Джамир в смущении качает головой:

– Баду, ты задаешь слишком сложные вопросы человеку, который даже не умеет читать. Пусть политикой интересуются богачи да помещики вроде нашего заминдара Рахима.

При упоминании Рахима Аббас недовольно кривит рот.

– Я бы не придавал такого значения этому человеку. Он куда менее сведущ, чем ты думаешь.

Много лет назад, до того как Рахим, нынешний заминдар, переехал из бурлящей жизнью Калькутты к ним в деревню, вступив во владение полями и рыбацкими судами, Аббас командовал флотилией лодок, принадлежавшей предшественнику Рахима. Стоило Рахиму перебраться в деревню, как он тут же быстро и без всяких церемоний отстранил Аббаса от дел. За многие годы, что прошли с тех пор, появилось множество самых разных слухов, объяснявших причину произошедшего.

– Это я как раз понимаю, – кивает Джамир. – У нас с ним в отношениях тоже далеко не всё гладко.

– Ну да, – кивает Аббас. – Мы все помним, как он тебя бросил с Хонуфой в тот самый момент, когда вы так в нем нуждались.

Джамир пожимает плечами:

– Я признаю, они с моей женой были очень близки. С юных лет он был для нее как отец. Но сколько лет уже прошло! Мы вполне справляемся и без его помощи. Ну а мне многого не надо. Лодка да руки с ногами, чтоб работать, – большего мне и не требуется, чтоб прокормить семью.

Аббас кладет ему на плечо тяжелую теплую руку.

– Пока я жив, у тебя будет и лодка, и работа в избытке.

* * *

Джамир выходит на палубу, чтобы осмотреть сеть – вдруг она где порвалась. Сеть в длину почти полтора километра, она намотана на большущий железный ворот. К тому моменту, когда он заканчивает, жирное солнце уже тычется краешком пуза в искрящееся море, которое приобрело синий оттенок, под цвет павлиньего хвоста. Корабль уже достаточно далеко ушел от берега.

Джамир потягивается – вроде можно и заканчивать с работой. Он вздрагивает, слыша внезапный всплеск. За кораблем выпрыгивает из воды стайка летучих рыб: рты разинуты, тела переливаются серебром, плавники-крылья отсвечивают розовым в свете заходящего солнца. Джамиру вспоминается момент, когда он увидел этих рыб впервые. Именно тогда он в первый раз осознал, до какой степени он чужой огромному океану, таящему в своих глубинах бесчисленное множество чудес. Краткий полет рыб над водой вполне можно сравнить с его краткими выходами в море: ведь это не более чем шанс бросить мимолетный взгляд на удивительный, совершенно ни на что не похожий мир.

– Ну прям глазам не верится, точно?

Джамир снова вздрагивает, услышав под ухом чей-то голос. Это Гауранга в тонкой белой рубахе и лунги, обернутой вокруг ног на манер панталон. Левый глаз закрывает повязка. В сочетании с морщинистым небритым лицом и волосами, которые треплет ветер, она довершает образ настоящего морского волка.

– Рыбы выпрыгивают из воды, птицы, наоборот, ныряют в воду. Что за удивительный мир сотворил для нас Всевышний.

– И не говори, – соглашается Джамир. Ему спокойно в обществе Гауранги.

– Я видел, ты говорил с капитаном. Что-то случилось? Ты попал в беду? Или нам всем что-то угрожает?

– Ничего вам не угрожает. Что же до меня… даже не знаю…

– Я бы не был так в этом уверен, – произносит Гауранга. – Видишь те пышные темные тучи, что чернее девичьих волос? Они сулят приближение шторма. Сильного шторма.

Джамир смотрит, куда указывает палец Гауранги. На западе действительно собираются тучи, словно их сбивает там в кучу чья-то гигантская рука.

– Капитану сказал?

– Не-а. Я думаю, он и сам не слепой. В любом случае, я так погляжу, шторм направляется к берегу, и нам, по идее, удастся его обойти, максимум краешек заденем. Мы ведь идем на восток, к Бирме.

Значит, буря идет к берегу. Хонуфе и его сыну придется противостоять буйству стихии в одиночку.

Гауранга догадывается, о чем он думает.

– Я бы на твоем месте особо не переживал бы насчет родни. Они ведь на суше. Там, в отличие от моря, всегда есть где спрятаться.

– Это если их предупредят, – отвечает Джамир, разглядывая оберег на шее пожилого матроса. Гауранга улыбается, поняв, на что смотрит Джамир. Он снимает оберег и дает его собеседнику. Ничего подобного Джамир прежде не видел. Талисман длиной с ладонь, иззубренный и острый. Больше всего он напоминает острие копья, сделанное из кости.

– Шип хвостокола, – поясняет Гауранга.

Джамир едва не роняет оберег. Скаты-хвостоколы у них в заливе считаются большой редкостью, за всю свою жизнь он видел их раза два. Воплощение грации и скорости, таящее в себе опасность. Эти создания вызывали у Джамира страх.

Он протягивает оберег Гауранге, но тот качает головой.

– Поноси пока сам. Прочувствуй, каково это. Иногда полезно иметь под рукой штуковину, на которую можно излить свои страхи и тревоги. Когда мне неспокойно на душе, я поглаживаю эту вещицу, и мне вроде становится легче.

