушал правила, – потому что он вообще не признавал никаких правил! Годы спустя я летела в самолете, и незнакомый мужчина спросил меня, правда ли я – сестра Негодяя Биркина (он сказал: «Mad Birkin»). Когда я это подтвердила, он рассказал мне, что Эндрю каждый понедельник секли розгами, а однажды нашли его под машиной, куда он спрятался от дождя и читал книгу – вместо того чтобы идти в знаменитую часовню, где бывали Черчилль и лорд Монтгомери. Я сама несколько раз в дни посещений – visitor’s days – заходила в эту часовню, в том числе когда проповедь читал лорд Монтгомери. Он провозглашал с кафедры: «God says…» – и как бы в сторону добавлял: «And I agree with him»[8]. Я помню, что во время службы не смогла сдержать слез, глядя в затылки мальчиков в одинаковой форме: младших в bum freezers[9] – коротеньких курточках – и старших во фраках. Каждый принятый в школу новичок становился рабом более старшего ученика; если за завтраком старшему захотелось хлеба с маслом, он рычал: «Fag!»[10] – и младший опрометью бросался выполнять поручение. Каждый, кто отчаянно стремился присоединиться к какой-нибудь группе, испытывал жестокие страдания. Мой брат нисколько не страдал, потому что не желал присоединяться ни к одной группе. В пятницу вам сообщали, что в понедельник вас высекут, так что вы могли все выходные наслаждаться этой мыслью. Эндрю считался оригиналом; он не блистал в спорте – в отличие от нашего отца, учившегося в той же школе, – но своими чудачествами заслужил уважение со стороны seniors – старшеклассников, хоть те его и поколачивали. Но ему было на это плевать; он здраво рассудил, что лучше колотушки, чем табель с плохими оценками, который высылали отцу.

Что касается меня, его младшей сестры, то в моем табеле обычно писали: «Джейн хорошо себя ведет и очень старается, но, к сожалению… Очевидно, что учеба дается ей с трудом. Ничего не поделаешь, кто-то должен быть последним». Возможно, последних слов они и не писали, но мне кажется, что-то в этом роде все-таки было. Линда очень быстро обзавелась подружками; она росла скрытной и позволяла себе всякие шалости, но вокруг нее всегда крутился народ. Кудри, унаследованные от матери, губки бантиком… На каникулах на острове Уайт и в Ноттингеме мы играли вместе, но в остальное время виделись редко, потому что жили раздельно и учились в разных классах; я не могла поцеловать ее вечером и пожелать ей спокойной ночи. Чтобы меня не донимали ровесницы, я допоздна засиживалась в классной комнате, где делала уроки, а также в классной комнате старших девочек, где делала записи в своем дневнике…

1959

Декабрь

Дорогой Манки!

Сегодня я ненавижу школу. Я чувствую себя опустошенной и мертвой. Я понимаю: если кто-нибудь скажет мне что-нибудь неприятное, или распустит обо мне какую-нибудь глупую сплетню, или просто случится что-нибудь плохое, я закричу. Слава богу, ждать осталось всего несколько дней. Как же мне не терпится увидеть папу с мамой. Все вокруг такие добренькие, только я зла как ведьма. Ужасно, что я такая. Вчера вечером я расплакалась в часовне. Все у меня наперекосяк, за что я ни возьмусь, все выходит боком. До чего мне все это надоело.

Пока. Извини, что надоедаю тебе своим нытьем. Но этот дневник – единственный для меня способ выразить, что я чувствую.

Love[11],

Джейн Биркин

* * *

Родители долго не могли выбрать мне имя. Матери хотелось чего-нибудь пооригинальнее, и она – неслыханное дело! – предложила назвать меня Джорджианой; вроде бы была когда-то некая графиня Джорджиана Бедфорд. Но отец счел, что от этого попахивает снобизмом, и сказал: «А может, лучше Джейн? Как на рекламе сексуальных трусов?»[12] Отец любил вещи попроще. Зато мать отыгралась на моем втором имени – Мэллори, которое она изобрела самостоятельно, слегка переделав фамилию сэра Томаса Мэлори, автора «Книги о короле Артуре…». Возможно, ей казалось, что это имя цветка, хотя она ошибалась. Цветок называется mallow – мальва. Во всяком случае, я думаю, что Джейн Мэллори было бы вполне подходящим именем для актрисы, но я сообразила это слишком поздно, когда уже добилась известности, а отец успел хлебнуть неприятностей из-за фильма «Фотоувеличение» и песни «Я люблю тебя, я тебя тоже нет», поэтому я из чувства солидарности решила сохранить фамилию Биркин. По-французски оно звучит красиво и немного чудно – Жанна Бирки́н, с ударением на последнем слоге, во всяком случае, гораздо лучше, чем тяжеловесное английское Birkin, от которого веет чем-то немецким (впрочем, корни у него и в самом деле немецкие, а означает оно «березка»).

