На берегу одного океана три самых больших пеликана танцевали свой танец любви.
Он вообще не понимал, зачем сюда приехал, что хотел доказать. Просто так сорвался, сел в скоростной поезд – и очутился здесь. Двери вагона бесшумно открылись, люди высыпали на перрон, а Кемель до последнего сидел и ждал.
Песок был приветлив в тот вечер, и солнце зависло у самой границы воды. Пел ветер так нежно, что будто бы гладил любимые девой цветы.
– Мы уже прибыли. Вам чем-то помочь? – к Кемелю подошла миловидная проводница в белой блузе и синей, как тушь, юбке.
– Нет, – ответил Кемель. – Меня должны встретить.
Во время пути он набрал номер своего старого знакомого и предупредил, что окажется в его краях. Тот обещал непременно встретить.
А волны, а волны, что синей горою неслись к побережью с других берегов. Но даже и волны, увидев тот танец, лишь трогали мягко прибрежный песок.
– О, дружище Кэм! Рад тебя видеть! – раздался у дверей голос Питера.
– И я рад, Пит, – обнялись они по—дружески.
– Где твои сумки? Ты перевёз их самолётом? – спросил Питер.
Кемель кивнул на рюкзак за спиной.
– Нет, это всё.
– Ну, не беда, – похлопал его по плечу Питер. – Вечером зайдём в магазин – прикупим тебе приличный костюм.
– Зачем?
– Завтра у Джеймса грандиозный приём. Съедутся такие гости, что мало не покажется, – они быстро покинули вокзал и уселись в машину Питера.
– Я не хочу, – Кемель из окошка наблюдал за разросшимся мегаполисом. Солнце светило очень ярко, и Питер затемнил окна.
– То есть как это? Пропустить такой праздник нельзя, понимаешь? Я был чертовски рад, что ты вдруг решил приехать. Более удобного случая познакомиться с нашими партнерами у тебя попросту не будет. А ты ведь за этим приехал? Слышал, твой отец сейчас ищет надежных друзей в Южной Африке.
Лишь трогали мягко, трёх птиц не касаясь, ракушек цветных вынося иногда. А где—то вдали два дельфина плескались, их домом была синевы глубина.
– Открой.
– Что? – не понял Питер.
– Говорю, окно открой. Хочу лучше рассмотреть вашу деревушку.
Гигантские стоэтажные небоскрёбы порою заслоняли собою небо, и казалось, что с их крыш можно сачком ловить самолёты.
И небо сливалось с безмерной водою, и облако плыло в густой синеве. А над океаном всё чайки летали, закат прижимая к песчаной земле.
Простояв около сорока минут в полуденных пробках, остановились около одного из зданий и забрались на семьдесят восьмой этаж. Это был любимый ресторанчик Питера, его здесь хорошо знали и с заказом не задерживали.
– Так ты ещё не передумал? – Питер открывал перед гостем блюда один за одним.
– Насчёт чего?
– Насчёт Джеймса. Уверяю тебя, событие пропускать нельзя. Особенно тебе, Кемель.
– Знаешь, Пит, я приехал всего на один день…
Питер едва не поперхнулся.
– Проколесить половину Азии и всю Африку, чтобы пообедать со мной в этой забегаловке!?
Красивой особенно в танце казалась их самка, что прочих плавней танцевала. Быть яркой и страстной та самка старалась, как будто фламинго быть птицей могла бы.
– Свози меня на побережье.
Питер расцвёл.
– Ты хочешь навестить виллу Балтазара? Он и впрямь сейчас становится очень перспективным биржевым игроком. Только за последний год – прибыль в двадцать четыре процента!
– Пит, ты не понял. Свози меня на дикое побережье.
Питер загрустил.
– А что там делать?
Схватившись в безудержной схватке танцоров, самцы быть отважней друг друга пытались. Под дикую музыку синих просторов они на вечернем песке забывались.
– Какая разница? Просто свози меня туда, хорошо?
Пообедав и оставив чаевые, вновь уселись в машину. Питер долго смотрел на дорогу.
– В чём дело, Пит? – спросил его Кемель.
– Этот же вопрос хотел задать тебе и я, Кэм. К нам в руки идут контракты, о которых только мечтать, а мы будем шататься по всяким свалкам?
– Ерунда, Пит, – улыбнулся Кемель. – Просто надо решить кое-какие проблемы. Ну, так как?
– Чёрт с тобой, – завёл машину Питер. – Поехали на твоё побережье.
