Дина Рубина — отзывы о творчестве автора и мнения читателей
image
  1. Главная
  2. Библиотека
  3. ⭐️Дина Рубина
  4. Отзывы на книги автора

Отзывы на книги автора «Дина Рубина»

2 151 
отзыв

serovad

Оценил книгу

Такая, прямо скажем, специфическая книжечка. Из тех, про которых боишься написать плохую рецензию. Плохую не в том смысле, что отрицательную, негативную, а плохую с точки зрения качества, чтобы совсем за дурака не сойти.

Но для начала банальненько так скажу - мне понравилось. Правда, читал я её урывками. Думаю, что если бы с одного-двух заходов, на никуда не торопясь, протянув ноги к камину и попивая кофе в коньяком, да периодически обдумывая и сопоставляя с чем-нибудь, то понравилось бы и больше.

А понравилось не только потому, что "ах как хорошо-интересно-глубоко написано". Потому что в кои веки углядел в литературе точный образ одной женщины, которая в своё время пила из меня кровищу таким же вот образом, как Анна Борисовна из Петечки. Правда, не пятнадцать лет. И была ей не за девяносто, а за сорок. Но если бы померла она тогда, я бы только перекрестился. Ну, поставил бы свечку за упокой и забыл бы про неё. Ага. Есть такой тип женщин, который умнее всех (без всякой иронии), желают всем блага (опять без иронии), ну и вообще все такие из себя, как старая карга Анна Борисовна. И именно поэтому от них надо держаться подальше.

А может быть это я из-за чисто мужской солидарности принял Петечкину сторону, и вместе с ним ненавижу злых тёток подобного склада? Фиг его знает, вполне возможно. Правда, Петя сам из тех, которых как правило считают неудачниками. А всё оказывается просто - он любит старуху как мать. Со стороны, конечно, выглядит очень странно - мужик прожить без старухи не способен, и уйти от неё сам не может, и она его не отпускает. Чем не любовь в её особой вариации? Ну а расстояние от любви до ненависти всем хорошо известно.

Книга образная, психологичная, и психологичность усиливается еще и тем, что персонажи Дины Рубиной люди творческие, то бишь те, чью душу без бутылки, ну или хотя бы чашечки кофе с коньяком не поймёшь.

Сюжет "Масловки" сам по себе является отличным доказательством того, что

Каждый человек своими руками лепит сюжет своего романа… Только не у каждого хватит мужества признать, что он не главное действующее, а эпизодическое лицо…
5 июня 2015
LiveLib

Поделиться

Juliett_Bookbinge

Оценил книгу

Последнюю неделю мая я провела с романом Дины Рубиной «На солнечной стороне улицы» про витиеватость судеб и жаркий Ташкент.

Меня сначала несколько смутил прием с вставками в книге как бы биографических воспоминаний писательницы о городе. Хотя описания города и прекрасны, какое-то время они существовали для меня отдельно от сюжета романа. Но к середине повествования они все же переплелись и в итоге создали ту самую объемную картину, к которой вероятно и стремилась автор. Мне в результате ужасно понравился именно этот прием смешения двух реальностей, который заставляет немного заблудиться.

Я не буду описывать сюжет, но скажу, что он охватывает достаточно большой период в два поколения семьи примерно с 50-х годов ХХ века. То есть Рубина в общем-то возвращается в город своего детства и юности, отсюда эта биографическая нота, посвященная Ташкенту. Надо признать, что этот ностальгический эксперимент в художественной форме удался, книгу даже называют "Ташкентский роман". Но конечно это Ташкент определенной эпохи, которого сейчас уже не существует в реальности, и тем ценнее этот опыт.

Удивительно то, что в процессе чтения я полностью была захвачена сюжетом и героями (они потрясающие! такие полнокровные, живые и книжные одновременно), но когда книга закончилась, и я обернулась взглянуть на цельную картину, то на первый план вышел город, яркий и насыщенный, словно именно он и создал этих людей, судьбы, красоту, горе и любовь.

