А также я дарил шубу из горностаев. Этот зверек столь редкий, что стоит в Византии не дорого, а баснословно дорого. Горностай уже сейчас считался королевским мехом, им всего-то приторачивали шубы, но не делали полностью верхнюю одежду из этого пушистик. По мне, так соболь лучше. А еще я дарил императору стеклянную посуду: тарелки, вазу, кубки.

Я не особо всматривался, что прислал в дар василевсу великий князь Киевский. Тут и оружие было, много, очень много, мехов, знаю, что коней Изяслав Мстиславович дарит, что не удивительно, сколько многоих набрали в степи. Было в приданном и банальное серебро. Но, наверное, так нужно. Это дело Изяслава, как продавать свою дочь, приплачивая еще купцу. По мне, так это император Мануил должен был платить за красавицу и умницу Евдокию.

Подарки рассматривались вельможами и они открыто, вот хоть бы постеснялись, говорили, что хорошо, а что не достаточно великолепно. На моем доспехе зависли.

Понятно, что уж! Как можно оценить то, о чем имеешь только предположение. Вот насколько плетение и заклепки в панцире лучше, чем при изготовлении простой кольчуги? Это нужны эксперименты. Но то, что доспех блестел, был эстетически пригоден, точно. Я уверен, что такие брони достойны императора, а для реального боя, они излишне яркие и привлекают много внимания. Перед дамами покрасоваться – самое то, тем более, что гульфик такого размера, что почти любой мужик комплексовать станет, глядя на «достоинство» своего сюзерена.

– Я доволен дарами. Не думал, что Русь такое оружие может производить. Нужно опробовать, но выглядит достойно императора, – сказал Манулил, акцентируя внимание на моих дарах.

А я заслужил неодобрительный взгляд со стороны и Димитра, и армянского вельможи. Наверное, они не ожидали, что я могу так заинтересовать своими изделиями императора, что переплюну и великокняжеские дары. Но моих подарков мало, а вот княжеские… Да лучше бы он столько даровал Братству, так мы еще больше развернулись.

Тут средств было достаточных экипировать и обучить тысячи полторы конных. Не было бы войны с Ольговичем, да с половцами с богатой добычей, не смог бы Изяслав столько дарить.

– Василевс оповестит о своем решении! – провозгласил евнух сперва на греческом языке, продублировал тоже самое на латыни, а после снизошел сказать и по-русски.

Все! На этом закончилась аудиенция и нас всех попросили уйти.

Можно было возмущаться сколько угодно, и я слышал, как некоторые бурчали о том, что можно было бы поговорить, спросить о здоровье великого князя и все такое, но, нет. На самом деле, протокольные мероприятия не могут иметь формат общения. Увиделись, подарили подарки, – свободны. Вот, если бы после не случились встречи и того же Ивана Гривня не пригласили бы на беседу во дворец, вот тогда и стоило кричать «караул».

Выйдя из дворца, я, во главе конного отряда «ангелов» в три десятка воинов, отправился к себе в дом, который был предоставлен всему посольству, кроме невесты и ее ближайшей свиты. Это была своего рода коммунальная квартира, что уже неплохо, так как я был хозяином отдельной комнаты. Было бы хорошо, чтобы и туалет с ванной были хотя бы на этаже. Но таких гостиниц пока нигде в мире не предусмотрено.

Придя условно домой, я сразу же послал за Андроником. Он сам должен был меня встречать и рассказать, как именно прошла встреча вол дворце. Впитать все слухи, домыслы, и рассказать мне. Я понимал, что многое упускаю, недопонимаю. Может быть, все сложилось так, что император вовсе перехочет жениться. Это весьма возможно. По сути же, сегодня состоялись смотрины невесты. Как бы не описывали Мануилу дочь киевского князя, сам не посмотришь, не поймешь, хороша ли она.

А эта бестия была чудо, как прелестна. Наряд, который выбрала Евдокия был одновременно и скромен, но и явно очень дорогостоящий. Порча или что это за материал, были украшены чуть заметной, не вычурной, золотой вышивкой с серебряными обводами.

Фасон одеяний невесты, походил на женскую тунику, выгодно подчеркивал изгибы женского тела, при этом умудряясь соблюсти целомудрие и большую долю недосказанности. Уверен, что в этом мире или же в ином, крайне мало мужчин, которые не отметили бы красоту девушки. А волосы… В них был заплетен жемчуг. И это, оказывается, так красиво, что глаз не отвести.

Нельзя… Вот вообще мне нельзя думать об этом… Опасно и неправильно. Может посетить дом с доступными гречанками? И завтра на первой полосе «Константинопольских ведомостей» «Порочный воевода перепробовал всех девиц в бордели». И пусть газет еще не придумали, но слухи в городе разлетаются быстрее, чем сигнал по проводам.

– Говори! – потребовал я, когда евнух Андроник, прикрепленный ко мне сопровождающий, зашел в небольшую комнату, но хорошо, что только мою, со всеми удобствами и шикарным ночным горшком.

– Тебя интересует, как все прошло? – усмехнулся евнух, а я кивнул. – Усильте охрану к девице! В городе есть разные шпионы, мало ли. Могут и германцы действовать и сельджуки. Она императору сильно приглянулась, он распорядился готовить свадьбу в течение месяца. Не слыхано!

– Что может ей угрожать? – подобрался я.

– Все знают, что император строгий, справедливый и рассудительный только тогда, когда принимает решения не под влиянием сильных чувств. Здесь же всем разумным людям уже понятно, что молодая жена может уговорить василевса на что угодно. А это очень, очень серьезно, – сказал Андроник, а я покорил себя за то, что избегал Евдокию.