1960

19 января

Очень странно, что:

А) у меня теперь всего одна бабушка; Б) я вернулась в школу. Мисс Томас и воспитательница очень милые.

* * *

Бабушка Кэмпбелл, мать моей матери, умерла в больнице. Мамин отец умер намного раньше, когда я только родилась или что-то около того. В тот же год умерла бабушка Биркин и папин пес Кловер, к которому он был страшно привязан. Отец тогда сказал: «В один год потерять двух бабок и пекинеса! Не хватало еще, чтобы мы лишились Черчилля!»

* * *

Среда 20 января

Проверяем и распаковываем вещички. У меня не хватает одной вешалки и одной пары черных трико[13]. Сейчас надо разложить все по ящикам. Меня поселили в симпатичную спальню. Вечером еще напишу.

Воскресенье

Только что вернулась после встречи с мамой и папой. Они с большим пониманием отнеслись к моему огорчению из-за того, что у меня нет подруг. Мне очень хочется, чтобы у меня был хороший табель, надеюсь, что у меня получится не хуже, чем в прошлый раз. Я забыла предупредить няню, что должна уйти. Надеюсь, скоро меня запишут в вожатые. Надо выучить правила. По-моему, правила такие:

1. Вожатая должна быть достойной доверия.

2. Вожатая дружит со всеми и считает себя сестрой всем остальным вожатым.

3. Вожатая вежлива.

4. Вожатая любит животных.

5. Вожатая соблюдает чистоту в помыслах, словах и поступках.

6. Вожатая всегда говорит правду.

7. Вожатая соблюдает правила. 8. Вожатая не тратит лишнего.

9. Внушать доверие, быть честной, услужливой и чистой, как ветер.

Понедельник

Ужасно волнуюсь. Не успела сделать уроки. Сижу сейчас в комнате для шитья. Мы застелили постель Сильвии и сложили верхнюю простыню вдвое, чтобы она не могла вытянуть ноги, но она заметила, что что-то не так. Личный дневник – очень полезная штука, и я страшно рада, что Линда подала мне эту идею. Мне надо научиться исправлять оценки и дополнительно заняться французским. Допишу позже.

Среда

До чего скучная книга – «Третье приключение господина Констанса»[14]! Правда, я не продвинулась дальше первой страницы, поэтому вряд ли имею право ее критиковать.

Мне надо заниматься. Переписать упражнения по французскому и повторить латинскую грамматику – вот ужас. А уже почти пора переодеваться к чаю.

Эндрю прислал нам с Линдой целую кучу экземпляров «Вестника Хэрроу»[15]. Вот молодец! А еще открытки с розами. Мама написала мне очень личное письмо о друзьях и прочем, которое здорово меня поддержало. Папа тоже прислал мне открытку с кораблем и написал, что мой святой Христофор[16] почти готов и скоро он мне его пришлет. Ну не замечательно?

Эндрю предложил поставить для мамы с папой пьесу про капитана Крукшенка[17]. Отличная идея! Еще мы решили подарить им огромную коробку с шоколадными батончиками «Аэро», шоколадками «Тоблерон», конфетами «Смартис» и другими сладостями, которые они обожают. До чего я люблю получать от них письма! Мама с папой и Эндрю часто нам пишут, и как же я радуюсь каждому письму! Вот только сегодня получила посылку, письмо и две красивые цветные открытки. Все, пора делать уроки.

Четверг

Сегодня четверг. Вот здорово, до субботы остается всего один день. Сегодня в спальне произошел случай, которого лучше бы не было: пришла Б. и увидела, что Сьюзен лежит на кровати и читает. Я спросила, где остальные, а она сказала, что не знает. Тогда я тоже легла и стала рассматривать своего святого Христофора, которого мне только что прислали. Тут я заметила, что занавеска перед гардеробной шевелится и оттуда слышно хихиканье. Вдруг они всем скопом оттуда выскочили и заорали: «Бу!» – да так громко, что прибежала воспитательница. «Что тут происходит? Что вы делаете?» Они сказали: «Мы прятались от Джейн». Воспитательница посмотрела на меня: «Вы имеете к этому какое-то отношение?» – «Нет», – ответила я, и это была чистая правда. «Полагаю, вы устали. Полагаю, вам пора спать!»

Пятница

Я сдавала экзамен на вожатую. Ответила на все вопросы, прочитала клятву, рассказала все правила, назвала девиз. Теперь я почти вожатая. Мне пока не разрешили ходить в форме, а вот Линде разрешили. Это ужасно несправедливо. Линда может даже носить значок с крылышками, а я не могу, потому что я не была проводником. У Линды все всегда хорошо, ей все легко дается, а у меня вечно все наперекосяк. Учиться очень трудно, но только не Линде. Конечно, если бы и я попала сюда в том же возрасте, что Линда! Ей все шуточки! Пойду в часовню, пока никто не видит. Чувствую себя полным ничтожеством.