9 июня 2024
LiveLib

Поделиться

GarrikBook

Оценил книгу

Книга не понравилась!
☞ Даже не спас невероятно красивый стиль автора. Текст лился словно песня. Просто прелесть.
• И это самая сильная сторона книги. Порой даже казалось, что читаешь классику.
✓ Очень богатый и яркий словарный запас, явно выделяет автора среди многих современных писателей.

И ясно, очень ясно помнится бровастое носатое лицо Зверолова, заштрихованное тонкими прутьями птичьей клетки. Глубоко посаженные черные глаза с выражением требовательного любования и в каждом – по желтому огоньку скачущей канарейки.

☝ Невозможно не восхищаться таким текстом.
Поэтому вдвойне обидно, что мне было скучно.
☞ Не было здесь, как такового сюжета, впереди не маячил финал, до которого хотелось бы добраться и узнать чем всё закончится. Текст, текст и текст. Очень много текста.
Это как в одном году много дней и если нет цели и занятий, то эти дни превращаются в один сплошной серый и невзрачный год, даже и вспомнить нечего.
Очень красивое произведение без сюжета и финала.
☝ Да простят меня ценители творчества этого автора, но от захватывающего эмоционального начала, когда кажется, что это шедевр, книга превратилась из горной бурлящей реки, в обычную, еле-еле текущую по полям речушку.
И я сразу вспомнил Дина Рубина - Маньяк Гуревич чувства испытывал очень схожие.
☞ Поэтому, это просто, скорее всего, не мой автор. С чистой совестью не буду продолжать читать цикл и другие книги Дины Рубиной.
У меня всё. Спасибо за внимание и уделённое время. Всем любви ♥ и добра.

31 августа 2024
LiveLib

Поделиться

OlesyaSG

Оценил книгу

Люблю прозу Рубиной, но дозировано. Чуть перебор - и всё, долго не вспоминаю об этом авторе. Так вышло с трилогией "Русская канарейка, которая так и осталась не прочитанной.
Но этот сборник совсем другой. Не сказала бы, что прямо легкий и воздушный, но захватывающий это точно. Так интересно описать города - это уметь надо. Так и хочется собрать своё-ничего и бегом побежать-поскакать посмотреть на Прагу, Амстердам, Рим, Иерусалим и т.д. глазами Рубиной. Ну вот как пройти мимо такого описания? Оно же буквально тянет, зовет: "приедь и посмотри на меня!"

Цитаты

"По весне городок проходит все стадии театрального преображения. Первыми вступают средиземноморские акации, цветущие нежным, каким-то милосердно-сиреневым цветом. Целые улицы засажены у нас этими деревьями; на исходе апреля и весь май они сбрасывают цветы, как перья, по городу разносится сиреневая вьюга на хвосте весеннего ветра, и сиреневый мусор скапливается в углах дворов и подворотен – в нашем раю вообще довольно мусорно…

В мае же просыпаются розовые и белые олеандры, медленно приоткрывающие цветки, обрамляющие – над заборами – огромные изысканные кактусы, слепленные из больших колючих оладий.

Особый выход у бугенвиллей.

Нигде не встречала я такого разнообразия оттенков цветов бугенвиллей, как здесь. В Италии и Испании видела только чернильно-лиловые. Наши чародеи-садовники вытворяют с бугенвиллеей черт-те что! Алые, розовые, белые, палевые, бордовые и – особый изыск – декадентского солнечного цвета «само» кусты переплетаются с простонародно вишневыми в тесном надзаборном объятии, пышной цветной пеной выкипают из дворов на улицы, сбегают вниз по желтым и розовым стенам иерусалимского камня.

В середине же мая коротко вспыхивает пунцовыми пальчиками, растущими как бы из одной ладони, хрупкое экзотическое дерево на верхней лужайке. Недели две оно растерянно красуется перед грузчиками, затаскивающими в «Дешевку» картонные коробки с бутылками колы и пепси, и напоминает диковинную японскую принцессу на улице деревни Иваньково, густо застланной подсолнечной лузгой.

Кстати, подсолнухи у нас тоже растут.

