Харон – мифический перевозчик в Царство Мёртвых. Зная, – поэт не осуждён на адские муки, Харон считает, – ему подобает место в том лёгком челне, в котором Ангел перевозит праведные души к подножию Чистилища.

Вергилий объявил Харону = Волопасу Высшую волю Пославшей его, а тому посоветовал держать язык за зубами. Видно, – он был наделён исключительными полномочиями.

Распорядитель похорон мгновенно умолк, но глаза его – один из которых – красный гигант Арктур, вторая по величине яркая переменная красная звезда северного звёздного неба – испускали красный огонь вокруг себя. Созвездие Волопас на иллюстрированных «Звёздных Картах» изображается бородатым (с шерстистым ликом). Данте назвал его лодочником сумрачной реки, так как, с одной стороны, созвездие Волопас перемещается по чёрному ночному звёздному небу, с другой стороны, на Земле путникам предстояло ночное путешествие морем.

Раненые, особенно тяжелораненые на войне, слабы и бледны, практически наги, одеты только в нижнее бельё, а мёртвые отправляются на тот свет вообще без одежды. Приговорённые к Аду госпиталей раненые, обреченные Адским мукам проклятые души – нагие души, пришли в крайнюю тоску. Тут уже не до молитв Господу. Тяжёлая ругань и проклятия роду людскому, своему рождению и часу своего зачатия – истинная симфония войны. Потом, обречённо рыдая, раненые и похоронные команды двинулись к реке. Не все смогли попасть на отплывающий корабль Харона. Беглецы устроились среди раненых на корабле, чтобы скрыться от преследующих их врагов.

Созвездие Волопас, стоя поперёк небосвода, гонит перед собой при движении остальные звёзды и созвездия. При этом часть звёзд и созвездий перед ним опускается за горизонт – в Ад, а другие звёзды и созвездия никогда не уходят за горизонт, можно сказать, – их Харон не берёт с собой.

Созвездие Волопас, двигаясь по звёздному небу впереди созвездия Северная Корона, и движущегося позади него созвездия Геркулес, гонит перед собой все остальные звёзды и созвездия, так же пугая их своим красным глазом – ярким Арктуром. Прямым текстом названа весельная лодка. Звёзды осыпаются с небосвода, как осенние листья с ясеня, падая на чёрную землю – ещё один точный образ.

Сев Адама, рождённый на беду, уподобился стае птиц, дружно бросающейся на приманку в сети птицелова. Это, – воины, которых косили шрапнель и пули. Насколько точный образ, – посмотрите на стаю перелётных птиц, слётывающихся перед дальним осенним перелётом. Поразительно, как они, не ломая строй, дружно разворачиваются, устремляясь вверх или вниз. Синхронность их движений поражает.

Гонимые Хароном – Волопасом звёзды плывут по черноте звёздного неба, а сзади них уже собираются новые толпы звёзд – душ, готовящихся к переправе. На Земле не успевали вывезти одних убитых и раненых, как война насыпала горы новых. На звёздном небе – это восходящие из-за горизонта новые созвездия, усеянные звёздами.

Вергилий пояснил Данте, называя его сыном, – здесь собрались души из всех стран и держав, прогневившие Господа. Здесь, на поле боя, воевали солдаты, согнанные из многих стран. Они так торопились, – их теснило правосудие Господа. Хоть Ад и страшен, правосудие Господа – война – ещё страшнее. На звёздном небе звёзды не торопятся, но и никогда не прекращают своего вечного движения, выходя из темноты Ада при восходе и снова опускаясь в неё на закате.

Добрые души, не прогневившие Господа, идут другим путём, о котором говорил Харон, советуя Данте найти себе челнок полегче. Они переходят в Чистилище, минуя пропасть Ада.

Путники успели скрыться на корабле – ладье Харона вовремя; пушечная канонада была уже близко. Кончилось Рождественское перемирие, испано-неаполитанские войска возобновили артобстрел. До слуха поэта доносился гром пушечных выстрелов, на горизонте полыхало зарево пожаров. На небе занималась утренняя заря. Они скрылись в каком-то укромном месте; надо было выспаться перед следующей ночью.

Отметим ещё один образ, стоящий перед глазами Данте. Простор сотрясся, дохнула ветром глубина земная – яркий образ землетрясения, вызванного и сопровождающегося извержением вулкана Везувий. При этом видна вспышка и багровый блеск огромной силы [Рис. А. III.3].

А. III.3 Ночное извержение вулкана при виде с моря.

Поднимается огненный столп многокилометровой высоты, видимый за сотни километров, из которого постоянно сверкают молнии. Выброшенный извержением пепел и дым образуют гигантский гриб, смещающийся по ветру, из которого сыплется пепел и камни. Всё это сопровождается ужасающим грохотом и землетрясением. В заливах может появиться цунами.