Понятно, что через постель может вершиться политика. Народная мудрость гласит, что ночная кукушка всегда дневную перекукует. Может, это и не совсем правильно, но через Евдокию можно было бы продвигать идею Православного Ордена. Она же могла стать и главным меценатом Братства, по крайней мере, в империи.

– Это понятно, а что по мне, по Братству? – спросил я.

– Твои доспехи будут испытываться. Одни говорят, что они тяжелы и неловки, иные, что это новый шаг на пути становления оружейного дела. Так что не все сразу. А вот шуба, тут… Много чего в ней, ненужное, чрезмерное богатство. Мануил любит роскошь, но умеренную, – объяснял мне евнух.

Я бы применил здесь такую идиому, как «масло масленое». Но цель была в том, чтобы показать: на Руси не лыком шиты, имеют кое-что дорогое, что и другим не по карману.

– По твоим встречам… – Андроник замялся.

– Что? Говори! – потребовал я.

– Нобилиссим Никифор с тобой хочет встретиться. Очень хочет, – быстро произнеся последние слова, Андроник отшатнулся, как будто я сейчас его ударю.

Нет, не ударю. Напротив, у меня немного прошел тот гнев, что бушевал на приеме у императора. Я все еще хотел убить Никифора, но не сгоряча это сделать, а расчетливо, да так, чтобы на меня никто не подумал. И как ни ломал голову по пути из императорского дворца, я пока не придумал, что можно это сделать. Все способы убийства моего отравителя либо прямо указывают на меня, а тот же армянин Арсак предостерегал не трогать Никифора, он все поймет, либо способы мести столь сложны в исполнении, что могу не осилить без месячной подготовки к акции.

А что насчет послушать Никифора? Я и не против, о чем сказал Андронику. Мне было бы приятно, если бы Никифор оправдывался, а еще лучше, чтобы вымаливал себе жизнь. При этом, чтобы я был непреклонен, но поступил по-византийски, а именно: взял бы деньги, пообещал прощение, использовал бы Никифора, но все равно убил бы. Как эти хитрованы поступили с нашим князем Святославом чуть больше ста пятидесяти лет назад. Вот и оправдание для моей лжи и коварства.

– Геркул? Я говорил ему о тебе. Что скажешь о нем, знают ли этого человека? – спросил я. – Я так и не понял, что сделано для Братства в Византии.

Вроде бы, как представитель Братства в империи, мой подчиненный, он так и не вышел на связь. Что это означает, я не знаю. С иной стороны уже понятно, что православное Братство в Константинополе не такая уже и безызвестная организация. Мало того, я сам, когда направлялся во дворец, видел пятерку воинов-всадников, которые были в накидках с Андреевским стягом. Подражатели? Пока незнакомые мне братья? Так без моего одобрения, по крайней мере, «списком», они не в Братстве, они – никто. А параллельную структуру я терпеть не стану. Наше имя – оно только наше! Могу в противном случае и на прямой конфликт пойти.

– Геркул примкнул к синим, там же и Никифор, их же поддерживает и знакомый тебе Арсак с многочисленной армянской диаспорой. Именно синие поставили одну из своих ставок на Русь, – выдал мне политические расклады Андроник.

– Геркул синий? Абы только не голубой, – усмехнулся я, но мой юмор не был понят.

Куда там евнуху вообще задумываться о бренности сексуального бытия!

Синие и зеленые – это партии. Исторически так сложилось, что ипподром – место политических интриг и противостояний. Раньше было больше партий, но остались две. Я бы сравнил синих и зеленых, как команды в Формуле 1: Феррари и Макларен, в определенный период существования гонки. Здесь тоже покупаются лучшие лошади, усовершенствуются колесницы, четверки состязаются на ипподроме, порой, со смертельным исходом.

Но, что важнее, вся элита разделилась и относит себя либо к одной партии, либо к другой. Беспартийных не так, чтобы и много. Такая получается «двухпартийная система». Все мои знакомые византийцы – это синие, они против засилья венецианцев, как и всех других европейцев. Вроде бы за возрождение империи, хотя я пока не понял, в чем это должно проявляться. Вот и выходит, что с помощью Руси, синие надеются как-то продвинуть свою повестку.

– И еще… – опять Андроник замялся.

– Я синий, я знаю, что ты можешь повлиять на будущую императрицу, а еще твое Братство хорошо вписывается в нашу борьбу за чистоту православия и против латинян. Каждая услуга оплачивается. Послушай Никифора, он вхож к императору. Чтобы не произошло ранее, сейчас ты ему нужен, а он нужен тебе, – сказал евнух, и я отстранился, рассматривая недомужика более пристальнее.

Я подумал, что купил его? А получается, что некая политическая группировка решила меня использовать в своих целях. И Андроник оказался рядом со мной не случайно. Можно было обойтись без подарков и его подкупа. Все равно, либо в доску расшибется, но сделает все нужное, это при условии моей лояльности к синим, либо же палец об палец не ударит, возьми я сторону зеленых. Ласковое теля двух маток сосет. Вот и вопрос у меня возникает: получится ли? А еще есть такая народная мудрость: нехрен бабе было чего делать, так взяла себе поросёнка. Нужно мне было сюда ехать, чтобы в таких играх участвовать?

Да, правы те, кто говорил о Византии, как о квинтэссенции интриг и лжи. Здесь такая политическая жизнь, что Руси до нее очень далеко. Что ж… может, и у меня найдется, чем удивить ромеев!