Я села рядом и глотнула остывший кофе. Кыс же, укрывшись одеялом, залез в пакет, доставая беляши и бутерброды. Тощий и мелкий, едва ли мне по плечо, с плюшевым подшёрстком по всему телу, совершенно седой парень с рыжим родимым пятном на пол-лица, носом «уточкой» и умными зелёными глазами.

– Лучше бы сырого мяса принесла, – он недовольно скривился. – И как люди эту гадость жрут, а?

– Как они едят, так и ты съешь, – я пожала плечами. – Слушай, у меня времени в обрез…

И быстро пересказала случившееся. Предупредив, чтобы никуда не лез.

– А лучше вообще уезжай, – попросила я серьёзно. – Кыс, что-то затевается…

– …и не только это, – он повёл длинными острыми ушами, быстро проглотил очередной беляш и достал из пакета минералку. – Не чуешь разве? У меня со вчерашнего дня шерсть дыбом. И в городе неспокойно.

– В смысле? – озадачилась. – Я сегодня с главами общин встречалась – никакого беспокойства. Излишнего. Из-за подставы «пауков» волнуются, конечно…

– Нет, Улька, нет, – Кыс сморщился. – Ты же видящая, неужто ничего подозрительного не замечала, а?

– Вообще-то… было видение, – я встряхнула бумажный стакан и с сожалением констатировала отсутствие кофе. От долгих разговоров ныли связки и хотелось пить. – Дай-ка глотнуть… Только Верховная сказала, ерунда…

– А Анфиса Никифоровна, разумеется, истина в последней инстанции? – едко ухмыльнулся он.

Я передёрнула плечами и рассказала о видении.

– Говоришь, погода менялась?

– Угу.

– Плохо, Улька.

Стыдно уточнять, но что делать… Я с такими видениями никогда не сталкивалась и от наставниц о подобном не слышала.

– Почему? – пожалуй, да, в архивы надо…

– Потому что если погода не меняется, то ты погружаешься в видение – и идёшь навстречу будущему сквозь ткань настоящего. А если мир меняется – то будущее идёт к тебе, комкая настоящее.

– Не поняла… – призналась я смущённо.

– Время, – Кыс посмотрел на меня, не мигая. Вертикальные зрачки – живые язычки белого пламени, на зелёной радужке вспыхивали серебристые искры. – Время, Улька, подобно воде. И имеет свой путь – и свой круговорот. Иногда оно бежит живой рекой, иногда – застывает кристаллами вечного льда, а иногда… испаряется, словно его и не было, – мой собеседник откусил от последнего беляша и рассеянно проглотил, не жуя. – Но время никогда не пропадает бесследно – оно всегда возвращается. Проходит осенним дождём. Сыплется снегом. Гейзером рвёт землю. И оно помнит – всегда помнит – старые русла рек, старые выемки и щербинки. И бежит знакомыми дорожками заполнять их. Снова. И тогда оживает то, что спало в старых руслах и высохших водоёмах тысячелетиями.

– И?.. – я вернула ему бутылку.

Кыс поёжился, ссутулился и промолчал. Встряхнул пустой пакет, сложил туда обёрточную бумагу и допил минералку.

– Я тебя услышал, – он встал, придерживая одеяло. – Надеюсь, ты меня тоже.

Как же нечисть любит говорить загадками…

– Случатся ещё видения – разберёшься, – Кыс красноречиво махнул рукой: дескать, всё, проваливай. – У меня пока только предчувствия… и страх.

– Это будущее… оно за мной идет? – я встала.

Мой собеседник хихикнул:

– Не льсти себе, Улька. На кой шут ему молодая, недоученная и не шибко умная ведьма, а? Ты просто видишь. Ты – единственная видящая в городе. Вот и всё. А вот зачем оно воскрешает то, что когда-то убило время… – он нервно прижал уши. – Не знаю. Но если узнаю – расскажу. Ночи, Улька. Спать пора.

– Ночи, – я отвернулась. И сделала вид, что поверила его сонливости и инертности. Наверняка за мной по пятам рванет, любопытный.

Скрипнула скамейка, зашуршали ветки, и с дерева осыпался дождь из жёлтых листьев. Я достала из сумки распечатку адресов. Да, пора по барам… Ближайший находился в полутора остановках, и я для разнообразия пошла пешком. Вернулась к парку, заглянула в круглосуточный «Подорожник» за кофе и отправилась по делам. По пути вертела Кысовы слова и так, и сяк, но поняла одно: гадости быть. А тётя Фиса просто вывернула ситуацию так, чтобы я делом занималась, а не призраков гоняла. За призраками-то интереснее бегать, чем по сомнительным заведениям шляться в ожидании чуда.