И вот потемнел горизонт океана, лучи уходящего солнца крадя. Как жаль, что три самых больших пеликана покинули берег песка навсегда.
– Что это? – Кемель прикрыл воротом нос от жуткого зловония.
– Побережье.
Горами мусора и гниющих отходов был завален весь берег, вода в океане зеленела от кишащих в ней паразитов, питающихся нечистотами. Кое-где из груды торчали останки танкеров, а то и крылья самолётов. Океан ежесекундно продолжал прибивать к побережью куски производственных отходов.
– А где же пеликаны? – спросил Кемель.
– Какие пеликаны? – удивился Питер. – Они уже как двести лет назад вымерли.
– Правда?
Кемель ещё несколько минут постоял среди бесконечных мусорных грядок, по колено в гнойном иле, а потом зашагал назад.
– Пит?
– Да.
– Кажется, ты хотел купить мне костюм?
– И забирайте ваши сандали к чёртовой матери! – Эрлик с детской обидой снял с себя крылатый дар Неба и выкинул вниз. Тенгри уныло поглядывал им вслед, провожая вплоть до облаков.
– Ну и чего ты этим добился? – скривил лицо Тенгри. – Что ты мне хотел доказать?
– А то, что надоело! Понимаешь? На-до-е-ло! Сидеть в этом паршивом подземелье и смотреть, как насильники, убийцы и богохульники катают без конца гранитные глыбы, гоняя моего голодного пса из угла в угол! Смотреть, как былые развратники заигрывают с моей женой и подозрительно косятся на детей! Ты думаешь, мне нравится давиться обглоданными костями проклятых иноверцев? Хватит. Лучше глотать лягушек, чем пережёванный на тысячу раз костный мозг!
Перед ними появилась ступенчатая дорожка, уводившая далеко в голубую высь.
– Так ты со мной? – протянул руку Тенгри и кивнул Умай. Та смело подошла к мрачному гиганту и обняла его за широкие плечи.
– Пойдём. Ты давно с нами не был.
Эрлик слегка засомневался, чуть ли не размяк, но через мгновение его лицо приняло обличающий вид.
– Который уже раз вы меня подкупаете? Нет!
Тенгри виновато почесал затылок и повёл Умай прочь.
– Ничего не поделаешь, – вздохнул он. – Любовь.
– Любовь, – с сожалением повторила жена.
Эрлик в ответ лишь широко усмехнулся и просто спрыгнул на грешную землю.
То было неописуемое чувство! Ради этого бог был готов не только претерпеть все невзгоды долгого перелёта, все мучения и тревогу, которые доставляла его видавшая виды жизнь, но и забыть всех своих близких, которые пытались оторвать от самого прекрасного, что когда-либо может встретиться на пути. Впрочем, как можно копаться в своей душе, когда вокруг находится такое!?
Огромный, широколиственный лес по-хозяйски раскинулся до самого горизонта. Его безмерные просторы завораживали, мутили рассудок зелёной девственностью и мрачной дикостью; его приглушённые голоса манили к себе, обещая подарить бешеные схватки с невиданными зверьми; его неспокойное дыхание каждого листочка, каждого живого существа веяло неясными приключениями, смутными фантазиями, безмолвными сомнениями.
Река, подобно скользящей серебристой змее, разрывала благодатные земли на сотни изумрудных островов, и в каждом из них горела своя тайна, свой незыблемый секрет. Узнать его невозможно, так же невозможно, как и не попытаться его разгадать.
Кроваво-красное небо, разодетое в тёплые закатные лучи солнца, сливалось с багровой землёй. Парящие в поднебесье журавли снизошли до пленительного света умирающего светила и с необъяснимой мягкостью уложили его в кровать на своих пушистых, как снег, крыльях…
А воздух! Нет, в его душных покоях такого никогда не сыщешь. Им наполняется чувство свободы, полной свободы, безграничной свободы! Здесь забываешь обо всём – и лишь ласковый ветер едва касается твоего лица.
– Природа, – прошептал с трепетом Эрлик. – Позволь мне признаться в любви. Позволь трогать твои чёрные локоны, целовать твои нежные губы, ласкать твою божественную грудь. О, природа, ну почему ты не женщина?
