АД – Песня VII
Круг четвертый. – Плутос. – Скупцы и расточители. – Круг пятый. – Стигийское болото. – Гневные. Путники передвигаются по территории Османской империи до Константинополя.

 
«Pарe Satan, рарe Satan aleppe!» —
Хриплоголосый Плутос закричал.
«Хотя бы он и вдвое был свирепей», – 3
 
 
Меня мудрец, всё знавший, ободрял:
«Не поддавайся страху: что могло бы
Нам помешать спуститься с этих скал?» 6
 

 
И этой роже, вздувшейся от злобы,
Он молвил так: «Молчи, проклятый волк!
Сгинь в клокотаньи собственной утробы! 9
 
 
Мы сходим в тьму, и надо, чтоб ты смолк;
Так хочет тот, кто мщенье Михаила
Обрушил в небе на мятежный полк». 12
 
 
Как падают надутые ветрила,
Свиваясь, если щегла рухнет вдруг,
Так рухнул зверь, и в нём исчезла сила. 15
 
 
И мы, спускаясь побережьем мук,
Объемлющим всю скверну мирозданья,
Из третьего сошли в четвёртый круг. 18
 

 
О правосудье божье! Кто страданья,
Все те, что я увидел, перечтёт?
Почто такие за вину терзанья? 21
 
 
Как над Харибдой вал бежит вперёд
И вспять отхлынет, преграждённый встречным,
Так люди здесь водили хоровод. 24
 
 
Их множество казалось бесконечным;
Два сонмища шагали, рать на рать,
Толкая грудью грузы, с воплем вечным; 27
 
 
Потом они сшибались и опять
С трудом брели назад, крича друг другу:
«Чего копить?» или: «Чего швырять?» – 30
 
 
И, двигаясь по сумрачному кругу,
Шли к супротивной точке с двух сторон,
По-прежнему ругаясь сквозь натугу; 33
 
 
И вновь назад, едва был завершён
Их полукруг такой же дракой хмурой.
И я промолвил, сердцем сокрушён: 36
 

 
«Мой вождь, что это за народ понурый?
Ужель всё это клирики, весь ряд
От нас налево, эти там, с тонзурой?» 39
 
 
И он: «Все те, кого здесь видит взгляд,
Умом настолько в жизни были кривы,
Что в меру не умели делать трат. 42
 
 
Об этом лает голос их сварливый,
Когда они стоят к лицу лицом,
Наперекор друг другу нечестивы. 45
 
 
Те – клирики, с пробритым гуменцом;
Здесь встретишь папу, встретишь кардинала,
Не превзойдённых ни одним скупцом». 48
 

 
И я: «Учитель, я бы здесь немало
Узнал из тех, кого не так давно
Подобное нечестие пятнало». 51
 
 
И он: «Тебе узнать их не дано:
На них такая грязь от жизни гадкой,
Что разуму обличье их темно. 54
 
 
Им вечно так шагать, кончая схваткой;
Они восстанут из своих могил,
Те – сжав кулак, а эти – с плешью гладкой. 57
 
 
Кто недостойно тратил и копил,
Лишён блаженств и занят этой бучей;
Её и без меня ты оценил. 60
 

 
Ты видишь, сын, какой обман летучий
Даяния Фортуны, род земной
Исполнившие ненависти жгучей: 63
 
 
Всё золото, что блещет под луной
Иль было встарь, из этих теней, бедных
Не успокоило бы ни одной». 66
 
 
И я: «Учитель таинств заповедных!
Что есть Фортуна, счастье всех племен
Держащая в когтях своих победных?» 69
 

 
«О глупые созданья», – молвил он:
«Какая тьма ваш разум обуяла!
Так будь же наставленьем утолён. 72
 
 
Тот, чья премудрость правит изначала,
Воздвигнув тверди, создал им вождей,
Чтоб каждой части часть своя сияла, 75
 
 
Распространяя ровный свет лучей;
Мирской же блеск он предал в полновластье
Правительнице судеб, чтобы ей 78
 
 
Перемещать, в свой час, пустое счастье
Из рода в род и из краёв в края,
В том смертной воле возбранив участье. 81
 