Данте находился далеко от берега, поэтому самого извержения не видел. Была видна только яркая вспышка, огненный столп, молнии, чёрное облако, слышался отдалённый грохот, ощущались сотрясение воздуха и дрожь воды.

Поэты на пороге Ада, куда им предстояло бежать. Сзади их гнала страшная война. Для того чтобы спастись, им необходимо было переправиться через Адриатическое море. Появился корабль, который мог перевезти их под видом раненых. Едва они отплыли, артобстрел накрыл место их отплытия. Но, скорее всего, здесь изображено землетрясение, связанное с извержением вулкана Везувий. В своём путешествии по Адриатике беглецы вышли на траверз Везувия, который отсюда не был виден, но его извержение было видно и слышно хорошо. Наступил день; Данте, измученный переживаниями бессонной ночи, заснул, как убитый.

Реконструкция событий:

Несмотря на сильную качку, капеллан, после ночного перехода и погрузки на корабль, весь день проспал мертвецким сном. Очнувшись ночью, в темноте на палубе, освещённой полной Луной, он привстал и огляделся. Яков сидел рядом, посасывая трубку. Свежий ветер свистел в снастях, крепкая волна, догоняя, била в мостик, раскачивая корабль, рассыпаясь брызгами.

«Отдохнули, Вашство?» – спросил Яков: «Поешьте немного» – он протянул ему краюшку хлеба и большой кусок сала. Потом вытащил из мешка бутыль и чарку, налив вина, протянул капеллану.

«Хорошо!» – крякнул капеллан, выпив чарку вина, зажевав хлебом с салом: «А куда мы идём, Яков?»

«В Дуррес, в Албанию, что под турком» – ответил Яков: «Бог даст, до завтра дойдём».

Яркая, кроваво-красная вспышка на западе, по корме, внезапно осветила полнеба, и начала полыхать, как на дальнем пожаре. Над горизонтом вырос огромный огненный столп, расходящийся в высоте, как вершина огромной пинии, чернеющей тучей, освещённой снизу багровым пламенем. Скоро донёсся ужасающий непрекращающийся грохот, чуть позже начала ощущаться дрожь воздуха и воды; волны покрылись мелкой рябью.

«Везувий проснулся!» – уважительно сообщил Яков: «Вот уж силища, так силища, велик Бог, точно, как тогда».

«Да, Везувий, да как сильно» – подтвердил капеллан: «В точности, как тогда, когда дед пропал. Как думаешь, Яков, облако нас не накроет?»

«Не должно» – сказал Яков, повертев головой, оглядывая волны и снасти, определяя направление ветра: «Севернее снесёт, аккурат в то место, откуда отплыли, слава Богу. И следов наших там не останется. А что, деда-то не нашли?».

«Как найти, Яков?» – печально ответил капеллан: «Пеплом всё засыпано многометровым, жара там держится, да и Везувий не засыпает, никто туда не суётся, и теперь не скоро сунется».

«Да, велик Бог» – согласился Яков: «Крепко Громовержец своё стережет, не отдаст. Нам-то главное до суши добраться поскорей, Вашство, а то не могу, укачивает. Без люльки бы вообще сдох».

«Ничего, доберёмся» – подбодрил его капеллан: «Держись».

«Ворочается Сварожище с боку на бок, никак не уложится» – уважительно прошептал возникший ниоткуда, Оськин. На корабле все, как заворожённые, следили за невиданным зрелищем, один Сисим спал богатырским сном, постелив плащи на сундуки.

На горизонте грохотало и полыхало, чёрная туча, подсвеченная багровым пламенем, полыхающая молниями, вытягиваясь, смещалась в правую сторону, растекаясь по небу. На корабле все затихли, только бородатый рулевой с красными от ветра глазами, тянул свою заунывную песнь.

 
Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ,
Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН,
Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ. 3
 

 
БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ ВДОХНОВЛЁН:
Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯ
И ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЁН. 6
 

 
Я, прочитав над входом, в вышине,
Такие знаки сумрачного цвета,
Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне». 12
 

 
Он, прозорливый, отвечал на это:
«Здесь нужно, чтоб душа была тверда;
Здесь страх не должен подавать совета. 15
 
 
Я обещал, что мы придём туда,
Где ты увидишь, как томятся тени,
Свет разума утратив навсегда». 18
 

 
Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,
И обернув ко мне спокойный лик,
Он ввёл меня в таинственные сени. 21
 
 
Там вздохи, плач и исступлённый крик
Во тьме беззвёздной были так велики,
Что поначалу я в слезах поник. 24
 
 
Обрывки всех наречий, ропот дикий,
Слова, в которых боль, и гнев, и страх,
Плесканье рук, и жалобы, и всклики 27
 
