Глава 6
Чудесный прием

Сомнения – это яд.

Избавьтесь от них.

Подготовка к приему у смертных аристократов едва ли напоминала мои обыденные приготовления. Ведьмы предпочитали легкие, воздушные ткани, платья в духе ночных сорочек, которые едва скрывали силуэты, очаровывая хранителей. Смертные же ценили строгость и многослойность: прилегающие длинные рукава, воротники, плотно обнимающие шею, и драпировки юбок, которые сложными складками устремлялись назад.Они обожали шляпки, украшенные цветами и разными причудливыми фигурами,но использовали лишь немногое из украшений.

Скромность в чистом обличии, но мне она была по душе. Если тебе все идет, то и беспокоиться не о чем.

Весь род Палентия привык одеваться в темные зеленые оттенки, ведь это цвет нашей семьи. Трудно было вообразить, что вскоре мне придется носить серые одежды. Безусловно, это интересный цвет, но мне он казался…незнакомым.В тот момент, когда я облачусь в него, моя личная история преобразится. И хотя пути назад уже нет, этот миг внушал мне страх.

Расширяя список отличий, на приеме у рода Лости можно было заметить, что молодые и старшие не разделяются по этажам, а все собраны в одном обширном зале. Официанты, как тени, скользят меж гостей с подносами, предлагая вино, шампанское, кофе, ликер или шоколад.

Мое настроение возжелало дуэта шампанского и шоколада, и я себе не отказала. Звуки фортепиано, скрипки, флейты и арфы даровали утонченность и успокаивали лучше всего. В толпе мелькало множество знакомых лиц.Леон, облаченный во фрак, олицетворял сдержанную утонченность, выражая естественную грацию в каждом движении. Его черты изысканы, а волосы струятся благородными золотыми волнами, никогда вы не застанете его в небрежном виде, или небритым.Глаза оттенка хвойного леса всегда проникают в самую глубину.

– Если бы ты внимала мне, не была бы связана с этим беспутным Грейменом, – прошептал отец сквозь зубы, сжимая мою хрупкую ладонь на сгибе своей исхудавшей руки. – Следовало выйти за Ивеса.

– Теперь уже поздно размышлять о том, что могло быть, – ответила я с улыбкой и почтительно кивала каждому, кто бросал на меня взгляд. – Не следовало отправлять меня на охоту в ту ночь, тогда и не сошлась бы со скверным господином, отец.

– Он ведь не унижает тебя? – с мягкой заботой уточнил он, и я невольно скосила на него взгляд от неожиданности. – Если ты решила что-то утаить ради нашего спокойствия, прошу не делать этого. Лучше сразу дать им понять, что у тебя есть защита.

– Все хорошо, – растерянно прошептала я, вновь обретая искреннюю улыбку. – На удивление. Мне казалось, что он будет издеваться, оскорблять меня, но он довольно вежлив. Это все же его долг, и предполагаю, что для него честь имеет значение.

– Едва ли поверю, что в этом роду есть хоть малейшее сходство с честью. Скорее завеса падет, чем такой родится.

– Напоминаю, ваши внуки, вероятнее всего, будут частью этого рода, – произнесла я с крайней осуждающей интонацией, придавая словам драматизм. – Неужели вы оставите их без любви дедушки и совсем откажетесь? И меня оставите тоже? В этот миг матушка, где бы она ни была, будет глубоко огорчена вашими словами… как небрежно вы отрекаетесь от меня и своих внуков!

Отец вздохнул, склоняя голову так низко, что его подбородок почти касался груди. Тонкая серебряная цепочка очков мерцала в приглушенном свете канделябров. Отцовские глаза, все такие же яркие, как в молодости, пытались отыскать в моих чертах ту уверенность, что буду отражением его возлюбленной, которую он когда-то утратил. Этот взгляд я терпеливо принимала всякий раз, когда упоминала матушку или когда он находил в нашем поведении сходство.

Каждый день отец видел в мне продолжение своей Анализы, и мне порой казалось, что, вглядываясь, меня саму не замечал, как бы близко я ни была.

– Наша дочь, – произнес он, смирившись, и капитулируя перед неумолимым течением времени и собственной слабостью. – Никогда я не предам свою кровь и плоть, не имеет значения, какой у тебя будет муж, если он не тревожит твой душевный покой. Внуков я буду любить больше всего на свете.