 
Народу над народом власть дая,
Она свершает промысел свой строгий,
И он невидим, как в траве змея. 84
 

 
С ней не поспорит разум ваш убогий:
Она провидит, судит и царит,
Как в прочих царствах остальные боги. 87
 
 
Без устали свой суд она творит:
Нужда её торопит ежечасно,
И всем она недолгий миг дарит. 90
 
 
Её-то и поносят громогласно,
Хотя бы подобала ей хвала,
И распинают, и клянут напрасно. 93
 
 
Но ей, блаженной, не слышна хула:
Она, смеясь меж первенцев творенья,
Крутит свой шар, блаженна и светла. 96
 

 
Но спустимся в тягчайшие мученья:
Склонились звёзды, те, что плыли ввысь,
Когда мы шли; запретны промедленья». 99
 

 
Мы круг пересекли и добрались
До струй ручья, которые просторной,
Изрытой ими, впадиной неслись. 102
 
 
Окраска их была багрово-чёрной;
И мы, в соседстве этих мрачных вод,
Сошли по диким тропам с кручи горной. 105
 
 
Угрюмый ключ стихает и растёт
В Стигийское болото, ниспадая
К подножью серокаменных высот. 108
 

 
И я увидел, долгий взгляд вперяя,
Людей, погрязших в омуте реки;
Была свирепа их толпа нагая. 111
 
 
Они дрались, не только в две руки,
Но головой, и грудью, и ногами,
Друг друга норовя изгрызть в клочки. 114
 

 
Учитель молвил: «Сын мой, перед нами
Ты видишь тех, кого осилил гнев;
Ещё ты должен знать, что под волнами 117
 
 
Есть также люди; вздохи их, взлетев,
Пузырят воду на пространстве зримом,
Как подтверждает око, посмотрев. 120
 
 
Увязнув, шепчут: «В воздухе родимом,
Который блещет, Солнцу веселясь,
Мы были скучны, полны вялым дымом; 123
 
 
И вот скучаем, втиснутые в грязь».
Такую песнь у них курлычет горло,
Напрасно слово вымолвить трудясь». 126
 
 
Так, огибая илистые жёрла,
Мы, гранью топи и сухой земли,
Смотря на тех, чьи глотки тиной спёрло,
К подножью башни наконец пришли. 130
 

Путники, направляясь из порта Салоники в Константинополь [Рис. А.V.1] вступили в Османскую империю – «Блистательную Порту». Впереди был виден высокий минарет, с которого раздался крик муэдзина: «Изыди Сатана, изыди Сатана, именем Аллаха». Однако Вергилий не страшился этого и ободрял Данте.

В Аду слова Плутоса, которому известны грядущие судьбы, звучат так: «Папа Сатана, папа Сатана идёт, спаси Аллах». Плутосу прекрасно известно, – Данте станет папой – главой католической Церкви (для мусульман Сатаной), он извещает об этом со страхом, но правители Османской империи не слышат его.

Путникам предстояло спуститься со скал. На небе это – самая верхушка северного звёздного неба, на Земле – южные отроги Балканских гор Македонии на границе с Турцией.

Архистратиг Михаил – архангел, который в «Апокалипсисе» сверг с неба сатану и его войско. Земным прототипом архангела является великий русский святой Сергий (Михаил) Радонежский (1314—1392 годы), изобретатель письменности; изобретением пороха и пушек обеспечивший победу Дмитрия (Ильи) Донского в «Куликовской Битве» 1380 года = «Гигантомахии» = свержении Сатаны.

Вергилий заявил Плутосу – созвездию Цефей, – они входят в его владения велением Господа, для мусульман – Аллаха. Ад существует и у мусульман. Поэтому Цефей умолк и как бы сдулся.

В Восточном обществе, подчинённом обычаям и законам ислама, сила приказа или распоряжения свыше священна и не подлежит критике.

Упоминается корабельная оснастка, значит, путники дальнейший путь продолжили морем или по берегу моря. Если посмотреть на карту, – путь идёт по северному берегу Эгейского моря, в сторону Мраморного моря; тут проходит старая дорога, по которой можно было передвигаться на восток. Морем, при юго-западных ветрах и штормах, вдоль северного побережья Эгейского моря идти невозможно, на что указывают и упавшие ветрила, и сломанная щегла – часть корабельной мачты.