Родилась Айсулу в ту самую ночь, когда на летнем небе исполин Тенгри зажёг целое созвездие. Восемь мигающих точек расположились так причудливо, что напоминали два крыла вспорхнувшей над степью ласточки. Старики хором говорили тогда о знамении и об избраннице Неба, появившейся в ауле в славный час. Глаза малышки сверкали, как черные бусинки, и плакала она по-особенному, без слез…
– Ну, ажека, это ты уж совсем! – весело засмеялась Айсулу, забравшись на бабушкины колени. – Так не бывает! Когда я плачу, нигде в окрестностях сухого места не найти!
Райхан-аже поудобней усадила внучку.
– Если бы это было действительно так, то хану Борыку больше никогда не пришлось бы спасать наши земли от страшной засухи.
– Расскажи, расскажи мне!
– Это случилось три года назад. Трава, не успев напиться влаги, сгорала под палящими лучами. Вместо зеленых ковров табуны лошадей видели лишь черные равнины, уходящие далеко за горизонт. Тысячи отборных скакунов гибли у всех на глазах, и никто ничего не мог с этим поделать. Не найдя другого выхода, люди решили обратиться за помощью к духам. Но призвать их было не так-то просто – требовалась большая жертва.
– Они собрали всё золото и отдали последних лошадей?
Женщина в ответ грустно улыбнулась, а потом и вовсе на её лице появилась тень.
– Духи не ценят украшений и мяса. Издревле платой за помощь была судьба одного человека. Ребенка, родившегося под знаком ласточки. Мучимые жаждой и голодом, они нашли его, твоего ровесника, и отправили по водному пути в небо, в царство великого Тенгри, чтобы он рассказал могучим Небесам о наших страданиях.
И водные духи услышали крики посланника о помощи. Из рек и озер выбрались они на сушу, три дня длилась их битва с огненными демонами, пока последний из людских защитников не пал, испарившись в раскаленном воздухе. Узнав о больших потерях, разгневался Повелитель дождя, собрал невиданную армию и направился в наши края…
– А где же была я? – удивилась девочка.
– Помнишь, как однажды мы долго скрывались с тобою в пещере от палящего солнца? – обняла она внучку. – На исходе седьмого дня небо стало черным-черным, мы спрятались в самую дальнюю часть, разожгли огонь, вот как сейчас, и не спали до поздней ночи, пока громыхала гроза.
– Уж лучше бы я помогала хану Борыку, – Айсулу насупилась, понимая, сколь редкого приключения лишили её.
– Зачем помогать тому, кто об этом еще не просил? – возразила бабушка.
Под натиском столь сильного противника засуха дрогнула, но отступила не сразу. Целая тьма звездных ласточек разлетелась до южных гор и западного моря, чтоб призвать аруахов на битву. Несколько дней подряд продолжалось сражение, носились по черному небу неисчислимые табуны суынов, из-под копыт каждого вылетали молнии и немедленно превращались в разящие стрелы. Сам Борык, сидя верхом на морском скакуне, мечом сшибал врагов, и от каждого взмаха закручивались в тугую воронку тучи, выжимая из себя настоящий ливень.
– Не правда! – не выдержала Айсулу. – Как ласточки могут кого-то позвать, если они даже говорить не умеют? И вообще, почему ласточки служат дождливому хану?
– У птичек, знаешь ли, свои тайны, – загадочно ответила Райхан-аже.
Увидев под утро, что страшный враг обращается в бегство, Борык вышел из боя и неожиданно направил своего шестиногого жеребца к земле. Он нёсся так быстро, что почти никто не мог его разглядеть.
Звеня доспехами, хан остановился у входа в пещеру и назвал твоё имя. Но ты к тому времени уже крепко-прекрепко спала. Тогда Борык рванулся туда, где сопротивление вспыхнуло с новой силой.
Говорят, что не зря Повелитель дождя обратил на тебя внимание. Он вернётся, когда ты будешь нужна больше всего на свете, когда люди потеряют надежду и перестанут верить в чудеса.
– Завтра же расспрошу ласточек, что это там у них за птичьи тайны с этим самым Борыком, – твердо решила Айсулу перед тем, как уснуть на коленях у бабушки.
Третий месяц над степью не проплывало ни единого облака.
Пишите письма. Я люблю писать письма. С самого раннего детства. Ни одна сказочная тварь не оставалась в Новый год без моего поздравления. «Уважаемый господин Дракула, – писал я в Румынию до востребования. – И хотя вы очень злой и мерзостный тип, спешу поздравить вас со светлым праздником и пожелать вам всего наилучшего».