Подобно вездесущим журналистам на кинофестивалях, наш весенний фестиваль сопровождают и комментируют независимые господа удоды, в черно-белых полосатых сюртуках, – гребенка на высокомерной голове в сочетании с длинным прямым клювом напоминают штопор. Прилетают они поодиночке, но однажды мы застали на лужайке трех таких оживленно беседующих господ. «Смотри, пресс-конференция…» – сказала я псу…"

Когда-то, лет десять назад, мы впервые оказались за границей – в Амстердаме. Вышли из здания вокзала и увидели ряд старых домов над каналом – строй забулдыг, отбывающих пятнадцать суток за мелкое хулиганство. Особо старые дома кренились набок, приваливаясь плечом к соседу, и – как похмельные – норовили выпасть из строя мордой об мостовую.

Словом, мы влюбились навсегда в эти огромные окна, жадно ловящие скудный северный свет, в тревожную дрожь отражений в водах каналов, в выплывающие из окуляров удвоенных в воде мостов кораблики и лодки; мы влюбились в свою первую заграничную свободу, в свое безденежное безумие дорогих кофеен на улице Дамрак и с тех пор хранили верность нашему странствию номер один, заруливая – по пути ли, семь верст ли киселя хлебать – в этот город при первой же возможности."

свернуть

Но не только о городах пишет Рубина, но и о людях в этих городах. Живых и ушедших. Повесть "Холодная весна в Провансе" о Ван Гоге и его брате Тео", "Джаз-банд на Карловом мосту" о Кафке.
С удовольствием прочитала рассказ о собаке Конраде. Люблю истории о животных. А если они еще и легко, с юмором или сарказмом написаны, то просто восторг! И хочется сказать "а можно еще чуть-чуть?"))

"Взять, например, богатое слово «собака». Известно, что это такое. Это он сам в разные минуты жизни – теплые, родственные, счастливые и нежные, например: «Собака, я преклоняюсь перед вашим умом!», или «Позвольте же по-человечески обнять вас, собака!», или (в драматические моменты выяснения отношений): «Ты зачем это сделал, собака подлючая, а?!»

Но у в общем-то родного слова «собака» есть еще другой, отчужденный смысл – когда им определяют других. Например: «Нет, туда мы не пойдем, ты же знаешь, там гуляют большие собаки».

Вообще мне интересно: как он разбирается со всем многообразием своих имен, которых у него много, как у египетского божества?"

Книгу сначала слушала в исполнении автора. Но потом оказалось, что в аудио версии некоторых рассказов нет , так что дочитывала уже глазками.
Советовала бы к прочтению? Да. Просто отдохнуть, нырнуть в другой город, сделать переход между книгами... Да даже просто по рассказу, по несколько страниц прочитать - отдых для мозга.

6 марта 2023
LiveLib

Поделиться

littleworm

Оценил книгу

" Человек зарождается, вызревает,
выпрастывается в этот мир, прорастает в него душой,
и судьбой, и сладостной болью любви. А потом его покидает".

Без опасения разочароваться, смело в путь!
Без оглядки, напролом, мельтеша страницами…
Замирая, утопаю с калейдоскопе картинок, звуков и запахов, не забывая периодически захлопнуть челюсть дышать.
Волшебница, оседлавшая, подчинившая себе слово, опять позвала меня в длинное, витиеватое, многолюдное путешествие.

Чуток в Алма-Ате, где разводят кенарей в массивной исповедальне, где рождаются и умирают, где щелкает затвор фотоаппарата, едят казахскую пищу, катаются на Медео, учатся говорить и слышать, а главное пытаются жить правильно и счастливо.

Чуток в Одессе
, с ее особыми запахами, с концертами, тенорами, кларнетом, виолончелью, пением с канарейкой на два голоса, с гербами, кольцами, бабками и внуками, с необыкновенными судьбами в доме Этингеров, где поколение новое зарождается самым невероятным образом, где родословная держатся на ненадежной сопле.

Масштаб этой саги приводит в изумление, в первой части четыре поколения, это не шутки.
И как всегда экспрессивно, выпукло, и каждый человечек это действо, характерное до предела.
Читать, вчитываться, каждую строчку пропускать через себя, с каждым героем проживать, переживать и радоваться, любить его или ненавидеть, они заслуживают эмоций и отношения... они живые.
Живые портреты, наскоро проживающие жизнь.