 
Сливались в гул, без времени, в веках,
Кружащийся во мгле неозарённой,
Как бурным вихрем возмущённый прах 30
 

 
И я, с главою, ужасом стеснённой:
«Чей это крик? – едва спросить посмел:
«Какой толпы, страданьем побеждённой?» 33
 
 
И вождь в ответ: «То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел. 36
 
 
И с ними ангелов дурная стая,
Что, не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая. 39
 
 
Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина». 42
 

 
И я: «Учитель, что их так терзает
И понуждает к жалобам таким?»
А он: «Ответ недолгий подобает. 45
 
 
И смертный час для них недостижим,
И эта жизнь настолько нестерпима,
Что всё другое было б легче им. 48
 
 
Их память на земле невоскресима;
От них и суд, и милость отошли.
Они не стоят слов, – взгляни – и мимо!» 51
 

 
И я, взглянув, увидел стяг вдали,
Бежавший кругом, словно злая сила
Гнала его в крутящейся пыли; 54
 
 
А вслед за ним столь длинная спешила
Чреда людей, что, верилось с трудом, —
Ужели смерть столь многих истребила? 57
 

 
Признав иных, я вслед за тем в одном
Узнал того, кто от великой доли
Отрёкся в малодушии своем. 60
 
 
И понял я, что здесь вопят от боли
Ничтожные, которых не возьмут
Ни Бог, ни супостаты Божьей воли. 63
 

 
Вовек не живший, этот жалкий люд
Бежал нагим, кусаемый слепнями
И осами, роившимися тут. 66
 
 
Кровь, между слёз, с их лиц пустых текла
И мерзостные скопища червей
Её глотали тут же под ногами. 69
 

 
Взглянув подальше, я толпу людей
Увидел у широкого потока.
«Учитель», – я сказал: «Тебе ясней, 72
 
 
Кто эти там и власть какого рока
Их словно гонит и теснит к волнам,
Как может показаться издалёка». 75
 
 
И он ответил: «Ты увидишь сам,
Когда мы шаг приблизим к Ахерону
И подойдём к печальным берегам». 78
 

 
Смущённый взор склонив к земному лону,
Боясь докучным быть, я шёл вперёд,
Безмолвствуя, к береговому склону. 81
 
 
И вот в ладье навстречу нам плывёт
Старик, поросший древней сединою,
Крича: «О, горе вам, проклятый род! 84
 
 
Забудьте небо, встретившись со мною!
В моей ладье готовьтесь переплыть
К извечной тьме, и холоду, и зною. 87
 

 
А ты уйди, тебе нельзя тут быть,
Живой душе, средь мёртвых!» И добавил,
Чтобы меня от прочих отстранить: 90
 
 
«Ты не туда свои шаги направил:
Челнок полегче должен ты найти,
Чтобы тебя он к пристани доставил». 93
 

 
А вождь ему: «Харон, гнев укроти.
Того хотят – там, где исполнить властны
То, что хотят. И речи прекрати». 96
 
 
Недвижен стал шерстистый лик ужасный
У лодочника сумрачной реки,
Но вкруг очей змеился пламень красный. 99
 

 
Нагие души, слабы и легки,
Вняв приговор, не знающий изъятья,
Стуча зубами, бледны от тоски, 102
 
 
Выкрикивали Господу проклятья,
Хулили род людской, и день, и час,
И край, и семя своего зачатья. 105
 
 
Потом, рыдая, двинулись зараз
К реке, чьи волны, в муках безутешных,
Увидят все, в ком Божий страх угас. 108
 

 
А бес Харон сзывает стаю грешных,
Вращая взор, как уголья в золе,
И гонит их и бьёт веслом неспешных. 111
 
 
Как листья сыплются в осенней мгле,
За строем строй, и ясень оголённый
Свои одежды видит на земле, – 114
 
 
Так сев Адама, на беду рождённый,
Кидался вниз, один, – за ним другой,
Подобно птице, в сети приманённой. 117
 
 
И вот плывут над тёмной глубиной;
Но не успели кончить переправы,
Как новый сонм собрался над рекой. 120
 

 
«Мой сын», – сказал учитель величавый:
«Все те, кто умер, Бога прогневив,
Спешат сюда, все страны и державы; 123
 
 
И минуть реку всякий тороплив,
Так утеснённый правосудьем Бога,
Что самый страх преображён в призыв. 126
 
 
Для добрых душ другая есть дорога;
И ты поймёшь, что разумел Харон,
Когда с тобою говорил так строго». 129
 

 
Чуть он умолк, простор со всех сторон
Сотрясся так, что, в страхе вспоминая,
Я и поныне потом орошён. 132
 
 
Дохнула ветром глубина земная,
Пустыня скорби вспыхнула кругом,
Багровым блеском чувства ослепляя;
И я упал, как тот, кто схвачен сном. 136