Созвездие Цефей склонилось за горизонт – в Ад. Путники вошли в четвёртый круг Ада, где казнились скупцы и расточители.

По Земле путники перемещались не пешком. Вдоль больших дорог, извивающихся по берегам морей, было полно селений, люди в которых промышляли извозом, предоставляя за плату путешественникам лошадей и повозки. Данте и Вергилий ехали в повозке; для разнообразия, в сёдлах быстрых лошадей. Путешествовали они не одни – подчинённые Вергилия – Геркулеса обеспечивали их охрану и перевозку поклажи.

Что может быть скупее моря? Все испарения моря, изливаясь осадками на суше, возвращаются по извечному кругу обращения воды в природе обратно в него. Корабли, застигнутые бурей, опускаются на дно, Люди, утонувшие в нём, пропадают навсегда. Море неохотно отдаёт свои богатства.

Что может быть расточительнее моря? Бегущие бесконечной чередой водяные валы бросаются на скалы, разбиваясь вдребезги, в мельчайшую водяную пыль. Но морю их не жалко. Вслед за ними оно надвигает бесконечные новые волны, готовые повторить судьбу своих предшественниц. Ударяясь о скалы, волны поворачивают вспять и грудь в грудь встречают новые волны, разбиваясь друг о друга. Постоянный плеск волн, соединяясь с воем и свистом ветра создаёт «голос моря», в котором можно различить и угрозу, и жалобу, и ругань.

Эгейское море в январе-феврале штормит, поэтому Вергилий и Данте продвигались берегом, вдоль которого юго-западные ветра гнали бесконечные ряды огромных волн.

Харибда – водоворот, образованный встречными течениями в Мессинском проливе, у сицилийского берега, против Сциллы (мыс Шильо) на итальянском берегу.

Волны, пологие на глубокой воде, на отмели (как над Харибдой) вырастают грозно в высоту, покрываясь пенными гребнями, пока не столкнутся со скалами берега, либо обратной волной.

Данте интересуется у Вергилия, – какой народ казнится в этом круге Ада, так похожий на клириков – священников, выбривающих темя? Тот ответил, – это все те, кто не умел в жизни тратить в меру. Здесь казнились скупцы и расточители, не умеющие тратить в меру, не исключая пап и кардиналов.

Волны, вырастая рядами, покрываются вокруг гладкого гребешка ожерельем пены, как тонзурой клирика и опускают свои гребешки вниз, (понуро) идя друг за другом как грешники, с опущенной головой.

Данте, встречавший на своём веку немало расточителей и скупцов среди церковного клира, сказал Вергилию – он мог бы многих из них узнать.

В левом полукружии двигались скупцы, в правом – расточители. Они в меру не умели делать трат – одни были скупы, другие – расточительны. Наперекор друг другу нечестивы – виновные в противоположных грехах. С плешью гладкой – потому что, по итальянской поговорке: «Промотались до последнего волоса».

Зимнее море штормит, начинается четвёртый круг Ада. Откровенно описаны морские валы, сшибающиеся друг с другом, отступающие и снова сшибающиеся. Каждая волна, вздымаясь, как бы копит воду, расшибаясь – отхлынет и оголит берег, растрачиваясь, чтобы следующая волна повторила это движение. На звёздном небе – движение созвездий в зенит и обратный спуск за горизонт, в Ад.

На них такая грязь – говорит Вергилий, имея в виду пенный прибой, который обратным движением смывает с берега песок, камни и всё, что может плавать. Море никогда не успокаивается, поэтому души, казнимые в нём, лишены блаженства и заняты только этой бучей.

Скупцы и расточители все служат Фортуне, ожидая от неё новых даяний, а картина, которую наблюдали поэты, показывает, – все её даяния – обман летучий. Всё золото мира не может ни на толику успокоить бури страстей расточителей и скупцов, так же, как никогда не стихает море.

Фортуна – римская богиня судьбы и случая.

Вергилий попрекнул Данте за ошибочную мысль, – будто Фортуна держит «в когтях своих» счастье всех племен, поясняя, – она – лишь исполнительница справедливой Божьей воли.