Смотрю и пытаюсь понять этих необыкновенных людей. Несколько поколений неординарных, сумасбродных личностей.
Может я заглянула, на другую планету, может это какой-то параллельный мир с разноцветными глазами, странным выговором, с заиканием, дивными косами, разномастными чудачествами и закидонами.
Да вроде всё наше, наша история, родной язык, и люди вроде «как руку протяни».
Нет уж, скорей ЕЁ особенность, видеть их вывернутыми.

"Это вынуждает признать некоторую склонность автора к сумасшедшим, безусловную к ним приязнь, порою и любование, и даже – да! – восхищение ими, как и возмущенное неприятие термина «душевная болезнь», которым люди издревле награждают носителей слишком яркого оперенья. Хочется возразить, что не болезнь это, а проявление дерзкого своеволия души, ее изумленного осознания себя, обособления себя от мельтешащей пустоты мира. По сути – доказательство самого ее, души, существования."

Вот смотрю на этих вывернутых душой - то ли страшно, то ли смешно.
И постоянно щекочет кто-то в носу, неужели я плачу…
Просто страшно жить, повседневность страшнее катастрофы.
И все равно они верят в счастливую звезду, карабкаются, бегут… сами… отпускают близких и любимых.
Любят нежно, самозабвенно.
И так тепло.
Я тоже верю!
Я тоже бегу!
Иногда забегая вместе с Ней далеко вперед.
Она как гадалка, раскидывающая на картах (хорошая гадалка, надежная) вскользь, предсказывает их будущее, интригует.
Я радуюсь как ребенок - значит, есть оно будущее - это оптимистично само по себе.
Кто-то умирает, приходится оставлять на дороге жизни и идти дальше… непременно идти.
Я иду…
Обязательно пойду дальше, впереди еще две книги и желтый кенарь впереди, как маяк.
Заворожено двигаюсь ему навстречу, потому что волшебно, трогательно, смешно и грустно, до слез, до гомерического хохота, живописно, тонко, мелодично - Талантливо.

"... ты – мадонна! Не слушай ни единую б…ть: ты – мадонна!"

Дальше...

Harry Herman Roseland

27 января 2016
LiveLib

Поделиться

strannik102

Оценил книгу

Помню, как-то в детстве умудрился крепко обжечь себе пищевод, отхлебнув сдуру огроменный глоток едва ли не кипящего ещё чая — ощущение проглоченного расплавленного свинца долго ещё лежало комом в желудке и саднило с ощущением ободранных и иззанозленных ладоней в глотке и глубже... Примерно такие же ощущения остались после прочтения этих ещё советских времён рассказов и коротеньких повестей Дины Рубиной. И саднит, и жжёт, и дымно-калёно выжигает нутро — впору хоть плакать начинать, чтобы этой солёной влагой утишить огнь пожара...

Как зачастую принято было писать в аннотациях к книгам советских авторов — героями этой книги являются самые обыкновенные и самые простые люди. И уже одной только этой своей обыкновенностью они заслуживают звание необычных и необыкновенных. Хотя бы потому, что довольно часто книги пишут всё-таки про людей героических, или талантливых, или хотя бы способных. А у Дины Рубиной как раз наоборот — самые обыкновенные люди, юноши и девушки (девушки и женщины, конечно же чаще!), молодые женщины и старухи, дети разных возрастов — весь половозрастной спектр народонаселения нашей бывшей общей страны (напомню, рассказы и повести этого сборника написаны ещё во времена СССР) представлен тут. И кажется, что невозможно вообразить человека, о котором Рубина не смогла бы написать. Потому что выбор ею своих героев прихотлив и причудлив. Тут вам и 15-летняя девушка с предощущением Любви, и здесь же сорока_с_гаком_летняя наёмная домработница; а вот перед нами совсем ещё молодая начинающая писательница в роли гостьи у несовершеннолетних преступников; тут же бывшая семейная пара и всё ещё соединяющее их единственное звено — мальчик дошкольного возраста — звено всё утоньшается и истоньчается, а боль расставания всё не становится глуше... Их много, героев этих рассказов, потому что герои этой книги — это мы с вами, это ваши родители за вычетом трёх десятилетий, это ваши дедушки и бабушки, это вы сами, только перенесённые в недавнее ещё прошлое. И знаете, пусть сейчас жизнь сверстников книжных персонажей заполнена компьютерами и гаджетами, бизнесами и клубами, но по сути, по глубинке чувств и переживаний, эмоций и душевных потрясений мир мало изменился. И потому эта книга, как мне кажется, ещё долгое время будет современной...

