2

Когда проснулась, комнату вовсю заливал солнечный свет. Моего странного знакомца не было на месте. Значит, и правда поспал полтора часа и ушёл. Куда? В любом случае спасибо, что не стал будить. Я немного полежала, потянулась и решила, что нужно осмотреться. Хотя комната была столь мала, что я уже увидела всё, что можно было. Обычная мужская комната. Ни единого зеркала, лёгкий бардак, пыльное окно, которое, кажется, никто не мыл с момента постройки здания. Хотя оставалась дверь в стене напротив. Я на цыпочках подошла к ней и прислушалась. Ни звука. Что же, рискнём. Осторожно дотронулась до ручки и медленно потянула на себя, замирая через каждый миллиметр. Но дверь открылась без скрипа. Стоило мне бочком всунуться в дверной проём, на стенах вспыхнули свечи в стеклянных колбах. Удобно. Я очутилась в крохотной ванной комнате. Здесь же обнаружилось и небольшое зеркало на стене, заглянула в него. Ну, ничего другого я не ожидала. Попробовала пригладить растрепанные темные пряди руками, но стало ненамного лучше. Под невысоким столиком, на котором стоял жестяной таз, обнаружился широкий кувшин. Я немного плеснула из него в таз, убедилась, что это чистая вода, и позволила себе умыться. Надеюсь, хозяин комнаты не прибьёт меня за то, что трогаю его вещи. Очень хотелось почистить зубы и принять душ, но лезть в подобие ванны, над которой висела кадка с цепью, я не рискнула. Вернулась в комнату и начала ходить туда-сюда. Выглянула в окно, но из него было видно только густой лес внизу. От скуки начала рассматривать книги возле кушетки. Сплошь научные труды. Странно, издалека казалось, что на обложке начертаны какие-то непонятные закорючки, похожие скорее на выдуманные рунические символы, но при ближайшем рассмотрении они складывались в понятные слова. Я полистала книги, но они все быль посвящены тем сферам науки, в которых я слишком плохо разбиралась. Какая-то метафизика, алхимия, биология и анатомия. Рыться в комоде я не рискнула, хотя любопытство нашёптывало, что можно попробовать. Но испортить отношения с этим парнем для меня означало неизбежную смерть. Поэтому я ограничилась поверхностным осмотром склянок. Все пустые, с белёсым налётом и разводами. Я сама никогда не отличалась особой чистоплотностью, но эти колбочки и пузырьки вызывали зуд под кожей. Хотелось закинуть их в раковину и хорошенько залить фейри, а потом до скрипа отдраить.

Я изо всех сил старалась занять себя хоть чем-то, лишь бы не оставаться наедине с мыслями о моём положении. После сна, да ещё и при ярком свете вчерашнее потрясение казалось не таким реальным, но я даже не сомневалась, что попробуй я выйти из комнаты, сюда я уже больше не вернусь. Да и вообще не доживу до следующего утра. И как вернуться к себе, я не имела ни малейшего представления. А что самое страшное, если всех пришелиц в этот мир убивали вместо того, чтобы выдворить их без права возвращения, значит, и местные не знали способа.

Я попыталась вспомнить фразу, нацарапанную на парте ещё в моём мире. Но помнила только общий смысл. Дословно воспроизвести её я так и не смогла. А произносить вслух варианты, перебирая формулировки в поисках нужной, я не рискнула. Неизвестно ещё, чем может обернуться такая самодеятельность.

Рано или поздно скука дала свои плоды, и я задремала. Весь день я посматривала в сторону мягкой кровати, но играть в трёх медведей было боязно. Так что вновь пришлось лечь на жестковатую кушетку. Хлопок закрывающейся двери в мгновение заставил меня вынырнуть из неглубокой дрёмы. Я рывком села и потёрла лицо, чтобы не выглядеть сонной. Мой новый знакомый держал в руках стопку книг, а на его согнутом локте висела большая корзина, накрытая тканью.

– Извини, забыл, что тебе нужно есть.

Он огляделся, сделал шаг ко мне и поставил тяжёлую корзину на мои колени. Книги свалил кучей рядом с кушеткой.

Из-под светло-серой ткани до меня донёсся аромат хлеба. Я с наслаждением вдохнула его, но поняла, что есть совсем не хочется. Сейчас важнее было другое. Сотни вопросов в моей голове требовали ответа.

– Прости. Мы можем поговорить?

Я поднялась, отставляя корзину в сторону. Было неловко разговаривать с человеком, который ходил по комнате, то роясь в бумагах на столе, то ища что-то в комоде.

– Будет лучше, если ты сперва поешь. Потом я объясню тебе правила. А потом ты задашь вопросы.

– Я… я не хочу есть.

Он резко повернулся.

– Любопытно. Хорошо, тогда начнём. Послушай…

– Элина.

– Что? – Он поставил на комод какой-то камень и наклонил голову.

– Моё имя. Мы ведь до сих пор не познакомились.