– Надеетесь, что они будут схожи со мной? – спросила я, не в силах избавиться от дум, что терзали с момента моего отъезда. – Что они будут похожи на нее также, как и я? А если нет? Если у них будут златые волны волос и глаза небесной синевы?

– Какими бы они ни были, я буду гордиться ими и любить их безгранично. Ведь они будут частью тебя, а ты – часть ее, – произнес он тихо, боясь спугнуть едва уловимую гармонию, которая внезапно возникла между нами. – Научусь любить их за то, что они есть. И, возможно, я увижу в них не только тебя или ее, но и самого себя.

Его голос дрожал от чувств, и я вдруг осознала, что все отголоски наших размолвок, недопониманий, накопленных за долгие годы, растворились в этом коротком, но искреннем моменте.

– Никогда не стану такой, как она. Быть может, вы лишь видите то, что хотите во мне увидеть, но мы слишком разные.

Обдумывая мое признание, отец кивнул,и его лицо на мгновение стало задумчивым. Этот момент тишины между нами напомнил мне о том, сколь многое он сделал ради моего благополучия, как пытался направлять меня, даже если его советы вызывали у меня порой внутреннее сопротивление.

– Сколь многочисленны допущенные ошибки, и сколь многие еще предстоят нам. Так и есть, ведь ты превосходишь ее. Всегда стремишься до конца и не столь добродушна.

Казалось, эти слова выскользнули из него случайно, без связи, но, когда я чуть приоткрыла губы для вопроса об их скрытом смысле, отец поспешно покинул меня и направился к сестре. Элизабет настороженно огляделась, и они быстро скрылись. Мне это не нравилось, как и жгучий след от его прикосновения, ощутимый даже сквозь ткань перчатки.

Стоит лишь навострить слух, и вы улавливаете, как вокруг вас струится обилие ценной информации. Порой компромат подан на блюдечке, в другой же раз приходится сверять множество сведений друг с другом.

Наблюдательность – вот что достойно обучения юных леди, предпочтительнее, чем искусство вышивки и многочисленные техники стежков. В высшем обществе вы неизбежно наткнетесь на друзей и врагов, будь то ваша семья, чужая или даже случайный встречный. Это неизбывно.

Скользя намеренно невидимой среди колонн, я старалась затеряться в толпе, избегая любопытных взглядов. Мое внимание привлекла примечательная молодая пара – ведьма и смертный сэр,сын графа Лости, под шумок покидавшие зал и направлявшиеся в заброшенное крыло замка. Настолько оно было заброшено, что даже стражу этим местам посещать не доводилось.

Да и сами стражи выполняли свой долг халатно, проскользнуть мимо не составило труда, никого на месте не наблюдалось. Парочка впереди шепталась меж собой, а я, стараясь держаться в тени, парила на цыпочках, избегая излишнего шороха. К счастью, они были настолько поглощены разговором, что все остальное оставалось вне их внимания.

– Как вы и обещали,мое желание исполнилось, – делился он радостью. – Мне казалось,что моя мать никогда не выздоровеет,но случилось…чудо!Отчаяние поглощало меня с каждым днем все больше и больше!

– О, дорогой,– протянула ведьма мелодично. – Вы не представляете на что способна вера в чудо.Простой недуг— это лишь мелочи,если ваше сердце открыто к вере.

Каждая моя попытка разглядеть наряд и черты лица ведьмы оборачивалась неудачей. В то время как образ сэра Лости проступал с ясностью, за ее спиной развевался хвост мерцающего тумана. Среди всех известных мне способностей я не встречала подобной, и голос ее был мне совершенно незнаком.

После некоторого времени они предстали перед величественными стеклянными дверями, я укрылась за колонной, время от времени осторожно выглядывая. Войдя в зимний сад, они не удалились далеко, прямо-таки жаждали быть легко обнаруженными. Усевшись на кушетку, продолжили беседу. Мне же хотелось уловить хотя бы частицу их разговора, но столкновение с незнакомой ведьмой требовало осторожности – вдруг она чувствительна к энергии? Все мое внимание сосредоточилось на происходящем. Очаровательно воркуя, она непринужденно касалась его шеи, пока не настал момент страстного поцелуя.