29 апреля 2014
LiveLib

Поделиться

Manowar76

Оценил книгу

"За далью даль, думал Гуревич; за бардаком и кошмаром всегда маячат другие кошмар и бардак. Это вечная карусель в том парке аттракционов, в котором мы обречены развлекаться всю жизнь; это вечные лодки-качели, из которых невозможно выбраться, даже если тебя тянет блевать на всех и на всё вокруг…
Он был весьма недалёк от истины."

После "Наполеонова обоза" что-то долго не мог приступить к Рубиной. Казалось, что для чтения её книг необходим какой-то особенный настрой, специфическое мироощущение, которое у меня было раньше, во время чтении её трилогий "Канарейка", "Люди воздуха", "Обоз", и которое я утратил сейчас, в это нелегкое во многих аспектах время.
"Маньяка Гуревича" я добавил в прочтению сразу после его выхода, но начал читать только сейчас, случайно.
Со временем геологи-литераторы, разбирающие и систематизирующие прозу первой четверти двадцать первого века наверняка выделят в напластованиях тонкую специфичную прослойку — ковидный роман. Причём относиться к этому субжанру будут не только книги про ковид, но и книги, написанные в ковидную пору локдауна. Брендон Сандерсон, например, накатал аж четыре внеплановых романа, сидя взаперти. Дина Рубина подарила нам "Маньяка Гуревича":

"Мысль написать такую вот светлую и тёплую книгу о трогательном, хотя и нелепом в чём-то человеке пришла мне в начале тягостных месяцев проклятой пандемии. Я вдруг поняла, что читателю и так тяжко дышать, и так тесно жить; что его и так сейчас сопровождают болезни, горести и потери; читатель инстинктивно ищет в мире книг такое пространство и такую «температуру эмоций», где он мог бы не то что спрятаться, но войти и побыть там, легко дыша, пусть и грустя, но и улыбаясь"

Ну и что Вы думаете? Таки да. Таки крайне сентиментально, до комка в горле.
Казалось бы, что особенного — советское детство советского мальчика. Но это Рубина! Какой слог, какое внимание к атмосфере и мелочам. Эпоха встаёт, как живая. Сеня Гуревич, сын мамы-гинеколога и папы-психиатра, вроде бы поколением постарше, чем я, но застой на то и застой, что отличить семьдесят второй от восемьдесят второго очень непросто.
Как и всегда у Рубиной, нас ждут зарисовки о характерах, особенностях и судьбах всех персонажей — от главных до эпизодических. И это прекрасно. Кому-то такая детализация претит, а для меня оживляет мир книги. Веришь, что вокруг не строчки-статисты, а живые люди, по краешку судьбы которых прошёл автор.
Первая часть книги — школьные годы чудесные в поздние семидесятые, начало восьмидесятых. Юность.
Вторая — работа в скорой. Молодость.
Третья — карьера психиатра. Начало взрослой жизни.
Четвертая — алия и обустройство на новом месте. Зрелость.
Пятая — дети, внуки, счастливая старость.
И каждая из частей украшены, как ёлки игрушками и гирляндами, таким количеством вставных историй, что за ними большую часть времени не видно сюжета. Да и какой сюжет — обычная жизнь обычного человека. Странного, но доброго.
Интонационно, неизвестно, кстати, сознательно или нет, автор мимикрирует под стиль старой, утомлённой, но благородной дамы. Лексически это выражается в повторе какого-то слова в начале предложения: "Разные, разные лица сопровождали его дни – ну и ночи, конечно." Какой-то даже былинностью веет от этого, ветхозаветностью. Нет, злоупотреблений этим приёмом нет — всего раза три-четыре на том, но всегда обращает внимание на себя.
Гуревич, живущий свою сумбурную, но вполне обычную жизнь, кажется несколько блёклым на фоне персонажей трех моих любимых трилогий Рубиной (см. начало отзыва), у которых драма, надрыв, приключения, несчастная любовь. Возможно, так и задумано. Герой и его переживания становятся ближе.
При этом Рубина так психологична, что несколько раз откладывал книгу, размышлял, вспоминал, грустил, чуть не плакал. Даже несколько злился на писательницу, укоторой так мастерски получается выбивать меня из равновесия самыми обыденными зарисовками. Возраст.
В одной из последних глав подача историй перешла на совсем уже тысячеиоднаночный уровень — рассказчик последовательно проваливался вглубь на четыре, по-моему слоя.
В финале — счастливая, сентиментальная, злезливая старость, самое её начало.
Действительно, душеспасительная история, своими интонациями и ритмом возвращающая душевный покой и уверенность, что всё будет хорошо.
Читать людям обоих полов, но только тем, кому за сорок пять, раньше не надо, не проникнитесь.
10(УМИРОТВОРЯЮЩЕ)