– Элина… Элина… Хм… Не пойдёт. Ладно, потом этим займёмся. Эйден Гранд.

Я кивнула, а Эйден приблизился ко мне и сел на край кушетки, жестом предлагая сесть и мне.

– Элина… Ты не выйдешь отсюда, пока не прочтёшь вот это. – Он наклонился и поднял с пола принесённую стопку книг. Я насчитала четыре корешка. – Это общая история для школьников, география, карты я завтра постараюсь принести. Словарь современной лексики и свод правил этикета. Без знаний хотя бы этих основ тебя моментально разоблачат. Даже если ты сменишь одежду. Но о ней позаботимся после.

Я приняла книги из его рук и кивнула. Значит, он всё же планирует рано или поздно выпустить меня отсюда. Насколько скоро – зависит только от моей способности впитывать информацию, но за пять лет в универе на филологическом учишься поглощать куда больше книг одновременно. И не бездумно прочитывать страницу за страницей, но и запоминать прочитанное. С непрофильными предметами это окажется сложнее, но сейчас у меня не предвиделось других занятий.

– Из комнаты ты не выходишь ни под каким предлогом. Дверь запирается магией, так что не надо пытаться её вскрыть. Ни при каких обстоятельствах не подаёшь голос. Если кто-то стучит и просит открыть, ответить, позвать меня – замираешь и сидишь тихо, пока я не вернусь.

Я снова кивнула. Несложные правила. Логичные и чёткие. Никаких “ни за что не открывай третий ящик второго комода в пятую ночь после полнолуния”.

– Чтобы наша… кхм… совместная жизнь была выгодна нам обоим, ты должна начать уже завтра делать переводы. – Он поднял ладонь, предупреждая мои вопросы. – Я тебе всё объясню. Запомни главное – теперь рискуешь не только ты. Если тебя поймают, разоблачат, вычислят, меня повесят как укрывателя. Но моя смерть будет лёгкой по сравнению с твоей. Поверь.

Я снова кивнула. Сложно было сомневаться. Такой спокойный и невозмутимый Эйден сейчас выглядел очень встревоженно.

– Я поняла. – В горле пересохло, и я облизнула губы.

– Теперь давай займёмся твоим именем. Элина звучит красиво, но слишком необычно… для нас. Так-так-так… – он пощёлкал пальцами. – Как насчёт Линн? Немного созвучно, будет проще привыкнуть.

Я пожала плечами. Да хоть Навуходоносором пусть меня называет. От меня сейчас мало что зависит. Только изо всех сил стараться мимикрировать.

– Линн Ангрен. Теперь это твоё новое имя. Сделай так, чтобы оно впечаталось в сознание. Старое имя придётся забыть, увы. Ты должна моментально реагировать. Без заминки. Сказали “Линн” – ты откликаешься. “Мисс Ангрен” – ты должна ответить. Никаких раздумий.

– Мне нравится.

Показалось, что на усталом лице промелькнуло подобие улыбки. Но я не могла ручаться.

– Твоя история будет максимально проста. Пятикурсникам разрешается нанимать помощников. Те занимаются хозяйством, помогают с ведением бумаг, выполняют мелкие поручения. Хотя помощники ночуют в отдельном крыле, не возбраняется селить их в своей комнате. На случай срочной или ночной работы.

Я фыркнула. Представляю себе эту “ночную работу”. Эйден неожиданно усмехнулся.

– Бывает и такое. Но те, кто пришли в Академию получать знания, а не ради галочки в родовом свитке, пользуются только бытовыми услугами помощников. Для большей убедительности я бы поселил тебя отдельно, к тому же здесь, как видишь, не так много места, но рисковать я не могу. Не беспокойся, как только я тебя представлю декану, я позабочусь о приличном одеяле и подушке. Если тебе ещё что-то потребуется, запиши, постараюсь помочь.

Он замолчал, выжидательно глядя на меня. Пришло время моих вопросов.

– Я смогу отсюда когда-нибудь выбраться?

Его взгляд сменился на удивлённый

– Я же только что объяснил… а, ты не об этом. Не хочу лишать тебя надежды, но история пока не знает ни одного случая возвращения. Но если мы чего-то не знаем, это не означает, что этого не существует. Поэтому давай сперва займёмся твоей подготовкой, чтобы ты смогла хотя бы покидать комнату.

– Сколько у меня вообще есть времени? Ты ведь рано или поздно закончишь учёбу и уедешь. А помощница не может находиться здесь без того, кому она помогает.

– Три месяца с четвертью.

– Всего сто дней, – пробормотала я, но Эйдан возразил – Семьдесят восемь.

– Сколько у вас длится месяц?

– Четыре недели по 6 дней.

Просто отлично. У меня меньше трёх месяцев, чтобы что-то придумать. А я даже не знаю, с чего начать.

– А что потом? После того, как ты покинешь Академию?

– Всё зависит от того, что ты найдёшь в нужных книгах.

Мы опять вернулись к моим обязанностям.

– Эйден, что ты изучаешь? Что именно я буду искать?

