Розария остановилась и сжала кулаки, её взгляд наполнился яростью.

– Они провозглашают свет, живя в роскоши, – прошептала она, скорее самой себе. – Это не свет, это позор.

Лоран пристально смотрел на башню. Внутри него росло чувство отвращения, смешанное с тихой болью. Он понимал, что ничего не изменит, даже если они скажут что-то. Церковь, как и город, казалась непоколебимой в своей двуличности.

– Здесь свет и тьма неразделимы, – тихо проговорил он, смотря на Розарию.

Орфей кивнул, отворачиваясь от башни:

– Они могут проповедовать, сколько угодно. Но музыка всегда раскроет правду. Её не спрячешь за золотыми витражами.

Розария сделала глубокий вдох, стараясь подавить рвущиеся эмоции. Она бросила последний взгляд на башню и пошла дальше. Их путь был к крепости фанатиков, но образ сияющей башни из слоновой кости остался в её мыслях, как очередное напоминание, что свет бывает не менее опасным, чем тьма.

Опускаясь из палаццо элиты к затопленным улицам нищеты, трое путников шагнули в иной мир – мир грязи и отчаяния, где каждый угол наполнялся тенями человеческого страдания. Рядом с небольшим переулком, под каменной стеной, сидели клошары. Их худые тела едва прикрывали грязные, рваные одежды, а в глазах читались боль и усталость от нескончаемой борьбы за выживание.

Орфей заметил дряхлого старика, сидящего на куске старого мешка. Его воспалённые, слезящиеся глаза едва поднимались, чтобы встретиться со взглядами прохожих. Синие, потрескавшиеся губы шевелились, но слова не доходили до их ушей. В левой руке он держал железную кружку, которая, казалось, давно не звенела от монет.

Не сдержавшись, Орфей остановился и подошёл к старику. Лоран и Розария замедлили шаги, глядя на него с удивлением.

Старик поднял голову, его взгляд был тяжёлым, а трясущаяся, грязная рука протянулась в немом мольбе.

– Милостыню… ради всего святого… – прохрипел он едва слышно.

Орфей потянулся к своему поясу, но, обыскав карманы, нахмурился. В своей торопливости он забыл взять с собой деньги. Его руки нервно шарили по одежде, в надежде найти хоть что-то, но всё напрасно.

Старик, казалось, ждал. Протянутая рука слегка дрожала, а на его губах появилась еле заметная тень улыбки, как будто он уже знал, что ему нечего ждать.

Орфей, смущённый, опустился перед ним на одно колено, мягко взял его трясущуюся руку в свою. Она была красной, опухшей, словно обожжённой, но он не отдёрнул своей ладони.

– Прости, брат, у меня ничего нет, – произнёс он, с печальной теплотой в голосе. – Но я могу дать тебе только это.

Его пальцы крепко сжали старую, шершавую руку. Тепло от прикосновения передалось старому нищему. Он поднял на Орфея воспалённые глаза, его синие губы чуть раздвинулись, обнажая разрушенные зубы, и слабо усмехнулся.

– Что ж, брат, и на том спасибо, – прохрипел он. – Это тоже подаяние. Спасибо тебе.

Слова старика заставили Орфея задержаться на мгновение. Его сердце сжалось, и он понял, что не он подал милостыню этому человеку, а, напротив, сам получил что-то неосязаемое и важное.

Он вернулся к Лорану и Розарии.

– Что это было? – тихо спросила Розария, вглядываясь в его задумчивое лицо.

Орфей улыбнулся, но в его улыбке была горечь:

– Я понял, что даже тепло твоей ладони может быть даром, который кто-то запомнит.

Лоран бросил последний взгляд на старика, сидящего под стеной. Он молчал, но его лицо выражало задумчивость. В этом городе, полном контрастов, любое прикосновение света могло стать надеждой.

Подходя к мрачной готической башне, словно вырастающей из земли, Лоран, Орфей и Розария ощутили тяжесть её присутствия. Она была сложена из обсидиана, чёрного как ночь, и её острые шпили будто пытались проколоть небо. Величие и тягость здания гипнотизировали, внушая и страх, и восхищение. На массивной двери не было ни замков, ни рукоятей, ни даже намёка на то, как её можно открыть.

– Попробуй своей магией, – предложил Лоран, повернувшись к Розарии. Она нахмурилась, пробормотала заклинание, и её посох засиял золотистым светом. Песчаная руна на мгновение появилась на двери, но тут же растаяла, не оставив следов.

– Это бесполезно, – сказала она, отступая назад. – Что-то блокирует любые магические воздействия.

Лоран положил ладонь на дверь, надеясь, что голос внутри подскажет выход, но ничего не произошло. Тишина. Он скривился, чувствуя раздражение и лёгкую тревогу.

– И что теперь? – подал голос Орфей, оглядываясь вокруг. – Мы так и будем стоять здесь, пока нас не найдут?