10 июня 2024
LiveLib

Поделиться

Tsumiki_Miniwa

Оценил книгу

«Я буду ждать тебя
В самолетах, поездах,
В приютах горных рек,
В приютах гордых птиц.
На разных языках
Чужие профиль, фас.
Везде тебя найду,
А время года, знаешь ли, не важно» (с.)

…И никаких слов не хватит, чтобы описать то, что я чувствую. Слишком скуден ассортимент, когда финал как обрыв сердца.

Вчера ночью, хотя какой ночью, уже утреннее зыбкое молоко разливалось в листьях клёна под окном, я перевернула последнюю страницу и подумала, что подобное испытываю первый раз. Это счастье с примесью горя. Как бы не захлебнуться… Но ведь известно, что новый день все расставляет по местам. И вот я упираюсь взглядом в белый лист и снова не могу разобраться в себе. Мне слышится невероятный дуэт, неземная оратория в стенах аббатства, и я не могу сдержать улыбку. А после вспоминаю, что любимый мой Голос разрывает беспросветную тьму, и вроде как прежде, но все же не так, и мне плохо до дурноты.
Первая бессовестная попытка разузнать финал, ну или хотя бы убедиться в том, что я встречусь с Леоном и Айей в финале, была совершена уже в середине первой главы. Дина Ильинична испугала едва ли не сразу, как только я ринулась с героями с места в карьер. Где-то на последних страницах встретила любимое имя, выдохнула и как-то удержалась от читательского безумия. Попыток было несколько… Отчаянная идея: наличие имени на странице почти ни о чем не говорит. И хорошо, что удержалась. Выхвати я взглядом среди строчек не имя, а фрагмент судьбы, хватило бы мне сил дочитать?
Какой же она была, эта книга? Она была подобна изысканному блюду с невероятным набором сложносовместимых ингредиентов. Она была самой нежностью, когда на страницах властвовала любовь, робким прикосновением, порывом страсти то в маленькой парижской квартирке на рю Обрио, то в старинном полуразрушенном замке где-то в Бургундии. Она была хаосом побега, когда опасная игра только началась. Она была прищуром горящих мщением глаз, когда до задуманного оставался лишь один рывок. Она была болью, болью, болью. Тогда, когда Айи не было рядом. Когда даже мысль о ней была под запретом. Эта книга была невероятна и столь же прекрасна, как и ее старшие сестры, но саднила, заставляла вздрагивать пальцами уже с первых страниц.
И каким неуловимым, неистовым охотником был Леон! И какой всё-таки сильной, смелой, любящей оказалась Айя! И как хитро искусница-судьба воздала по заслугам тем, кто предал, одарила тех, кто был достоин. Вот только Леон… Нет, не буду об этом думать! И какой причудливый узор получился в конце, когда Дина Ильинична вывела в свет таких разных последних по времени Этингеров!
Сейчас, конечно, самое время взглянуть на всю сагу с высоты птичьего полета и оценить, но мне кажется, что что бы я ни сказала об этом цикле, об этой витиеватой истории, об этой мимолетной жизни, прожитой рядом с героями, все будет обыденно и даже в чем-то пошло. Какими словами описать этот авторский слог, это кружево слов, в которое я влюблена уже так давно и которым залюбовалась и теперь? Как передать это чувство вечного полета: из шумной Одессы в солнечный горький Израиль, а оттуда в чувственный Париж, а после в опасный Лондон и, конечно, в качающийся на волнах Портофино? Каждое определение будет слишком простым по сравнению с тем, какие этюды и целые пейзажи создавала Дина Рубина!
Как облачить в слова, в обычные строчки тот восторг, ту тревогу, то счастье, то горе, что чередовались глубоко внутри, когда в судьбе любимых героев снова и снова случался резкий поворот и оставалось лишь затаить дыхание, верить в лучшее и надеяться, надеяться?
И как разобрать по косточкам до основания каждый том? Каждый по-своему уникальный и прекрасный: то погруженный в эпоху «Желтухин», то остросюжетный «Голос», то бесконечно надрывный «Блудный сын». Словно пытаться выяснить, кто из троих детей одной замечательной матери лучше.

