Отзывы на книги автора «Антония Сьюзен Байетт»

"Какой Шекспир, из погребка
Домой вернувшись на рассвете,
В бреду спадая с тюфяка
В таком спасается сюжете?"
Александр Кушнер.

Об этом романе, которым "Азбука Аттикус" порадовала русскоязычного читателя в конце апреля, литературные обозрения говорили как об одной из самых ожидаемых новинок книжной весны. Главным аргументом в пользу чтения было: это первая часть "Квартета Фредерики", не растолковывая, кто такая эта Фредерика с ее квартетом, чем бы он ни был.

Тетралогия, которую считают magnum opus Антонии Байетт, охватывает четвертьвековой промежуток и писалась на протяжении двадцати четырех лет: первые два романа до мировой известности писательницы, пришедшей к ней с букеровским "Обладать", завершающие после. На русском пока лишь первая книга, которая увидела свет в семьдесят восьмом, а описанные события относятся вовсе к пятьдесят третьему году. Героине, давшей имя четырехкнижию, семнадцать, как в тот год Байетт, что позволяет предположить в ней некоторые автобиографические черты.

Что касается "Девы в саду", с равным основанием роман можно было бы назвать "книгой Стефани, Маркуса, Дэниэла, Александра". Безусловно яркая Фредерика, которая окажется в центре внимания в следующих романах, здесь еще не на основной позиции, хотя в главной роли. В том смысле, что ей, школьнице, буквально достается роль молодой Елизаветы I в пьесе, где королева-девственница центральный персонаж. Теперь о книге.

В фокусе внимания семья Поттеров (ни к Гарри, ни к Беатрикс отношения не имеющая). Отец, яростный Билл, преподает в частной школе для мальчиков, там все на нем держится, и с полным основанием мог бы сказать: "Школа - это я". Редкое сочетание педагогического и организаторского талантов делает его незаменимым на работе, дома однако Билл в ипостаси "тиран и сумасброд" (ну. когда дает себе труд выступить в какой бы то ни было роли). Большей частью его вклад в семейную жизнь ограничивается безразличием.

Самоотверженная Уинифред, жена и мать троих его детей, в свою очередь та, на ком держится дом. Такое себе вполне патриархальное разделение обязанностей: работают одинаково, но слава и почет достается супругу, в то время, как жена вынужденно довольствуется ролью мышки серой белой несмелой и воспитательницы Стефани, Фредерики и Маркуса.

Спокойная доброжелательная красавица Стефани ("все хотят на мне жениться") такая английская роза, окончив колледж преподает теперь в той школе для девочек, где сама училась. Претендентов на ее руку было немало, но сама девушка не рвалась в болото семейной жизни, пока не встретила Дэниэла Ортона, приходского курата, огромного неловкого и неуклюжего толстяка, чьим девизом могло бы стать деятельное добро. Они и притянулись друг к другу в соответствии с боэцианским "подобие стремится к подобию" (ну, это кроме сексуального притяжения).

Младшая Фредерика, совершенная противоположность сестры, рыжая бестия, буря и натиск, "я что угодно могу, что угодно могу лучше всех прочих". На самом деле, лучше всего у нее получается читать книги и интерпретировать прочитанное. Она нехороша собой и почти лишена той грации, какая может служить страшненькой девочке некоторой заменой красоты. Но у Фредерики есть несокрушимое убеждение в своем превосходстве, которое вернее других аргументов убеждает окружающих, что носитель достоин лучшего, и вся она пылающий яростный пламень.

Младший в семье Маркус ("да, я знаю, так сходят с ума") красивый хрупкий мальчик одинокий астматик, чрезвычайно одаренный музыкально и математически, и с явными чертами аутичного спектра. Есть тонкокожие люди, которых острые углы этого мира ранят больнее прочих, он из таких. И он слышит музыку сфер, то умение находить решения сложных математических задач и делать мгновенные вычисления, оно и давало ощущение немыслимой гармонии, пока Билл не привел какого-то профессора чья попытка препарировать дар закончилась тем, что он покинул мальчика.

Ввергнув в состояние неизбывной муки, которое прекратилось, когда Маркус обрел друга в лице преподавателя биологии Лукаса Симмонса, одержимого эзотерическими идеями в этаком нью-эйджистском изводе: неоязычество, гипнопедия, осознанные сновидения, ритуалы расширения сознания и прочая психоделика. В Маркусе Лукас видит не то медиума, не то вовсе мессию и все их совместные эксперименты явно отдают безумием. Но попробуйте сказать одинокому подростку, у которого наконец появился друг, что это не вполне, по вашему мнению. подходящая для него компания. То-то же.