И словно в ответ на его слова, из теней появились трое людей в чёрных мантиях. Их лица скрывали маски из чёрного металла, в которых блестели лишь их глаза. Один из них шагнул вперёд и заговорил грубым, издевательским тоном:

– Что вы здесь делаете? Это священная земля Владыки. Ваше присутствие оскорбительно. Готовьтесь проститься с жизнями.

– О, прошу вас, – усмехнулась Розария, сжимая посох. – Если вы думаете, что я в настроении шутить, вы ошибаетесь.

С этими словами она ударила посохом о землю, и из-под ног культистов поднялись песчаные руки, хватая их за ноги и руки. Культисты начали дёргаться, но их движения были скованы.

– Серьёзно? – проворчал Орфей, но всё же отступил в сторону, наблюдая за действиями Розарии.

Она подошла ближе к одному из культистов, её глаза сверкали опасным золотистым огнём.

– Как нам попасть внутрь? – её голос был холодным, как лёд.

– Во имя Владыки, я ничего не скажу! – выкрикнул один из культистов. Его голос был резким, но в нём чувствовался страх. Второй поддержал его, выкрикивая что-то о вечной преданности.

– Даже так? – усмехнулась Розария, и из её руки вырвался песчаный шип, который пронзил ступню одного из пленников. Тот вскрикнул от боли, но упрямо отвернулся, сжимая зубы.

– Ох, как же ты меня раздражаешь! – взревел Орфей, подскочив к другому культисту и, не удержавшись, ударил его кулаком. Культист вырубился, а Орфей отступил назад, потирая кулак.

– Почему это всегда больно именно мне? – пробормотал он, с раздражением разглядывая свои руки.

– Хватит, – сказал Лоран, подходя к ещё одному культисту. Он вырубил его простым ударом, прежде чем повернуться к остальным. – Это бесполезно. Они ничего не скажут. Нам нужно понять, как войти в башню, самим.

Но прежде чем они успели решить, что делать дальше, третий культист, всё ещё скованный, тяжело вздохнул и заговорил:

– Постойте… Я скажу. Но вы должны понять, что я здесь не по своей воле.

Он медленно снял маску, открывая худое лицо, испещрённое шрамами. Его глаза были полны усталости.

– Кто ты? – спросил Лоран, внимательно глядя на него.

– Лицемерно помилованный, – горько усмехнулся культист. – Церковь решила, что я недостоин жизни, но достаточно хорош для шпионажа. Меня хотели предать анафеме, но, как видите, теперь я лишь пешка между двумя сторонами. И церковь, и культисты – все они одинаковы. Они разрушают всё, что есть в этом мире, во имя своих амбиций.

Розария нахмурилась, но не перебила. Культист продолжил:

– Эта башня… Она полна тьмы. Вы хотите узнать, что внутри? Тогда приготовьтесь. Это место оставляет глубокий шрам на душе. Оно безобразно, как внешне, так и изнутри. Даже если вы откроете дверь, вы увидите не просто зло, но… пустоту, которая поглотит вас. Сила Владыки слишком велика, чтобы вы могли её понять. Не думайте, что я умираю, истекая кровью, – нет, я ещё жив, моя плоть свежа. Но вам, как и мне, не понять до конца ужас этого места.

Лоран нахмурился, глядя на башню, будто пытаясь её разгадать.

– Ты можешь помочь нам войти? – спросил он, скрестив руки на груди.

Культист тяжело вздохнул:

– Если хотите выжить – мой совет: уходите. Но если такова ваша воля, я расскажу, как войти. Однако вы должны понять – это не откроет вам путь к спасению. Только к ещё большему страданию.

Лоран и Розария переглянулись. Орфей, стоявший чуть в стороне, нервно оглянулся на улицу, будто ожидая, что вот-вот появится ещё кто-то.

– Рассказывай, – тихо сказал Лоран, его голос был твёрдым. – Мы готовы.

Лоран стоял перед массивной дверью башни, ощущая, как холодный обсидиан будто притягивает его ладони. Культист, тяжело дыша, поднялся рядом с ним, его рука дрожала от слабости. Лицо культиста исказилось горькой улыбкой, когда он заговорил:

– Чтобы войти, вы должны пролить кровь. Не просто любую кровь, а кровь того, кто связан с "Umbrae Cineris". – Он приподнял рукав, показывая татуировку организации на предплечье. – Перережьте её, капните кровью на порог. Я… я и так уже мёртв. Пользуйтесь мной, у меня ничего не осталось.

Лоран и Розария переглянулись. В глазах девушки читалось сомнение и страх, но она крепче сжала посох, скрывая эмоции.

– Я сделаю это, – твёрдо сказала Розария, её голос прозвучал решительно, хотя в нём угадывалась неуверенность. Она сделала шаг вперёд, протянув руку за кинжалом.

– Нет, – Лоран мягко, но решительно положил руку ей на плечо, останавливая. Его голос был низким и твёрдым. – Мы здесь из-за меня. Это моя ответственность.

