Цитаты из книг автора «Артур Конан Дойл»

Невежество Холмса было так же поразительно, как и его знания. О современной литературе, политике и философии он почти не имел представления. Мне случилось упомянуть имя Томаса Карлейля, и Холмс наивно спросил, кто он такой и чем знаменит. Но когда оказалось, что он ровно ничего не знает ни о теории Коперника, ни о строении солнечной системы, я просто опешил от изумления. Чтобы цивилизованный человек, живущий в девятнадцатом веке, не знал, что Земля вертится вокруг Солнца, – этому я просто не мог поверить!

Un sot trouve toujours un plus sot qui l’admire[10].

Автор утверждал, что по мимолетному выражению лица, по непроизвольному движению какого-нибудь мускула или по взгляду можно угадать самые сокровенные мысли собеседника. По словам автора выходило, что человека, умеющего наблюдать и анализировать, обмануть просто невозможно. Его выводы будут безошибочны, как теоремы Эвклида. И результаты окажутся столь поразительными, что люди непосвященные сочтут его чуть не за колдуна, пока не поймут, какой процесс умозаключений этому предшествовал.

– Видите ли, – сказал он, – мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься. А человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой мозговой чердак. Он возьмет лишь инструменты, которые понадобятся ему для работы, но зато их будет множество, и все он разложит в образцовом порядке.

– Кажется, я придумал небольшой эксперимент

– Итак, Уотсон, – сказал он внезапно, – вы не собираетесь вкладывать свои сбережения в южноафриканские ценные бумаги?

Ищете револьвер, масса Холмс?– Нет, флакон с духами, Стив.

The Abbot, from his point of vantage, looked down on the two long lines of faces, placid and sun-browned for the most part, with the large bovine eyes and unlined features which told of their easy, unchanging existence. Then he turned his eager, fiery gaze upon the pale-faced monk who faced him.“This plaint is thine, as I learn, brother Ambrose,” said he. “May the holy Benedict, patron of our house, be present this day and aid us in our findings! How many counts are there?”“Three, most holy father,” the brother answered in a low and quavering voice.“Have you set them forth according to rule?”“They are here set down, most holy father, upon a cantle of sheepskin.”“Let the sheepskin be handed to the chancellor. Bring in brother John, and let him hear the plaints which have been urged against him.”At this order a lay-brother swung open the door, and two other lay-brothers entered, leading between them a young novice of the order. He was a man of huge stature, dark-eyed and red-headed, with a peculiar half-humorous, half-defiant expression upon his bold, well-marked features. His cowl was thrown back upon his shoulders, and his gown, unfastened at the top, disclosed a round sinewy neck, ruddy and corded like the bark of the fir. Thick muscular arms, covered with a reddish down, protruded from the wide sleeves of his habit, while his white skirt, looped up upon one side, gave a glimpse of a huge knotty leg, scarred and torn with the scratches of brambles. With a bow to the Abbot, which had in it perhaps more pleasantry than reverence, the novice strode across to the carved prie-Dieu[6] which had been set apart for him, and stood silent and erect with his hand upon the gold bell which was used in the private orisons of the Abbot’s own household. His dark eyes glanced rapidly over the assembly, and finally settled with a grim and menacing twinkle upon the face of his accuser.The chancellor rose, and having slowly unrolled the parchment-scroll, proceeded to read it out in a thick and pompous voice, while a subdued rustle and movement among the brothers bespoke the interest with which they followed the proceedings.“Charges brought upon the second Thursday after the feast of the Assumption, in the year of our Lord thirteen hundred and sixty-six, against brother John, formerly known as Hordle John, or John of Hordle, but now a novice in the holy monastic order of the Cistercians. Read upon the same day at the Abbey of Beaulieu in the presence of the most reverend Abbot Berghersh and of the assembled order.“The charges against the said brother John are the following, namely, to wit

The chancellor rose, and having slowly unrolled the parchment-scroll, proceeded to read it out in a thick and pompous voice, while a subdued rustle and movement among the brothers bespoke the interest with which they followed the proceedings.“Charges brought upon the second Thursday after the feast of the Assumption, in the year of our Lord thirteen hundred and sixty-six, against brother John, formerly known as Hordle John, or John of Hordle, but now a novice in the holy monastic order of the Cistercians. Read upon the same day at the Abbey of Beaulieu in the presence of the most reverend Abbot Berghersh and of the assembled order.“The charges against the said brother John are the following, namely, to wit

The chancellor rose, and having slowly unrolled the parchment-scroll