На каменных дорогах распустились мраморные цветы. Никому не нужные и никем не понятые, мрачные и уродливые.
Они ничем не пахли, они навевали лишь страшную тоску, ту тоску, от которой люди зачастую кидаются с обрыва или с опущенной головой идут под топор палача. Цветы словно создал неумелый мастер, словно выживший из ума зодчий пытался вырезать лотос в ночи.
Неправильные линии изгибались в ужасные дуги, лениво превращаясь в поникшие лепестки, столь же нелепо вырисовывались контуры сердцевины с её мёртвыми, бесплодными пестиками, тычинками и завязью. Садившаяся в серый бутон пчела вмиг задыхалась от каменной пыли и умирала прямо внутри, маленький трупик её иссыхал и позже уносился ветром.
Конечно, Глупый Принц видел всё это. Не мог не видеть. Но это никак не мешало ему любоваться чужими цветами каждое утро и каждый вечер.
Он садился на своего стройного, тонконогого коня и отправлялся в маленькое путешествие, заканчивающееся небольшим прудом. Принц хотел было узнать, что ждёт его за водой, но всякий раз встречал на пути высокий колючий забор. И смиренно возвращался домой.
По дороге он часто останавливался, изредка ложился на холодные лепестки, порой даже засыпал. И тогда весь королевский двор принимался искать незадачливого царька. Найдя, они со страшной радостью несли его во дворец, кормили там лакомыми яствами, ласкали, расчёсывали, купали в янтарной воде и дружно укладывали спать.
Вот только на рассвете Глупый Принц опять убегал к своим уродливым цветам.
«Глупый, глупый Принц!» – негодующе восклицали придворные и вприпрыжку бежали за неугомонным пареньком. Не знали они, что не цветы манили его в те дальние края. Просто придворные каждый раз настигали Глупого Принца как раз в тот момент, когда он останавливался поздороваться с мёртвыми цветами.
И бесконечное множество раз Глупый Принц сбегал из златоглавого дворца, словно ища кого—то, и бесконечное множество раз его ловили у самых цветов и направляли прямиком в кровать, отпаивая медовой настойкой и кормя цветными пилюлями.
В бреду Глупый Принц повторял, что не успеет, что корабли вот-вот отплывут, что они не дождутся его, Сказочного Принца, если он будет просто лежать и ничего не делать. Потом Принц умолял отпустить его, но заботливая прислуга тщательно охраняла покой юного наследника.
Но однажды Принцу всё-таки повезло. Гуляя в саду, он смог перемахнуть через дворцовые стены и оказаться близ конюшни. Когда внимательные воспитатели заметили отсутствие Глупого Принца, сам Принц уже во весь опор мчался по тем самым каменным дорогам, мимо тех самых мраморных цветов.
Погоня не сразу бросилась вслед за ним, и потому Принц успел добраться до тёмного леса. Здесь заканчивались владения его семьи и начинались Чужие земли. Всего на секунду приостановил он коня у надписи, извещающей об опасности всем, кто пересечёт границы Королевства. Мысленно попрощавшись с домом и родителями, Глупый Принц вступил в незнакомый лес.
Непознанными тропами шёл Принц меж вековых сосен, в темноте которых волки съели его прекрасного коня, но не тронули хозяина, ибо Принц был настолько глуп, что его пожалели даже волки.
Через двое суток сосны сменились гигантскими ясенями, а под ногами зашелестела пожелтевшая листва. Склонившись над землёй, Принц разгрёб сухие листья и увидел много лёгких, едва заметных следов, оставленных день тому назад. Принц опаздывал, и ясени тускнели прямо на глазах.
Тропа вела его ещё три дня, пока не закончилась унылой опушкой. Где-то впереди беспокойно зашумело море, спрятанное мощными глыбами скал. Принц перешёл на бег, не желая понять, что безнадёжно опоздал. Он бежал быстро даже в сравнении со съеденным в лесу белогривым конём, но всё равно никуда не успевал. Несмотря на остроту скал, Глупый Принц смог преодолеть их, окончательно разодрав одежду, ушибив плечо и порезав ноги.
В таком вот не сказочном виде оказался он в Серебристой Гавани, которую видел во сне и которая звала его всё это время. Но было поздно. Здесь больше не качался на волнах ни один корабль, способный увезти Принца за Море.
Ещё вчера на этом самом месте стоял белый маг с длинными—предлинными волосами и говорил «Мир с вами!» своим маленьким друзьям-хоббитам. След, оставленный его посохом, до сих пор виднелся на влажной земле.
Ещё вчера скупая слеза Сэма упала и растворилась в солёной воде, а фиал Галадриэль в руках Фродо сиял за пологом дождя.
Ещё вчера последний корабль покинул эту Гавань, чтобы больше никогда не вернуться в мир, где кончилось волшебство. Возможно, вот где—то здесь Сэрдан Коробел молвил о том, что всё готово к отплытию, и стройные эльфы вели за руку престарелого Бильбо на палубу своего корабля.
Всё прошло так быстро и торжественно, что Глупый Принц вдруг осознал потерянность предназначения. Каждый исполнял то, что должен был исполнить, и покинул этот мир. А что сделал он, глупый-глупый Принц, для своей эпохи?
С печальным видом сел он на берегу Моря, пока не умер от голода, ибо был глупым и по глупости своей забыл, что нужно есть.