«Родной Фредди Крюгер, – тут же брался я за следующую открытку. – Вы тоже, если честно, не очень-то мне нравитесь, но мама с папой говорят, что в Новый год надо всех прощать. Я вас прощаю за то, что на прошлой неделе вы приснились мне в лифте на сорок пятом этаже Торгового центра».
«Прекрасная Афродита, – не унимался я. – Это ничего, что вас зачем-то рисуют голой на всех бульварных газетах. Я-то знаю – вы очень добрая и хорошая девушка, и вовсе даже не голая».
Когда же фантазия и память моя иссякала, я откладывал в сторону приличную стопку конвертов, брал другую ручку, с посеребрённой пастой, раскрывал большой яркий лист и начинал творить самое дорогое мне послание:
«Здравствуй, дорогой мой я! Пишу тебе из далёкого прошлого, оттуда, где ещё верят в Новый год. Как там у тебя дела? Раздобрел, ссутулился, жена опять бросила? Но ничего, не расстраивайся, это только начало. По крайне мере, в сериалах так показывают. У меня тоже всё нормально (даже не по себе как-то от этого «нормально»). На прошлой неделе два соседских гнома напились у гоблина в кафе, так потом вся полиция за ними гонялась, чтобы те не сносили больше городские небоскрёбы.
А три дня назад дядя Джон подарил мне живого единорога. Представляешь! Правда, пришлось отпилить ему рог – дядя Джон лично это сделал ещё до того, как подарить мне, ведь единороги – опасные животные, когда вооружены своей длинной штуковиной. И вообще, мой дядя – самый лучший дядя на свете! Он не обижается, когда я зову его просто Джон, он весело смеётся, когда я зову его Рональд, он делает важное лицо, когда я называю его полное имя – Джон Рональд Роуэл. Знаешь, он каждую ночь водит меня в свой мир. Только не говори родителям, а то они нам всыплют. Я трогал там волшебный меч, тайком надевал девять чёрных колец и видел настоящую принцессу!
Скажу тебе по секрету, эти принцессы на самом деле ничем не отличаются от простых девчонок – до поры до времени ходят со вздёрнутыми носами, а как какая-нибудь опасность, так скорей героя ищут. И не смейся – я правду говорю. Не веришь, сам попробуй…»
* * *
Худой ссутулившийся старик дрожащими руками разрывал письмо. Он стоял посреди огромной улицы, в рваном плаще и помятой шляпе.
– Дурак, – яростно шелестел старик. – Что за бредни? – он развеял бумагу по ветру, затем достал из—за пазухи недопитую бутылку пива. Пару раз глотнув, немного повеселел. – Нет никаких единорогов! – расхохотался он. – Нет никаких принцесс!
Кто—то сильно толкнул его в спину.
– Прочь с дороги, человек, – проворчал седой мужчина, в метр ростом и полтора в ширину. – Ну, чего уставился? Прочь, говорю! – на нём тяжело повисли два рюкзака, оба – в несколько раз больше хозяина.
– Тише, не горячись, – словно песней залился голос его спутницы. Она была высокой и стройной, с чудесными шёлковыми волосами, милым улыбающимся лицом и чуть заострёнными кверху ушами. – По-моему, он в тебя не верит.
– Сейчас я ему пару раз по морде заеду – живо поймёт, кто из нас есть, а кого может и не стать, – пригрозил сердито гном.
Эльфийка сочувственно взглянула на старика.
– Послушай, давай обойдём, а?
Но гном упрямо готовился к драке. Снял с широких плеч увесистую ношу, повыше засучил рукава:
– Я покажу, как в меня-то не верить!
– Принцесса Эли, – всё это время старик был словно в забытьи, и вдруг это видение, странное и необычное, зачем-то вернулось к нему. Оно пришло откуда-то из детства, самого раннего, самого доброго, как отголосок прошлого.
– Эге—гей, Эли! Откуда он тебя знает? – встревожился гном.
– Прежде, чем уйти, я спросил твоё имя. Это ведь была именно ты, да?
Эльфийка долго смотрела на безумного нищего, и постепенно глаза её становились влажными.
– Да, ты прав… – тихо прошептала она. – Но как время меняет людей. Тогда ты верил в меня больше…
– А сейчас я не верю в тебя совсем. Где ты была, когда моя жизнь рушилась? Где вы все были, когда мне нужна была помощь? Вы не пришли, потому что вас нет и никогда не было!
О проекте
О подписке