«Чудо» не явило себя ни в первом баре, ни в пятом. Полнейшая тишь и никаких следов пришлых «пауков». И после седьмого бара я забеспокоилась. Первый час ночи – самое время для разгула нечисти, а в барах пустота. Хозяин восьмого бара, налив мне коньяку, посетовал на некую «непогоду». Я выпила с ним за компанию и попросила копию чека. Эдак я за сутки проезжу и пропью всю зарплату…

У десятого бара я зависла, борясь с соблазном поискать сигарету. Чтобы сесть на крыльце, вытянуть ноги, протопавшие пятнадцать остановок, и собраться с мыслями. Красно-жёлтая неоновая надпись «У чёрта на рогах» разгоняла сумрак ночи, а соответствующая вывеске морда жутко скалила острые зубы и, зараза, подмигивала. Владельца данного заведения я знала плохо, но достаточно, чтобы… да, побаиваться. Формально он к моим подопечным не относился, но судьба сталкивала, к сожалению.

Случайных прохожих не было вообще. И тишина царила подозрительная – ни проезжающих машин, ни шороха листвы. Я помялась на крыльце, покосилась на «глазок» камеры, пошарилась для вида в телефоне и, вздохнув, пошла на дело. Открыла тяжёлую кованую дверь с выгравированными на створках оккультными символами и прислушалась. Никого лишнего. В небольшом полутёмном помещении, в одиночестве расположившись у барной стойки, протирал чистейшие бокалы хозяин кабака.

– Доброй ночи, Аспид.

Он грубо и картинно повернулся ко мне спиной. Длинная чёрная коса змеёй метнулась по тёмному жилету. Полумрак стал гуще и плотнее, а свечи на столах – ярче. Завоняло ароматическим воском.

– Я только спросить и…

– Да пошла ты, ведьма, – буркнул «змей» глухо, – вместе со своим гадюшником…

Аспид относился к той половине нечисти, которая мечтала содрать с меня шкуру. А если не с меня, то с любой зазевавшейся ведьмы. Ненавидел нас люто и, по слухам, небеспричинно. И насчёт гадюшника – это он в точку.

– Проваливай, говорю! – его плечи ссутулились и раздались, ткань светлой рубашки затрещала.

Поздно. Я учуяла. Запах. Чужой воздух. Люди, живущие в одной местности, пахнут похоже. Заводы, марки бензинов, дым от ТЭЦ, растительность, еда, вода – всё это постепенно формирует один городской запах, по которому я опознавала своих. И отличала чужаков.

Я проигнорировала грубый окрик и, обогнув барную стойку, устремилась к нише. Небольшой закуток, один стол и четыре стула с высокими спинками, дверь в туалет. Холодный сквозняк от кондиционера. И запах. Очень чёткий.

Сев на стул, я провела рукой по столу и закрыла глаза.

Знакомая троица пришлых «пауков» склонилась над столешницей и почти соприкасается головами. Шепчутся, размышляют, обсуждают. На столе – ничего, кроме салфеток и солонки. На официанта и желающего облегчиться «пауки» зыркнули так, что вопросы и желания отпали сами собой. А потом один поднял голову и в упор посмотрел на меня.

И в моей голове взорвалась, туманя сознание, боль.

– Я сказал, проваливай! – «змей» тряхнул меня за плечо.

Моргнув, я тупо посмотрела на стол. Всё. Кино закончилось, не успев начаться, а пиратской версии нема… Я снова провела дрожащими ладонями по столу, но – никаких следов информации. Вообще. Даже о том, кто здесь сидел до и после «пауков». Я потёрла виски и встала со стула. Чёрт, что это за магия?.. На руке запоздало пульсировал браслет, намекая на опасность.

– Что, обломали, видящая? – хмыкнул Аспид.

Я досадливо сморщилась. А он паскудно заухмылялся. Жёлтые глаза горят, восточное лицо довольное, на левой щеке вздулся ожоговый шрам, усы подрагивают, бородка, заплетённая косой, топорщится. Видимо, придётся допрашивать… Боюсь только. Себя боюсь. Как бы не занесло. Очень не люблю упёртых хамов. Бесят.

– Аспид, – я присела на край стола, – выбирай одно из двух. Или ты перестаёшь хамить и говоришь, что ничего не знаешь – и убедительно говоришь, чтобы я поверила. Правда, нечисть не умеет врать, но ты попробуй. Или – перестаёшь хамить и честно отвечаешь на вопросы. И так отвечаешь, чтобы я поверила.

– Иначе что? – «змей» подобрался, и за его спиной мелькнула тень скользкого хвоста. Ударила по барной стойке, бесшумно поползла по полу.

– Понятно… – я наморщила нос.

Терпеть ненавижу, но ради дела… Я вздохнула и опустила плечи, «сдаваясь», а он расслабился, растворяя змеиную тень в полумраке бара, и победно оскалился.

Я сложила руки на коленях, привычно уставилась на свой маникюр и спокойно спросила:

– Аспид, как думаешь, что случится с твоими лёгкими, если я выстужу в них в воздух? А потом нагрею? Градусов так до трехсот? И сорву защиту? И память наизнанку выверну?

– Не посмееш-шь… – и снова тень хвоста замаячила на полу, подбираясь к моим ногам.

– Посмею.

– Против правил работы с нечистью и Верховной? – напрягся Аспид.