– Ты будешь только переводить. Искать буду я.

– Ты представляешь, сколько времени займёт перевод одной книги? А тебе наверняка понадобится больше. Ты же знаешь, по какому принципу пишутся научные работы. Из всей воды можно выжать тонюсенькую методичку, где всё будет по сути. Если я буду знать, что искать, тебе же самому будет удобнее.

Он поморщился.

– Надо что-то делать с твоей лексикой. Но я тебя понял. Надеюсь, и ты меня поймёшь. Но это завтра. Сегодня уже поздно для лекций.

Следующие четыре дня были неотличимы друг от друга. Эйден с самого утра уходил на занятия, к обеду приносил полную корзину еды и всё новые и новые книги. Они громоздились уже везде, так же как и мои записи. Совершенно неудобная система свитков меня доконала на второй же день и я выпросила у Эйдена нож, нитку с иголкой и чистые свитки. До сих пор непонятно, почему в мире, где уже открыто книгопечатание, до сих пор не изобрели обычные тетради. Я, как могла, сделала себе блокнот для записей. Теперь хотя бы писать было удобнее. Чернила и перо всё ещё оставляли кучу помарок, но мне было плевать. Главное, что я сама могла разобраться в своих записях. После короткого перерыва Эйден вновь исчезал за дверью, а я продолжала погружаться в особенности этого мира. Когда больше не могла впитывать новую информацию, делала перерыв на еду и бралась за латынь. Это занятие поначалу давалось со скрипом, но мало-помалу я выработала удобный способ работы. Вместо полного перевода каждого предложения сперва прочитывала абзац целиком и конспектировала содержание. Получалось что-то вроде шпаргалок, которыми мы пользовались ещё на втором курсе.

Когда я повторила вопрос касательно темы перевода, Эйден замялся. То ли сам не мог сказать, что именно он хочет найти, то ли боялся, что я не пойму. Впрочем, “замялся” – слишком плохо подходило ему. Он просто всё с таким же невозмутимым видом взял паузу и около минуты сверлил меня взглядом.

– Кровь. Всё, что может быть связано с кровью. Рецепты, поверья, легенды. Особенно обращай внимание на магию, замешанную на крови. Алхимия, проклятья, опыты на людях.

Я похолодела. Так ли безопасно находиться рядом с Эйденом? Учитывая, как высоко здесь ценится кровь таких как я. Кто знает, на какую тему он будет защищать свою выпускную работу.

– Не беспокойся. Ценность твоей крови была обнаружена гораздо позже написания этих книг. Вряд ли ты обнаружишь в них что-то, что могло бы касаться тебя напрямую. Мне всего лишь нужно знать истоки. Возможности. И если в самом крайнем случае мне понадобится кровь попаданки, я знаю куда более простой способ достать её, чем использовать тебя для этого и вскрывать тебе вены.

– Почему у вас не изучают латынь, если на ней написано столько книг?

Я поспешила сменить тему, а то от слов про вены в горле встал неприятный комок. Эйден пожал плечами.

– Это мёртвый язык. В нашем мире ею сейчас владеют не больше десятка человек. И они слишком дорожат своими привилегиями, чтобы учить других. Книги есть, а читать их некому. А вот откуда ты её знаешь? Латынь жива в вашем мире?

Я покачала головой.

– Мы учим её в университете. Хотя все книги уже давно переведены.

Его брови на секунду взметнулись вверх. Надо же, я смогла его удивить.

– Значит, у тебя есть образование. Похвально. Сколько же тебе лет?

– Двадцать. Как и тебе, примерно?

– Двадцать три. Академия принимает учащихся исключительно старше семнадцати лет. Значит, в вашем мире все могут читать на латинском?

– Нет, только историки, филологи, юристы и медики. И то не все.

– Медики – это от медицины? Целители, одним словом?

Я кивнула.

– Юристы и филологи?

– Первые занимаются судебными спорами. Вторые – изучают язык и литературу.

Он хмыкнул.

– Довольно бесполезные знания. Языку учат с ранних лет, для чего тратить время на это в университете?

– Чтобы уметь читать на латыни!

Хоть я и сама считала, что филологический факультет выпускает не таких ценных и востребованных сейчас специалистов, как технические факультеты, но презрительный тон заставил чересчур громко и с вызовом бросить последнюю фразу.

– То есть ты из филологов. Ясно.

Он вернулся к своим занятиям, а я вновь уткнулась в книгу. Внутри кипела обида, хоть я и понимала, что обижаться особо не на что. Я и сама выбрала филфак в том числе по причине “легче поступить”. На первом месте стояла любовь к чтению, на втором – не такой высокий конкурс, как на престижных факультетах, и только на третьем – желание в будущем связать свою жизнь с окололитературной темой. Стать журналистом или работать в издательстве. В семнадцать лет сложно однозначно сказать, кем ты хочешь быть. Порой люди и в тридцать, и в сорок лет с трудом отвечают на этот вопрос. Что уж говорить о вчерашних школьниках.