Такие мужчины – крепкие гвозди, скрепляющие мир.

Двадцатиоднолетний пастор вернулся в особняк с некоторой грустью, но едва юноша взглянул на свою матушку в окне спальни, как его сердце подпрыгнуло при мысли, что та рядом, и что у него теперь восемьдесят фунтов в год. Он весело помахал ей обеими руками, и та ответила улыбкой, а потом он по-мальчишески, перепрыгнул через куст крыжовника. Тотчас же после этого он покраснел и постарался принять почтенный вид, так как в воздухе заметил двух женщин и мужчину, наблюдавших за ним с дамбы. Он сурово подошёл к двери и, снова забывшись, убежал наверх к Маргарет, когда на его пути встала возмущенная служанка Джин.

«Не думаю, что застукала меня», – мелькнуло в мыслях Гэвина, и «Боже сохрани!» – подумалось Джин.

Гэвин обнаружил, что его мать недоумевает, как приготовить чашку чая в доме, где есть прислуга. Она смело позвонила в колокольчик, и Джин прискакала так быстро, что Маргарет была поражена не меньше Аладдина, впервые потёршего волшебную лампу.

Прислуга особняка с наивысшим почтением двигалась так мягко, будто постоянно ходила за служителем в калошах, но Джин была новенькой и зелёной, получив своё место только потому, что её отца со дня на день могли выбрать старостой. Она уже прониклась романтической привязанностью к своему господину, но назвать его «сэр», как ни старалась, всё же могла с большим трудом, будто глотая при этом устриц. Как будто с тревогой, стараясь по первому звонку Гэвина пулей прилететь в спальню, хотя звонки были в новинку для неё, как и для Маргарет, и она взволнованно восклицала: «Что не так?», как будто в доме пожар.

– У тыльного входа ждут крестьяне, – позже объявила Джин, – Они выражают Вам почтение, и спрашивают, нельзя ли одолжить воды из Вашего колодца? В эти дни была засуха, а насос перекрыли. Но нет, – отрезала она на слишком либеральное предложение Гэвина, – Это уж слишком, нам самим не хватает. А ещё прибавлю, что эти трое не являются членами старой шотландской церкви.

– Это не должно иметь значения, – величественно сказал Гэвин, но Джин изменила свое сообщение на:

– Чаша лишь для членов старой шотландской церкви, у всех прочих есть свои.

– Да, да, – сказал Снеки Хобарт, опуская ведро, – Включая безбожников!

Через дверной проём кухни разговор донёсся до Гэвина и Маргарет.

– И пусть Джо Круикшэнкс не учит меня, – сказал Сэмл Лэндолинадс из раскольников.

– Ну, нет, – сказал безбожник Круикшенкс, – Я слишком независим, чтобы быть религиозным. И я не побегу в церковь с криком: «О, Боже мой! Боже мой!»

– Не суди по себе, дружище, – сурово сказал Ланг Таммас, – Или скоро станешь тем, кто продаст душу за чашу этой холодной воды.

– Может быть, ты интересуешься дьяволом, Таммас, – возразил безбожник, – Но так или иначе, что рай для духа, то ад для общества.

– Ребята, – сказал Снеки, садясь на ведро, – Мы пошлём мистера Дишарта к Джо. И тот расскажет о нём Робу Доу.

– Говорите с почтением о своём священнике, сказал регент, – На нём благодать.

– Я, естественно, не принимаю твоё торжественное хриплое слово, Таммас, но в сердце говорю со всем почтением. Ребята, слово священнику! Я говорю вам, что он молится также, как кто-то отдаёт приказы.

– Сначала, – продолжал Снеки, – Я думал, что этот кандидат был самым серьёзным из них, и я не отрицаю, но, когда я увидел его со склонённой как в молитве головой, во время пения, я сказал себе: «Вот достойный!». Но тут Бетси склонила голову, и он не смог молиться, лишь потихоньку перебирал пальцами свои волосы.

– Ты прекрасно знаешь, Снек, – сказал Круикшэнкс, – Что сказав: «Такой же, как все!», ты только что проголосовал за мистера Дишарта, как за лучшего проповедника.