– Ран… – начала было Розария, но замолчала, заметив, как в его глазах вспыхнуло нечто холодное и непреклонное. Она кивнула, сделав шаг назад.

Лоран взял кинжал, его рука была твёрдой, но в глубине души нарастало странное беспокойство. Он подтолкнул культиста ближе к двери и повернул его руку так, чтобы татуировка была отчётливо видна. Культист закрыл глаза, его лицо выражало смесь боли и странного спокойствия.

– Давай, делай это, – прошептал он.

Лоран провёл лезвием по коже, разрезая татуировку. Кровь начала стекать по его руке, капая на порог двери. На мгновение всё стихло, и Лоран почувствовал что-то странное – как будто тёмная волна прокатилась по его сознанию.

И тут голос в его голове, чужой и пугающий, начал звучать. Он был низким, глухим, но с каждой секундой становился всё более отчётливым:

– Да, давай, режь… Ещё больше крови… Ты чувствуешь это? Ещё чуть-чуть… Режь глубже…

Лоран замер. Его дыхание участилось, рука на мгновение задрожала, но он снова приложил лезвие к ране. Кровь потекла сильнее, культист начал вскрикивать от боли.

– Ран, – тихо прошептала Розария, её голос был полон тревоги. – Хватит. Ты сделал достаточно.

Но Лоран её не слышал. Голос в его голове становился всё громче, затмевая всё остальное:

– Больше! БОЛЬШЕ! Твоя кровь или его – неважно. Режь, не останавливайся!

Лезвие соскользнуло дальше, оставляя глубокий порез. Культист закричал от боли, его голос эхом разносился по пустому пространству. Лоран уже не слышал его, его лицо стало маниакально сосредоточенным, глаза потемнели, а дыхание стало тяжёлым. Кровь хлестала, пачкая двери и землю.

– Ран! – воскликнула Розария, подбегая ближе. Её голос дрожал. – Ран, остановись! Это не ты!

Но Лоран не реагировал. Его рука двигалась всё дальше, оставляя новые и новые порезы. Культист ослабел, его тело сотрясалось от боли. Розария попыталась остановить Лорана, но он оттолкнул её с неожиданной силой.

Орфей, который стоял в стороне, ошарашенный всем происходящим, наконец решился. Он подбежал к Лорану и резко схватил его за плечо.

– Ран, если ты продолжишь – твоя личность может исчезнуть.

Эти слова, словно удар грома, пробились сквозь завесу тьмы. Лоран замер. Его рука замедлилась, кинжал выпал из ослабевших пальцев, глухо звякнув об пол. Он тяжело дышал, его лицо было бледным, а в глазах читался ужас.

– Что… я сделал? – прошептал он, глядя на окровавленного культиста.

В этот момент дверь башни начала дрожать. Обсидиановые символы на её поверхности засветились зловещим багровым светом, и она медленно начала открываться. Тяжёлый скрежет заполнил коридор, а за дверью открылся тёмный проход.

– Мы должны идти, – тихо сказала Розария, её голос был твёрд, но в нём звучала нотка беспокойства. Она посмотрела на Лорана. – Всё закончилось.

Лоран кивнул, с трудом приходя в себя. Он поднял взгляд на Орфея, который всё ещё держал его за плечо. Тот улыбнулся, хоть в его глазах читалась тревога.

– Ты снова с нами, брат, – мягко сказал он.

Лоран отвёл взгляд, сделал глубокий вдох и шагнул вперёд, в тёмный проход. За ним последовали Розария и Орфей, а дверь за ними захлопнулась, погружая башню в ещё большую тьму.

Внутри башни воздух был тяжёлым, пахло горелым воском, тлеющими травами и чем-то более пряным, похожим на кровь, давно впитавшуюся в каменные стены. Света почти не было – только редкие свечи, расставленные по нишам вдоль коридора, отбрасывали дрожащие тени.

Лоран последовал за ней, всё ещё ощущая в ладони липкость чужой крови. Ему хотелось вытереть руку, но он заставил себя не делать этого. Голос, что шептал ему в голове секунды назад, затих, но в его груди остался странный, ледяной осадок. Он знал, что что-то пробудилось внутри него, что-то, что он не до конца понимал.

Орфей вошёл последним, его лицо оставалось напряжённым. Он осторожно закрыл дверь за собой, оглядываясь. Всё вокруг дышало тайной, скрытой опасностью. Он хотел сказать что-то, но замер, уловив звук. Где-то далеко, в глубине башни, раздалось протяжное эхо шагов.

– Не нравится мне всё это, – пробормотал Орфей, приглушая голос.

– Мы здесь не для того, чтобы нам нравилось, – тихо ответила Розария, сжимая посох. Она ещё не полностью пришла в себя после увиденного с Лораном, но ей было ясно одно: тьма, царившая здесь, лишь начала показывать своё истинное лицо.