– Я не могу это у тебя взять.

– Можешь и возьмешь. Пусть побудет у тебя, пока не успокоишься. А потом, если захочешь, вернешь ее мне.

Джамир надевает амулет на шею, прячет его под рубашку. Острая твердая кость раздражающе тычется в кожу.

– Ничего, скоро привыкнешь, – ободряюще кивает Гауранга. – Отец говорил, что это даже хорошо, когда тебе постоянно немного неприятно. Так человек ведет себя честнее.

– Тогда, видать, я очень честный человек, – отзывается Джамир. – Спасибо тебе.

– Рад помочь, – Гауранга подается вперед и понижает на тон голос. – Не сомневаюсь, ты весь день вкалывал. Вечером, когда будешь свободен, загляни к нам с Хумаюном в машинное отделение. Выпьем. И может, я расскажу, откуда у меня это, – он показывает пальцем на оберег.

* * *

После того как Гауранга уходит, Джамир работает еще с полчаса, после чего отправляется на камбуз, что-нибудь наскоро перекусить. Спустившись по лестнице, он обнаруживает, что кто-то копается в его вещах у постели.

В три шага он сокращает расстояние между собой и стоящей к нему спиной фигурой. Маник оборачивается и задирает руку с письмом. Высоко – Джамиру не достать.

– И что же это я нашел?

– Отдай! Кто разрешил тебе рыться в моих вещах?

– Эй, полегче, – Маник выдергивает письмо из конверта. Хмурится, старательно изображая величайшее изумление на потном рябом лице. Качает головой. – Что это такое? Любовное послание от твоей жены? Я и не знал, что ты умеешь читать. И что ты делаешь на корабле? Тебе место в университете.

– Маник, – в дверях стоит Аббас. Он мрачнее тучи. – Отдай.

Дородный капитан заходит на тесный камбуз. Оттого что тут собралось сразу три человека, становится невыносимо жарко. Джамир чувствует, как по спине катятся вниз капельки пота.

Маник не выдерживает взгляда отца, кидает письмо на кровать и, набычившись, уходит.

– Тяжело смотреть, как дети вырастают, а когда они себя паскудно при этом ведут – тяжело вдвойне, – вздыхает Аббас. – Хочу извиниться за сына. Он самый младший, и потому я его не порол, хотя надо было бы. Может, другим человеком бы стал.

– Я твой работник, так что это я должен извиняться, – отвечает Джамир, и вдруг у него вырывается невольное: – То письмо, что держал в руках твой сын… Я нашел у себя в хижине. Мне кажется, жена его прятала от меня.

– Ясно. Хочешь, чтоб я его тебе прочел?

– Да.

– Мы можем его выкинуть, забыть о его существовании и о том, что ты его нашел.

Джамир качает головой:

– Нет. Я хочу знать, о чем там речь. И я со всем почтением прошу тебя его мне прочесть.

– Ладно, если ты так этого хочешь, – Аббас протягивает мясистую руку. Корабль немного покачивается, а вместе с ним и лампа под потолком. Лицо Аббаса то заливает свет, то оно пропадает в тени. Джамир протягивает письмо и поспешно делает шаг назад, словно страшась некоего злого духа, который внезапно может выпорхнуть из конверта. Аббас молча пробегает глазами письмо от начала до конца. Закончив, он поворачивается к иллюминатору и долго в него смотрит.

– Что там?

– Жуткие, срамные вещи, – отвечает Аббас.

– Что именно? Скажи! От кого оно? Что там написано?

– Оно не подписано. И… лучше тебе не слушать эти мерзости.

Джамир падает на колени:

– Прочти его мне. Умоляю!

Капитан поднимает его на ноги.

– Я не стану травить воздух ядом тех слов, что начертаны на этой бумаге. Что тебе еще надобно знать? Прости, сынок. Я твой сосед, твой друг, я знаю тебя и твою супругу уже много лет. Вот даже когда несколько месяцев назад она служила у меня домработницей, моя жена только и делала, что нахваливала ее. Ее измена лишь печалит меня.

– Я тебе не верю, – Джамир качает головой. – Не верю, и всё тут. Ты врешь.

– Неужто в это так сложно поверить? – капитан выдерживает его взгляд.

Намек на прошлое Хонуфы приводит Джамира в ярость.

– Да как ты смеешь поминать об этом? Она была совсем юной, почти девочкой. Я смирился с тем, что случилось, а как другие к ней относятся – мне плевать.

Аббас протягивает ему письмо:

– Если за ней нет вины, может, ты просто обо всем спросишь ее сам?

Он берет письмо и находит в себе силы уйти. Капитан говорит что-то еще, но Джамир пропускает его слова мимо ушей. Море сейчас совершенно спокойно, ни малейшего намека на качку. Джамир этому рад – он боится, что ноги сейчас могут его подвести. Каким-то чудом ему удается подняться по лестнице и выйти на палубу. Сгущаются сумерки.

Надо чистить шпигаты.

Он направляется к ним. Опускается на четвереньки и принимается за работу. Он трудится, покуда не начинают кровоточить пальцы.