– Я не сказал этого мистеру Уркхарту, тому, кто проповедовал вторым, – сказал Снек, – Этот парень видит насквозь.

– Да, – сказала Сюзи Тиббитс, которую Хаггарт прозвал «смиреннейшей», потому что однажды призналась, что «слишком молода для брака», – Но мне было очень жаль его, он просто слишком переживал. Он начал бормотать, бросаясь, как одержимый, к двери кафедры, но после того, как Хендри Манн указал на неё и крикнул: «Будь осторожен, крючок сломался!», и крючок разлетелся на куски. Вот так хладнокровен Хендри, хотя, полагаю, тот выполнял свой долг церковного сторожа.

– Нам не нужен человек, – сказал Ланг Таммас, – Которого можно вывести из себя такой мелочью.

Мистер Эркхарт был в таком бешенстве, что, когда он запел первую строку сто девятнадцатого псалма, он сказал: «И так далее до конца». Да, это был его последний шанс.

– Самым благородным из них, – сказал Тибби Бирс, – был тот, что из Абердина, не покидавшим светлую сторону, как и Джейкоб.

– Да, – сказал Снеки, – И я спросил доктора Маккуина, должен ли я голосовать за него. Доктор переспросил меня, точно ли он такой выдающийся? И в ответ на мои уверения заявил: " Не голосуй за него, потому что мой опыт подсказывает, что всякий, кто выглядит выдающимся, на самом деле просто не желает прослыть дураком.

– Вот, – сказала Сьюзи, – Мы договорились о важном деле, потому что мне нравилось и заседать в качестве судьи над ними, только потому, что для меня это выходило своего рода забавой.

– Уверен, Сьюзи, что для них это не было забавой, но к счастью, мы договорились, и, несомненно, у нас есть выбор. Единственное, сделанное мистером Дишартом, что меня успокоило, так это, что тот назвал цезаря на манер кесаря.

– Он ещё больше напугает вас, прежде чем вы с ним покончите» – злобно огрызнулся безбожник, – Я-то знаю, как священники проповедуют в церквях. О, они хитры! Вам понравилось, что мистер Дишарт говорил о ткацких станках и полотне, но, друзья мои, это была уловка. У каждого из этих молодых священников есть проповедь о ткацких станках для прихожан, одна – о том, как превратить мечи в лемехи для сельских жителей, и другая – о большом улове рыбы для рыбацких деревень. Это их козырь в рукаве, вот увидите, как вам предоставят лемехи и рыбу ещё до конца месяца. Священник, проповедующий в церкви – это одно, а священник, назначенный на эту должность, совсем другое дело.

– Джозеф Круикшэнкс, – страстно воскликнул регент, – Прекрати богохульствовать!

Все посмотрели на Вамонда, и он от стыда впился зубами в губы.

– Ой ли? – недоумевал безбожник.

Но Вамонд спохватился.

– От Матфея, двенадцать, стих тридцать один, – изрёк он.

– К чёрту, Таммас, – воскликнул сбитый с толку Круикшенкс, – Вы и вправду цитируете Писание! А не Фергюса О'Коннора⁸?

– Ребята, – сказал Снеки, – Джо не слышал проповедей мистера Дишарта. Да, мы загораемся, когда он является проповедовать. Я терпеть не могу служителя, за то, что проповедует будто рай совсем близко.

– Если Вы придираетесь к нашему священнику, Снеки, – сказал Джеймс Кокрейн, – Позвольте мне напомнить, что он выше Вас.

– Смею сказать, витиевато молвит.

– Лучшая молитва.

– Да, он может молиться и за трескучий мороз, как если бы тот был членом королевской семьи. Я знаю его молитву: «О Господи, да продли ещё на день, и убери снега подальше!». Не могли бы вы притвориться, Джеймс, что мистер Дишарт может что-нибудь сделать с Робом Доу?

– Я признаю, что пробуждение Роба было необычным событием и достаточным основанием для того, чтобы мистер Дишарт получил своё прозвище. Но мистер Карфрэ тоже был озадачен Робом.

