Старая знакомая пьеса из школьной программы, неоднократно перечитанная. И каждое обращение к этому тексту приоткрывает что-то новое. Наверное, в этом и состоит непреходящее значение классики.
Помнится, при знакомстве с пьесой меня прямо озадачило полное несовпадение способов создания отрицательных и положительных персонажей: первые вон какие яркие и живописные, так смешно проявляют свои характеры в нелепых репликах, вторые же на их фоне – просто какая-то «бледная немочь», ходячее занудство, толкуют всё о каких-то абстрактных и малопонятных школьникам материях. Ну как же так?! Перечитывание во взрослом возрасте помогло понять: Фонвизин сделал так намеренно, чтобы отразить и национальный быт, и бытие, т. е. мир идей, которые как раз и выражают Стародум, Правдин и Софья.
В бытность школьницей более всего я удивлялась финалу. Ну неужели Фонвизин, тонкий и умный сатирик, столь наивен, чтобы верить в возможность подобной концовки – государственная власть наводит порядок в простаковском имении, берёт его под опеку, а замордованных крестьян – под свою защиту?! И лишь спустя годы поняла: нет, не наивен и не прекраснодушен наш писатель, просто он просветитель до мозга костей, а стало быть – считает необходимым показать всё не только как есть, но и как должно быть, как правильно. Такой вот наглядный «урок царям».
Пьеса очень смешная и в то же время горькая. Как позже и на другую тему заметит Гоголь, – это смех сквозь «невидимые миру слёзы». Смешное тут в основном на уровне слова, игры слов, как часто бывает в русских комедиях. Например, в рассказе Скотинина о дядюшке, который во хмелю не вписался в ворота, ударился головой, однако подтвердил суждение племянника о необычайной крепколобости всех Скотининых (в прямом, не в переносном смысле! но уж очень двусмысленна эта фраза). Или в словах простаковского братца о любимых им свиньях, которые на целую голову выше человека. Горько же от понимания того, что подобные люди в России конца XVIII века (да и не только, увы) определяют судьбы тех, кто волею обстоятельств от них зависит.
И конечно, нельзя не сказать, что это пьеса и о материнской любви, избыточной, уродливой, ущербной, а потому губительной для сына. Тема, не утратившая актуальности и в наши дни. Что больше всего заботит госпожу Простакову, эту «яжемать» XVIII века? Хорошо ли спал ее драгоценный Митрофанушка, сколько булочек съел за завтраком, не жмёт ли ему новый кафтан. А вот что думает ее сын (и думает ли вообще), что чувствует, каким растёт, чему учится – это для мамаши совершенно неважно. Сварливая и «злобная фурия», рядом с сыном она становится мягче воска. А ведь это животное чувство самки, перешедшее в чувство собственности! Не зря Простакова сравнивает своё отношение к Митрофану с любовью собаки к своему щенку. На какие «плоды» может надеяться такая мать? Ведь сын не видит вокруг ничего человеческого и духовного, сплошное животное начало, грубое, плотское, материальное. Какой уж тут ждать эмпатии от избалованного «недоросля»? И при этом, как ни парадоксально, Простакову в финале даже жалко, хотя умом и понимаешь, что сама виновата. Но ведь и её, судя по всему, воспитывали в столь же бездуховной среде. И получается такой себе круговорот «злонравия» в природе.