После смерти Глупый Принц с удивлением слушал, как странные голоса раздаются над его бездыханным телом. Только открыв глаза, он понял, что каким-то образом очутился на последнем корабле, где все были такие же грустные и прозрачные. «Ну вот ты и с нами», – обратился к нему белый волшебник и ласково улыбнулся.
А тело Принца нашли придворные и вернули во дворец. Похороны провели почти в полном молчании. Никто так и не смог понять, для чего же жил безумный Принц и куда всегда стремилась несчастная его душа.
Когда над долиной высоко взошли обе луны, а пыль в каньонах зашептала от прикосновения ветра, он вернулся домой. Осторожно открыл люк, снял гермошлем, прошёл гостиный отсек и оказался в спальне.
– Тебя долго не было, – сказала она. Не обиженно, ей никогда не приходило в голову обижаться на него по таким пустякам.
– Я нашёл чёрный монолит, – ответил он, присаживаясь рядом. – Но он такой тяжёлый, что за ним придётся возвращаться на глайдере. Получим за него кучу баллов.
– И чей же он? Кто-нибудь выжил?
– Кажется, корабль с Андромеды. Но там мало что осталось. Я даже не понял, был ли там кто-нибудь – аппарат мог работать на автопилоте.
Она вновь подумала о радиации, но муж перебил её.
– Капсула отклонилась и едва не угодила в каньон. В небе появился росчерк, потом я увидел шар и понял, что посадка идет не по плану.
– Это плохо, – кивнула женщина. – Всегда грустно, когда кто-нибудь разбивается.
В её глазах он прочитал, что, возможно, они сами давно сидят в таком корабле, который многие годы терпит бедствие, но промолчал. Их домик стоял, по меркам цивилизации, на самом отшибе, у каньона Мелас в долине Маринер. До ближайшего населённого пункта – 300 километров, до города и того больше пятисот. Зарабатывали тем, что искали артефакты с кораблей, иногда помогали выжившим и даже получали от правления небольшие бонусы.
Базу проектировали вместе, собирали, как космическую станцию, по частям, по мере того, как накапливали баллы. Вскоре с Земли прилетели два её брата. Работа ускорилась. Правда, оба долго уговаривали родню вернуться назад, он лишь качал головой.
– Не замерз? – спросила она. – Ночью становится все холоднее.
– Чуть-чуть, – ответил он. – И ещё проголодался.
Она улыбнулась и, укутавшись в одеяло, повела его на кухню. Включила свет, диоды неспокойно мигали, предрекая пыльную бурю.
– Утром проверю ромашку, наверное, забилась, – он убрал занавеску, за окном медленно вращались лепестки ветряной установки, собранные из лопастей потерпевших крушение аппаратов.
– Проверь.
Еда показалась ему холодной, но он промолчал. Не спеша стянул кусочки мяса с тонких шпажек, зачерпнул вилкой слипшийся рис, принялся жевать.
– Через месяц будет большой слёт, – вспомнил он. – Наверняка что-нибудь случится.
– Грустно, когда астронавты теряют любимые вещи.
– Знаю.
У них не было счетчика, но почему-то ей казалось, что уровень радиации даже здесь, за пределами каньона, значительно выше нормы. Может быть, поэтому в маленькой семье так и не появились дети. Ей хотелось вернуться назад, к морю, но все как-то не удавалось.
В минуты особо тоскливые она даже принималась собирать вещи. Правда, на мгновенном порыве все и завершалось. Вскоре немногочисленные костюмы возвращались на полку, таблетки-антигравы – в аптечку, бонусные карты – в сферу-накопитель. «И как ты без меня жить собираешься?» – спрашивала она, когда речь заходила об отъезде.
В этот день он нёс ей что-то действительно важное. Маленький контейнер, наполненный воздухом, в котором теплилась жизнь. Она булькала, сканировала небо, передавала сигналы в космос. Только безрезультатно: сто лет – слишком малый возраст для установки связи вне планеты. Да и речь скорее напоминала лепет, чем мольбу о спасении.
– Смотри, кого я нашёл! – он вбежал в дом, но не сразу её нашёл. Она в очередной раз вычищала костюмы в спальне, чтобы уйти. – Да брось! Скоро всё изменится к лучшему.
Он поставил контейнер на стол и открыл его. Синеватое свечение, под стать местному закату, наполнило отсек. Ей пришлось подойти. Снизу три пары зеркально-голубых глаз удивлённо уставились на неё, не мигая.
– Он, должно быть, голоден, – сказала она. – Приготовь еду. И найди в заднем блоке доску.
Вскоре малыш был умыт и одет в детские вещи, которые копились на базе со дня перелёта с Земли. Перед обеденным столом они поставили доску-ретранслятор. Раньше, лет десять назад, этот переводчик был в моде. Но центаврианцы почти перестали посещать человеческую систему, и импульс первого контакта утонул в рутине колонизации.
Они дождались, пока маленький гость переварит всю тарелку, и стали задавать вопросы. На экране вместо ясных образов вырисовывались размытые круги, точки, кривые линии. Центаврианец оказался ребёнком не старше 100—120 лет. Это обрадовало его и совершенно расстроило её.
– Когда он научится посылать свой первый сигнал в космос, нас уже не станет, – грустно улыбнулась она. – Мы должны отвезти его в город.
Он покачал головой.
– Всё, что падает на Марс, остаётся здесь навсегда.
Она попыталась сдержаться, но ей было больно.
О проекте
О подписке
Другие проекты