– Первым правила нарушаешь ты, отказываясь сотрудничать, – надо бы ногтями заняться, а то смотреть стыдно… – А Верховная – моя тётя, и я – её единственная и любимая племянница, – я равнодушно пожала плечами. – Она мне всё простит. И от чего угодно отмажет. А вот кто тебя от пола отскребать будет…

Он дёрнулся, но я успела раньше. Резко вскинула руку, и его впечатало в барную стойку, выгнуло дугой.

– Убью… – просипел «змей», схватившись за горло. Хвост безвольно распластался по полу, придавленный «плитой» вязкого воздуха. Тьма пугливо загудела, заметалась из угла в угол, тревожа огоньки свечей.

– Вряд ли, – я сжала пальцы, и Аспид задёргался, захрипел. Из его открытого рта повалил пар. – Сам расскажешь или мне смотреть? Считаю до пяти: сам или помочь? Да или нет? Раз…

Сиплое «да» порадовало чрезвычайно. Ибо высунулась недовольная Совесть и предъявила следы угрызений. Я разжала руку, и Аспид сполз на пол.

– У тебя минута. И без глупостей, – предупредила я, соскакивая со стола. – Иначе по стенке размажу.

Хочу выпить. И пусть без толку. Я по-хозяйски перебралась через стойку и ухватила бутылку ликёра. Судя по этикетке, жутко дорогого.

– Чего добро переводишь? – буркнул Аспид. Жёлтые глаза горели ненавистью, но в руки он себя брал быстро. – Потом не рассчитаешься.

– Копию чека выпиши, – я села на стойку и откупорила ликёр. – Итак? Пару дней назад здесь объявились трое незнакомых и чужих «пауков», о которых почему-то никто не доложил, куда следует…

– На них не написано, что чужаки! – ощерился он.

– А то ты своих постоянных клиентов в лицо не знаешь, – фыркнула я. – И чужака по запаху не отличишь. Так и скажи, что заплатили. Сколько, кстати?

– Штуку, – неохотно выдавил он и сел на стул, нервно расправляя ворот рубахи, – баксов.

Да уж… Нам, нищим ведьмам, только пытки и остаются…

– Сказали, посидят полчаса, встреча какая-то, – Аспид отвёл глаза. – А после… Ушли. Трое сами, троих пьяными унесли. Как обычно.

– Куда ушли?

Он пожал плечами. Я поставила бутылку на стойку:

– Точно не знаешь?

– Сама посмотри, – «змей» ощетинился, оскалился.

– Не умею, – я с сожалением качнула головой. – Умела бы ваши мысли читать – не пугала бы средневековыми пытками на ночь глядя. Вы – не люди, ваша пассивная сила – мощная защита от любого вторжения. Воздух через вас не пропустить и нужного не узнать.

– Пуга… – Аспид запнулся. Ненависть в его глазах разгорелась с новой силой.

– Я пацифист. Живи и давай жить другим, – и улыбнулась: – А Верховная бы меня за такое нарушение в порошок стёрла. И сотрёт. Хочешь отомстить – доноси и предъявляй доказательства, – и вздохнула: – Жаль только, без толку…

– Вот из-за таких, как ты, я и ненавижу ведьм… – зло выдохнул «змей».

– Но из-за таких, как ты, мы и становимся такими, какие есть, – ответила я резко.

И замерла. Браслет нагрелся. Я прижала палец к губам, и Аспид поперхнулся. Шаги на мостовой. Двое. Один – крупный, старший, второй – помельче, пацан. «Пауки». Опять. Чужаки. И запах… болотный. Недавняя троица маскировала чужеродный запах патентными амулетами, а эти… Непредусмотрительные. Аспид тоже уловил нечисть, и тьма вокруг него забурлила, лопаясь мыльными пузырями, формируя клобук.

– Нет, – я предупреждающе вскинула руку. – С «пауком» не сладишь. Иммунки нет? Тогда не высовывайся. Мозги заплетут, и умолять будешь, чтобы убивали долго и мучительно.

Я отставила нетронутый ликёр и спрыгнула с барной стойки. Присела, положила руки на пол и прислушалась к шёпоту воздуха.

– Обернуться сможешь? А в унитаз пролезешь?

– Слышь, ведьма…

– Так пролезешь или нет? Да? Тогда уходи. По трубам – и наверх. Выход – в пяти кварталах отсюда, на площадке заброшенного жиркомбината. Ответвление одно, не заблудишься и ничью задницу не напугаешь.

Я закатала рукав, использовала «паучий» яд и мысленно поблагодарила Арчибальда за иммунитет. Посмотрела на символ вызова Круга, но не решилась. Последний сигнал остался. Может, для другого пригодится. Ночь не кончилась, а Жорик предсказывал её «ещё краше».

– Кстати, а бар застрахован?

Аспид не ответил. Бесшумной тенью растворился в полумраке, лишь тихо скрипнула дверь туалета. А я вернулась за стойку и приготовилась… убивать. Живьём не взять, но хотя бы одного убить надо. Того, который постарше. И сохранить его память. Да, я пацифист. С тяжёлой профессией.