…И никаких слов не хватит, чтобы описать то, что я чувствую. Сохраню и эту, пусть и не мою, но прожитую жизнь глубоко внутри. Запомню и эту очередную любовь из-под пера Дины Рубиной. Пусть сейчас чуточку больно. Только реет в голове стая мыслей о жизни и пресловутых тисках истории, о вере и верности, о любви, что бывает выше любых обстоятельств. Пусть. И это утихнет. Остается лишь понимание, это вечно слетающее с последних страниц понимание, что ради подобных историй и стоит прочитать еще сотни и сотни книг. Милая Дина, спасибо!

«Я буду петь тебе
Необходимо вслух
В мансардах голубей
Нечаянно всю ночь,
В финальных виражах,
В Женеве и в Москве,
Я буду петь тебе!»
(из репертуара гр. Ночные снайперы)

7 октября 2018
LiveLib

Поделиться

littleworm

Оценил книгу

Всё гениальное просто. На Верхней Масловке обитает невостребованный театровед Пётр Авдеевич и в прошлом успешный скульптор, а ныне сварливая старуха Анна Борисовна, несносная, но парадоксально притягательная.
Они не производят впечатления счастливого семейства, они не родственники и сложно назвать их друзьями, у них нет желания притворяться добрыми и обходительными, а разница в возрасте пролегла огромной пропастью. Они вместе давно, что вызывает лишь недоумение.
Странно, почему они так и не смогли притянуться, может потому что очень похожи в этой своей гордой неспособности даже помыслить об этом, в стараниях посильней и побольней ужалить, в стремление к одиночеству, прячась за повседневностью. Две творческие натуры безумно эгоцентричные и такие любопытные для стороннего наблюдения. Их так интересно рассматривать не только приятельнице Нине, но и читателю.
Чем дольше наблюдаешь, там ближе хочется подойти, тем внимательнее хочется слушать.