Суббота

Миссис Райдер разрешила мне рисовать в художественной мастерской плакат для дома Скотта. Она очень добрая. Рисовать буду на переменах. Миссис Райдер дала мне ключи. Сейчас я чувствую себя намного лучше, особенно после вчерашнего – я весь вечер проплакала. Мне кажется, у меня появился друг. Ужасно скучаю по маме и папе. Скоро каникулы. Мне уже больше нравится «Третье приключение господина Кон-станса», я сейчас на 20-й странице. Плакат закончила, но он мне не нравится.

Воскресенье

Опять у меня все плохо. Кажется, мне опять поставят С+[18]. Сегодня в раздевалке я видела, как девочки залезали на шкафчики. Мне было нечего делать, и я тоже полезла на шкафчик. Тогда одна из них крикнула мне: «Ты с нами не играешь!»

Линду принимают в любую компанию и посвящают в любые тайны, а меня нет. Она говорит, что это прекрасно, но откуда мне знать, если меня туда не пускают. Единственное в школе место, где можно спокойно поплакать, – это туалет, вот я там и сижу. Ненавижу школу. У меня плохие оценки, и я…

Вторник

Еще один обычный день, дрянной, но забавный. Сильвия ужасно добрая, она мне очень нравится. Скоро пора идти спать. Нас наказали и заставляют рано ложиться. Я не ужинала, но есть не хочу. Опять я сидела одна и плакала. Все-таки я ужасная плакса.

Среда

Спрашивается: я вообще живая или нет? Может, мне это вообще только снится? Я сегодня утром просыпалась? Я вообще хоть когда-нибудь просыпалась? Или все это сон? Может, я просто снюсь Сьюзен? Или Богу? Скоро зазвонит колокол, а я еще не выпила горячее молоко. Я до сих пор валяюсь в постели, и от этого мне еще страшнее.

Суббота

В нашей спальне не девчонки, а ужас. Дайана – гадина. Говорила, что прозвонит в колокол, когда надо будет объявить о середине семестра, а теперь обвиняет меня, что я этого не сделала. Они все очень злые, постоянно говорят про меня гадости, а мне не дают и слова сказать. Дайана все время настраивает Сьюзен против меня. Если она прочтет, что я тут пишу, так ей и надо, нечего совать свой нос куда не просят.

Среда

Скучища, скучища… Скука смертная.

Четверг

Документальный фильм про зеленых дятлов – чем питаются, как заводят семьи и выводят птенцов.

Воскресенье

Приезжали мама с папой. Было здорово. Мы ходили обедать в отель. Обед был превосходный. В Лондоне скоро пойдет спектакль с маминым участием.

Как ужасно после всего этого возвращаться в школу.

Пятница

У королевы родился мальчик! 19 февраля в 16 часов. Говорят, что его назовут Альбертом, но я надеюсь, что нет. Вся школа кричит ура, а в каждом классе на доске написали: «Это мальчик! Это мальчик!»


Воскресенье

Пастор читал проповедь. Довольно милый. В проповеди он сказал: «Одна очень юная ученица этой школы спросила, что такое Дух Святой». Я знаю, что он имел в виду Анджелу, свою дочь, потому что она у нас самая маленькая. Когда все запели гимн, я заплакала.


Понедельник

Что толку стараться, если ничего не получается?


Вторник

Делаю уроки. Мэгги все у меня списала. Жуткая хитрованка.

Школа – это какое-то скопище несправедливостей.

На самом деле Мэгги очень добрая. Я поняла это, когда она сказала: «Возлюби ближнего своего как самого себя».


Суббота

Сегодня не произошло ничего особенного. Как мне все надоело. Танцевать не хочу. Ничего не хочу. Все ужасно, просто ужасно. Я чувствую себя камешком, брошенным на обочине дороги, по которой мчатся машины.

Линда сегодня накрасила губы и напудрилась. Я попробовала пососать красную конфетку «Смартис», чтобы казалось, что у меня тоже накрашены губы, но ничего не вышло.

Уроки сделать не успела.


Воскресенье

Обычное воскресенье. Очень волнуюсь из-за папы, у него плохо с глазом, но надеюсь, что все обойдется. За что ему столько несчастий? Лучше бы они свалились на меня. Я хочу, чтобы Бог у меня отнял глаз, а папе вернул. Когда я молюсь, всегда прошу одного и того же: сделать так, чтобы все были счастливы. Вчера я придумала такую больницу, в которой палаты были оклеены обоями в розах; папе каждый день делали массаж глаза, а мама проходила сеансы физиотерапии, и они чувствовали себя владыками мира.

Сегодня я кое-что узнала о Боге. Я часто думаю о Нем. Странное Он существо. Он вообще человек? У Него есть тело? Если тела у Него нет, что же, значит, Он – пустота? А если Он – пустота, то как Он может исполнить наши мольбы?