Октябрь: История русской революции

Не пытаясь выглядеть беспристрастным, я старался быть честным - и рассчитываю, что для читателей с различными политическими взглядами мой рассказ окажется полезным.

Когда я впервые услышала об этой книге, то была сильно удивлена тем, что фантаст Чайна Мьевиль балуется еще и публицистикой. Более того, писатель, чье имя кажется мне не менее странным, чем его книги, оказался троцкистом, доктором наук с диссертацией на тему соотношения международных норм с марксистской концепцией права и бывшим членом британской Социалистической рабочей партии, покинувшим свою организацию по принципиальным и понятным мне причинам.
Потом на глаза попалась рецензия Галины Юзефович с её "Честно говоря, обстоятельный и фактологически точный нон-фикшн о русской революции — последнее, чего ждешь от Чайны Мьевиля". И вот я уже поволоклась в книжный магазин покупать странный том с Лениным в костюме Супермена на обложке.

Издательство, надо сказать, сильно рисковало, запуская это произведение в той же серии, что и привычную для Мьевиля и его поклонников фантастику.
Оно вдвойне рисковало, сделав для него такую хоть и скандальную, привлекающую внимание, но настраивающую на неправильный лад обложку.
Мне вообще неясен смысл проведенного ими позиционирования издания. Серьезные читатели над таким летящим чудом в лучшем случае посмеются (а в худшем - оскорбятся какими-то очередными обнаруженными у них нашим законодателем чувствами) и читать не станут. Фанаты Мьевиля будут ждать увлекательной фантастики, ошибутся и могут начать плеваться и бросить чтение. А те, кого способна привлечь такая обложка, потому что "прикольно", вообще не осилят и десятой части этого плотно насыщенного именами и событиями труда.

И это как раз, по-моему, главная проблема книги.

Дальше...

По правде говоря, я так и не поняла, для кого она написана и нужна ли на российском рынке.
Изложение событий с февраля по октябрь 1917 года в ней подробно и довольно точно, почти лишено ненужных субъективных оценок и упоминает всех значимых действующих лиц. Кое-где (а, может, почти везде?) Мьевиль закапывается в мелочи и подробности разговоров настолько, что ему приходится существенно ускорить ритм повествования, чтобы уместить в него всё желаемое. В результате книга грешит поверхностным изложением. Примерно таким же пробегом-проскоком мы учили это и в школе, отчего всё описанное кажется вторичным и практически ничем знания не обогащает.

Согласна, что, наверное, странно требовать от такого рода публицистики академической глубины.
Тогда пусть будет хотя бы увлекательность! Живое, цепляющее изложение, чтобы можно было не только освежить в памяти самое важное, но и порадоваться нескучно проведенному времени.
Но нет. Я мусолила "Октябрь" две с лишним недели.
Можно было бы свалить сей факт на фактологическую перегруженность, но мне показалось, что дело всё-таки в другом - в манере изложения, какой-то особой муторности текста, которая внезапно народилась то ли у самого автора, то ли у его переводчиков.

В остальном у меня к Мьевилю претензий нет.
Знакомые историки поругивались на мелкие неточности (например, латышские стрелки обозваны латвийскими), но я, с учетом двойного перевода, готова была с ними мириться.
Видно, что автор много прочитал, немало изучил и попытался состряпать максимально полное, хронологически выверенное изложение важных для него событий. Такое, что точно нельзя назвать ни западной пропагандой, ни враньём, ни дилетантским порывом.
А что до субъективных оценок последствий революции и конкретно личности Сталина, то тут уж у каждого своё мнение. В правильную ли сторону повернули руководители страны после 1917 года? Оправдывает ли научно-промышленный прорыв масштабные зверства в отношении сограждан? Моё видение близко к автору, а потому "четвёрка" и значок с благодарностью за адекватность, несмотря на левые взгляды.

Такой восторженный хаос мог показаться кошмарным (или странным) карнавалом - все зависело от точки зрения наблюдателя.

Приятного вам шелеста страниц!