Маленькое произведение, рожденное талантливейшим автором современности, являет собой поразительную глубину и широту человеческой натуры.
Есть же герои огромных романов, интересные, колоритные, харизматичные, они отлично играют выбранную писателем роль. Но они именно играю. Ступают точно по написанному тексту, строго по протоптанным стереотипами следам. Топ-топ - влюбились, поженились.
Топ-топ – заскучали, изменили, работа… заботы и прочие.
И мы даже во многих узнаем себя.
Всё как надо, просто узнать – «Ах, да! И у них все как у всех»
Нам так комфортно в кем-то придуманном и усредненном мире, и читать про него тоже в сущности удобно.
Надо чтобы было понятно, где дурак, а где трудяга, получивший по заслугам. И мы читаем, искренно веря, что если будем честными усредненными, то и нам воздастся… где-то за поворотом.
За что я люблю Рубину.
Она ударом женской, очень плавной и незаметной руки вышибает из зоны комфорта. Она заставляет смотреть на тех самых людей, ну абсолютно таких же как у всех, но откуда-то с левого края зажмурив правый глаз и вверх ногами.
Так вот, выбитый из стереотипов, невольно начинаешь думать… думать… думать. Что же есть любовь?! Почему и кто, а главное когда случилось, что решено навсегда и безапелляционно, какая она – Любовь?! А кто-то ведь действительно давно определил за нас - в каком возрасте, какими образом и за что мы должные любить. И всё, что безобразно вылезает за эти рамки, свисая и выпирая, взывает недоверие или раздражение.
А между тем, Рубина совсем не тот автор, кто станет загоняться в эти самые границы общепринятого, и читателю даст понять – шире и глубже надо видеть и слышать.
Ведь Петька и Анна Борисовна живут особенной жизнью, поверхностно ничем не выделяясь.
Посудите сами – она очень стара, груба и невыносима, она имеет целый арсенал шпилек и нескончаемое желание втыкать их в задницу в самый острый момент. Это просто несносная маразматичка.
А Петр… Петька – эгоистичный нахлебник, с какого-то перепугу горд и обидчив.
Ухаживает он за старухой не по доброте души, а ради наживы, ради возможности иметь крышу и кусок.
Но это было бы слишком просто, даже не потому, что две творческие натуры с трудом уживаются вместе. Все очень сложно оттого, что природа человеческих взаимоотношений окрашена или сдобрена широким спектром чувств и эмоций и не может быть просто, четко объяснима соседскими сплетнями.
И любовь… она такая разная и трудно понимаемая, даже для тех, кто в неё не верит. И назвать это чувство можно по-разному и объяснять. А нужно ли?! Самое трудное из всего - признать ее наличии, особенно тем, кто ее испытывает, но упорно отрицает этот факт.

Блестящее произведение от любимого автора, еще и в её же блестящем прочтении. Гениально!
Уже хочется перечитать… точнее переслушать.

16 сентября 2016
LiveLib

Поделиться

Roni

Оценил книгу

На Дину Рубину удивительно неудобно писать рецензии. Её проза так густа, насыщена, что попробуй пропихни в это плотно сплетенное полотно свою жалкую мыслишку. Но я попробую.

О чём книга? О любви и смерти. Любви, невозможной, немыслимой, побеждающей все преграды, все препоны. О смерти и жажде жизни, неистовой, сметающей всё на своём пути. Рубина пишет о человеке, как явлении природном - скале, горе, молнии. Пишет о старухе-скульпторше, любуясь и немного побаиваясь, влюбленно и с опаской. И как шутит жизнь, как она иронична: в день, когда повесть "На Верхней Масловке" вышла в печать, её прототип, реальная женщина, скульптор Нина Ильинична Нисс-Гольдман умерла.

Про линию Анны Борисовны и Пети ничего не скажу вам боле - это надо читать, и смотреть в исполнении блистательных Фрейндлих и Миронова - про любовь, любовь сложную, любовь-ненависть,про непонимание, но мне гораздо ценнее были мысли про смерть. Но с Анной Борисовной согласна на все сто:

Ваша литература… Я читала, мне Сева совал с восторгами… Свободы нет, голубчик, нет пространств… Пепельницу какую-нибудь опишете так, что Бунин от зависти в гробу перевернется, а страсти нет. А искусство – это страсть. Это любовь. Это вечное небо… А вы за пепельницей неба не видите…

Скажу про Нину и её художника. Очень мне это странно. Она же всё понимает: что ему лучше быть одному. И тут обычная бабья жалость - как удар под дых, и она взваливает и тащит на себе этого чужого, непонятного человека. И ведь не девочка уже. Где мозг-то, откуда силы? Но, с другой стороны, когда одиночество, как удавка, как строгий ошейник рвёт горло и не даёт вздохнуть, ещё и не то потащишь и не на такие расстояния. С третьей стороны, нам показана просто напросто притирка в начале отношений, так что я, возможно, зря кипишую.

Короче, Рубиной, как впрочем и всегда, аплодирую стоя, невероятная книга о важнейшем в человеческих жизнях.

20 февраля 2013
LiveLib

Поделиться

1
...
...
216