Неожиданно,наверняка почувствовав мое присутствие, ведьма слегка приподняла голову в мою сторону. Сердце заколотилось сильнее, но я успела скрыться прежде, чем она успела что-либо заметить.На миг мне показалось, что туманный хвост за спиной ведьмы напрягся, подобно живому существу, чувствующему опасность.

Не успела выглянуть снова и перевести дух, как раздался мужской крик, отчаянный, пронзающий эхом так, что все внутри меня сжалось от ужаса, и я прикрыла рот ладонью.И хоть всегда ведомая великим любопытством,знаю,что в таких ситуациях лучше не высовываться.

Вопль оборвался резко, и я ощутила присутствие, знакомое мне лучше, чем кому-либо. Душа, покинувшая тело, отзывалась в моем существе вибрацией – зовом, который никто, кроме меня, не услышит.Двигалась я медленно, на носочках, вправо, прислоняясь к колонне, ближе к украшенной картинами стене, в попытке скрыться на случай, если она вздумает вернуться этим путем.

Однако никакого движения не было слышно. Замерев на добрых десять минут, я с опаской выглянула из-за укрытия. Ведьмы внутри не оказалось, но за краем кушетки виднелись лакированные кожаные сапоги. Глубоко вдохнув, обдумывала, стоит ли мне подходить к трупу, но тяга к изучению взяла верх, ведь мне давали изучать только застоявшиеся тела,и я стремительно проникла в зимний сад.

Обогнув кушетку, посмотрела в стеклянные глаза сэра Лости. Его молодое лицо застыло в гримасе ужаса: челюсть была столь широко открыта, что видны миндалины, ноздри раздулись, а веки распахнуты до такой степени, он превратился в живую статую. Вокруг нас раскинулась лужа крови,как и насквозь пропитанный фрак, от огромной раны в груди,внутри недоставало вырванного сердца. Стоило на секундочку отвести взгляд, как на входе встретился знакомый силуэт. Непроницаемый взор не выражал ничего.Изучал он меня так, как и я рассматривала почившего сэра Лости.

Мы безмолвствовали до тех пор, пока его резкие и бесшумные движения не заставили мои внутренности напрячься и застыть от ужаса, ощущая пустоту. Быть пойманной в такой ситуации оказалось страшнее, чем мертвый человек у наших ног. Он схватил меня за запястье и столь стремительно повел прочь, что я лишь успевала судорожно вдыхать воздух, пытаясь сопротивляться и остановить его.

– Хватит! – протестовала я. – Куда вы меня ведете?

– Молчите и следуйте за мной. – отрезал Николас.

После некоторого времени, растворившись в толпе, его пальцы, для отвода подозрений, скользнули ниже, крепко обвив мою ладонь. Вскоре мы оказались в семейном будуаре Грейменов, где нас встретили изумленные взгляды Розалин и Леона, явно прекративших свой спор при нашем появлении.

– Леди Аннабет? – прервал свое сидение Леон, нахмурив брови и переводя взгляд с меня на брата. – Он обращается с вами грубо?

Розалин тоже окинула взглядом наши на первый взгляд романтически сцепленные руки, но предпочла промолчать, нервно прикусывая губы и опуская голову.

– Вон. – яростно приказал Николас, отпустив мою руку с нарочитой небрежностью.

Прочистив горло, я взглянула на него столь же встревоженно, как и все присутствующие.

– Николас, что происходит? – сердито спросил Леон, двигаясь в нашу сторону. – Не смей так с ней обращаться, неважно, что было в прошлом!

– Недостаточно ли я ясно выразился? – прозвучало это как угроза, низко и хрипло. – Вон.

– Не думаю, что должно оставлять мисс Аннабет с тобой наедине, когда прибываешь в подобном состоянии!Совсем у этой завесы остатки здравомыслия потерял!

– Она моя невеста! – вскричал Николас, и я отпрянула. – Не твое дело, в каком состоянии меня увидит! Претензии твои должны остаться там же, где и притязания на мое место – невысказанными!

Что? О чем он говорит? Почему лицо Лиона исказилось гримасой боли?

– Все хорошо, мы просто слегка повздорили, – вмешалась я, став меж ними.Будто меж двумя бушующими пожарами. – Прошу, не беспокойтесь, позвольте нам поговорить наедине.