– Джеймс, если бы ты был в нашем храме в тот день, когда проповедовал мистер Дишарт, ты бы утих теперь ради Седьмого дня, чтобы снова вернуться. Как вы знаете, этот злой человек, Джо Круикшэнкс поймал Роба Доу пьяным, ругающимся, переманил на свою сторону и подговорил прийти в церковь и досадить священнику. Да только тот и десяти минут не продержался, как мистер Дишарт остановился во время своей первой молитвы и посмотрел. Я не мог видеть этого взгляда, находясь в ложе регента, чувствовал смертельное проникновение. Однако Роб – твёрдое дерево, и вскоре он снова принялся за свои трюки. Ну служитель во второй раз принялся за проповедь, и тишина была такой гробовой, что куча прихожан не смогла усидеть на своих местах. Я слышал, как Роб дышал быстро и сильно. Мистер Дишарт указал на него рукой на этот раз, и, наконец, он строго говорит: «Выйди вперёд!» – Джозеф Круикшенкс слушал с содроганием.

Роб схватился за доску, чтобы не подчиниться, а мистер Дишарт снова говорит: «Подойди!».

И Сайн Роб встал, дрожа и пошатываясь к ступеням кафедры, как человек, внезапно попавший на Страшный Суд.

– Неуклюжий грешник, – воскликнул мистер Дишарт, ни на йоту не дрогнув, хотя Роб раза в три превосходил массой, – Садись на ступени и слушай, а не то спущусь с кафедры и прогоню тебя из дома Божия.

– И с того дня, – сказал Хобарт, – Роб боготворит мистера Дишарта как человека сошедшего с небес. Когда карета проезжала сегодня, мы обсуждали священника и Сэма Дикки. Был не уверен, но мистер Дишарт носил шляпу довольно низко на затылке. Вы бы видели Роба.

– Конечно, – рычал он, – На лице этого юного служителя сияет небесный свет, и как говорится, нечего бояться.

– Ага, – приподнялся раскольник, – Посмотрим, как оденется Роб и как оденется ваш пастор. Я не хотел бы сидеть на месте сторожа, где поют парафраз.

– Псалмы Давида, – возразил Вамонд, – Возносят прямо к небу, а в вашем пересказе прилипают к церковному своду.

– Вы фанатик, Таммас Вамонд, но вот что я Вам скажу напоследок нынче вечером, настанет день, когда мистер Дишарт, да и священник новой церкви будут проповедовать в старой шотландской церкви.

– И пусть это будут мои последние слова к Вам, – яростно ответил регент, – Чтобы не видеть как раскольник проповедует в старой шотландской церкви, иначе мне вечно гореть в аду!

Эта сплетня расширила знания Гэвина о мрачных людях, с которыми ему теперь предстояло иметь дело. Но когда он присел рядом с Маргарет после того, как та легла в постель, их разговор был приятным.

– Вы помните, матушка, – сказал Гэвин, – Как я почти молился о доме, в котором у Вас к утру будет яйцо? Я наказал Джин никогда не забывать про яйцо на завтрак.

– Ах, Гэвин, всё произошло так, как мы и желали, и я немного встревожена, что вряд ли от естества, и я надеюсь, теперь ничего страшного не произойдёт.

Гэвин поправил ей подушки так, как она любила, и когда в следующий раз он вошёл в комнату в одних чулках, взглянуть на неё, ему показалось, что она спит. Но это было не так. Осмелюсь сказать, что в тот момент она увидела Гэвина сразу и в чём родила его, и Гэвина в трусиках, и Гэвина, вошедшего в комнату Глазго в колледже – все образы были для неё столь же реальны, как и Гэвин, у которого теперь был свой приход.

Юный служитель отнёс лампу в свою комнату, грозя себе кулаком за то, что дверь в комнату матери скрипнула, и задвинул шторы. Городок лежал неподвижно, как соляной столп. Но на юге виднелся ровный свет, и, прижавшись лицом к окну, он увидел ещё один свет на западе. Ему вспомнились слова мистера Карфрэ о ночном дозоре. Возможно, именно в такую тихую ночь солдаты вошли в Трамс. Придут ли они снова?