Издательство, конечно, интересный финт ушами сделало, выпустив научно-популярную книгу в фантастической серии, но где-то их понять можно: целевая аудитория Мьевиля — любители фантастики, а те, кто прицельно интересуется Октябрьской революцией, едва ли воспримут всерьёз науч-поп за авторством британского фантаста, тем более что для российских читателей большевистский переворот в историческом масштабе — ещё свежая, не вполне зажившая рана. (Для меня, для моего поколения современники революции — бабушки и дедушки, для людей немного моложе — уже прабабушки и прадедушки, но это всё ещё не слишком далеко.) Так что кому на самом деле нужно, те легко найдут более глубокие и основательные исследования с предпочитаемой политической ориентацией или даже вовсе претендующие на объективность.

А мне самом деле не нужно было. Я-то, по правде говоря, готовилась страдать и превозмогать, потому что у одного из моих любимых авторов вышла книга на тему, интересующую меня меньше скидок на шоколад, и не сгрызть этот кактус было выше моих сил.
Готовилась напрасно. "Октябрь" — книга хорошая, увлекательная и — внезапно — искренняя, и идиотская обложка с Лениным в костюме Супермена подходит ей, как корове седло.
Чайна Мьевиль с самого начала заявляет, что не претендует ни на объективность, ни на беспристрастность, и своих политических убеждений и личных симпатий (чего стоят одни только восторженные описания революционеров) не скрывает. Впрочем, для того, чтобы узнать о левых взглядах Мьевиля, достаточно прочесть любой его роман или почти любой рассказ — они там будут: в складках сюжета, в изгибах архитектуры, в изломах персонажей. Я это замечала, но никогда не придавала этому особенного значения: твёрдость и последовательность убеждений могут вызывать уважение или раздражение, но любим мы Мьевиля не за это.
И всё же, вот он, Чайна Мьевиль — марксист, троцкист, архитектор воображаемых городов.

Симпатично, что, несмотря на провозглашённую предубеждённость, Мьевиль очень аккуратно обходится с историческим материалом, и отличить факты от их оценки автором не составляет труда (для особо любопытных имеется огромный и неполный аннотированный список использованной литературы), и даже самые эмоциональные пассажи выражают восхищение, изумление, скорбь, но не пренебрежение и не отвращение.

Ничего принципиально нового в плане фактажа я от "Октября" не ожидала и не получила — в школе проходили, как-никак, но один из моментов, которые делают эту книгу такой интересной, это внимание Мьевиля к мелочам, причём мелочам определённого рода.
То есть, на дальнем плане — выписанный широкими мазками идеологический бэкграунд, на среднем ярко и яростно написана картина основных событий, а на переднем, не заслоняя, но подчёркивая исключительность происходящего — мелкие детали, придающие происходящему откровенно сюрреалистический, по-настоящему мьевилевский оттенок, вроде вскользь упомянутого типографского восстания, когда работники типографий выступили с требованием, чтобы им платили не только за буквы, но и за знаки препинания. Можно ли представить нечто подобное в Нью-Кробюзоне, в Посольском городе? Да запросто!

Другой момент — искренняя увлечённость автора. Невозможно не почувствовать, насколько Мьевиля это вдохновляет, насколько ему в кайф революционная движуха, эти споры, столкновения, противоборствующие течения, предлагаемый историей веер вариантов, когда всё возможно.
Лучшее, что в такой ситуации можно сделать для себя как для читателя, это довериться потоку текста и надеяться, что к финалу он вынесет в безопасное место. (Ведь мы знаем, как всё закончится. Увы.)

Третий момент — сам Мьевиль как писатель, потому что, сменив воображаемый мир на реальный, в остальном он остался верен себе.
Потому что это надо быть Чайной Мьевилем, чтобы завести речь о революции с основания Санкт-Петербурга!
Города и поезда, поезда и города — даже когда дело касается революции (особенно когда дело касается революции), и удивительным образом они не мешают магистральной теме, а гармонично сливаются с ней.

И всё-таки я надеюсь, что для Мьевиля "Октябрь" останется разовым экспериментом, потому что писателей про какие угодно революции в мире достаточно, а про мьевилевские миры никто, кроме Мьевиля, не напишет.

А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
"Заблудившийся трамвай" Гумилев

Он называет Октябрьскую революцию революцией поездов: царский, навсегда отогнанный на запасной путь; составленный Гучковым и Шульгиным в поезде текст отречения Николая II; опломбированный вагон,в котором прибывает в Петроград Ленин и тот, на каком под видом кочегара Константина Иванова он скрылся в Финляндию; толпы дезертиров, осаждающие теплушки; знаменитый Поезд Троцкого. И эта метафора, едва ли не единственное на полтыщи страниц "Октября" вторжение художественности, которое непревзойденный мастер зримого образа Мьевиль позволяет в сухом, я бы даже сказала - пересушенном фактологией труде.

Думаю, у всего есть причины и автор, которому буйная фантазия в сочетании с мастерством выплетания сюжета обеспечили звание культовой фигуры мирового уровня в современной фантастике, должен быть не в пример строже к себе, берясь за историческое исследование. Хотя бы за тем, чтобы не дать недоброжелателям повода к злопыхательству. А и правда, для чего вдруг король биопанка пишет работу о русской революции. Ну. это точно не "вдруг", марксист, социалист. троцкист крайне левых и последовательных взглядов, Мьевиль превзошел курс социальной антропологии в Кембридже, получил докторскую степень Лондонской Школы экономики по специальности "международные отношения", обучался на стипендии в Гарвардском университете, а тема его диссертации звучит как "При столкновении двух равных прав. Марксистская теория международного права". То-то же, а вы думали лысый качок в черной футболке?

В источниках разобрались, теперь к составным частям. Что представляет собой "Октябрь"? Это последовательное, четкое, точное, с огромным количеством ссылок на документы, развертывание картины, непосредственно предшествовавшей Октябрьской революции. В предварительном пояснении автор уточняет, что будет пользоваться для обозначения дат юлианским календарем, поскольку именно такой метод летоисчисления был аутентичен описываемым событиям. Далее, значительное внимание уделено предыстории, как в общеисторическом масштабе, так и революции 1905 года: с чего начиналась. как развивалась, чем закончилась. И уже на этом этапе я, бывшая советская школьница, по определению перекормленная сведениями из этой области, удивилась тому, что началось все со знаков препинания. В буквальном смысле. Петербургские наборщики забастовали, требуя доплаты за набор знаков препинания, а уж после на забастовку откликнулись рабочие Путиловского завода.

И такого рода открытия, не производящие радикального переворота в сложившейся у русскоязычного читателя картине, но уточняющие и корректирующие ее, ждут вас во все время чтения. Канонический подход к освещению событий 1917 года в стране победившего социализма предполагает определенного рода неявный, но от того не менее действенный алгоритм, в соответствии с которым выстраивалась логистика разговора о них. Это неминуемо даже для таких новаторских по форме произведений, как "Ленин. Пантократор солнечных пылинок", просто в силу принадлежности к определенной ментальности.

Уровнем занимательности. читабельности, книга Льва Данилкина соотносится с "Октябрем" примерно как мьевилевский "Вокзал потерянных снов" с помянутым "Пантократором" и человеку, решившему искать в "Октябре" беллетристики я сильно не позавидую. С калейдоскопом из поминутно сменяющихся дат, топонимов, имен (знакомых, полузнакомых и незнакомых вовсе), событий нужно находиться в постоянном напряжении, в готовности воспринимать свежую информацию, растянув знакомство с книгой месяца на полтора интенсивного гугления или, как сделала я, получить общее представление, не пытаясь объять необъятного и просто обозначив для себя источник, которым удобно будет воспользоваться, буде возникнет необходимость уточнить конкретные события или персоналии этого промежутка времени.

Возвращаясь к структуре - события между февральской буржуазной и октябрьской пролетарской революциями разбиты помесячно с главами, названными: "Февраль. Радостные слезы", "Май. Начало сотрудничества", "Сентябрь. Компромисс и недовольство" и т.д. Такое структурирование логично и во многом задает тон, предвосхищает общий настрой того, о чем будет рассказывать означенная глава. Хотя в целом изложение довольно сухое, изобилующее малоизвестными персоналиями, академичное, скучное. Того читательского удовольствия, которое довелось испытать год назад с книгой Льва Данилкина, здесь и близко не было, Но с задачей, которую Мьевиль перед собой ставил, "Октябрь" справляется.
А кто ищет занимательности, пусть хоть "Кракена" почитает.