И вот это все очень конспективно об одной семье в фокусе внимания книги. Ничего еще не сказав о сюжете, в центре которого преподаватель той же школы для мальчиков Александр Уэддербери, написавший пьесу о Елизавете I, окончание работы над которой счастливо совпало с восшествием на престол ее царственной тезки, по сей день правящей Англией. Мало того, пьесой, действительно прекрасной, заинтересовался меценат Кроу, готовый способствовать реализации проекта немалой энергией, деньгами и связями - классическое "оказаться в нужное время в нужном месте".

Впрочем, последнее с равным основанием можно отнести к Фредерике, в чьем сочетании ярости с грацией коряги купно с поразительным портретным сходством, большой человек разглядит королеву-девственницу и отдаст ей главную роль в постановке. А меж тем, перипетии этого действа и сопутствующих ему влюбленностей, разочарований, интриг, расставаний - составят основу сюжета. И это я еще ничего не сказала о невероятной аллюзивности романа, в котором едва не каждый диалог апеллирует к литературе, от Шекспира до Т.С. Элиота и Эзры Паунда, хотя удельный вес отсылок к Эйвонскому Лебедю на порядок больше остальных.

Признаюсь, начинала читать, вернее слушать в оригинале, изрядно намаявшись, текст представлялся перегруженным языковыми красивостями, чрезмерно и неправомерно изузоренным. На слух сюжетная канва бралась без проблем, но языковая избыточность, богатейшая референтность романа ускользала. Это сейчас к тому, что русский вариант, над которым трудился коллектив переводчиков: Исаева, Ланчиков, Псурцев - превосходен, такая балетная взлетность, за которой не ощущается колоссального труда. И редакторская работа того человека в Азбуке, который свел три голоса воедино, выше всяких похвал. Книга великолепна, по-настоящему Большой роман.

"Дева в саду" - первый роман цикла "Квартет Фредерики". С первых же станиц авторский слог очаровал меня своей метафоричностью и тягучестью, к тому же  чувствуется влияние русской классики, в особенности прозы Л. Н. Толстого с его потоком сознания и философскими размышлениями. Как и в остальных произведениях Байетт, в романе нас ждут как отсылки  к английской классике ( например, к поэмам Шекспира), так и исследования в области литературы, умело вписанные в основную сюжетную линию.  Произведения этой талантливой английской писательницы поражают многообразием философских вопросов, умело вплетенных в ткань повествования, однако глубина мыслей не мешает им звучать так жизненно в устах главных героев.  Отдельно стоит отметить, с какой точностью изображены характеры персонажей: образы такие яркие и живые, что мы чётко видим мотивацию поступков героев, и  словно рука об руку идём рядом с ними на протяжении всего повествования, пробираясь сквозь тернии к поиску себя как личности и своего места в мире.
Этот роман  хочется читать медленно, вдумчиво, погружаясь в атмосферу английского городка XX века, плавно растягивая удовольствие от чтения.
В романе "Дева в саду" мы видим влияние  английской мифологии на одних персонажей  и античных текстов, которые обсуждают другие герои книги при постановке театральных сцен (особенно это касается  пьесы Александра о восхождении на трон английской королевы Елизаветы I), и всё это вписано в жизнь маленького английского городка. Действие романа пронизано духом английской аристократии  XX века и происходит в период коронации Елизавета II.
Рекомендую всем, кто любит утончённую, можно даже сказать, интеллектуальную литературу о самой литературе, кто готов копаться в отсылках к классическим произведениям. А также любителям  романов  с неспешным повествованием, где сюжет разворачивается постепенно, тягуче, но в этом чувствуется определенный шарм.

Я всхожу на башню и вниз гляжу со стены
У.Б. Йейтс

Об Антонии Сьюзен Байетт трудно писать, любой текст о ее книгах, рядом с этими книгами бесконечно мал. В них наслаждение, какое только способна дать умная изысканно непростая проза. Но это не искусство ради искусства, мастер интриги, Байетт, с размеренностью метронома вбрасывает шокирующие подробности, вытаскивает из семейных шкафов скелеты, неимоверно усложняя ткань романа, выплетая неожиданные, прекрасные, гротескные узоры. Иногда читать физически больно, порой таешь, плавишься от умиления или внутренне застываешь, съеживаешься от догадки об истинной природе тех или иных отношений.

"Вавилонская башня" третий роман «Квартета Фредерики» - тетралогии, которая считается magnum opus Антонии Байетт и охватывает четвертьвековой промежуток. Цикл писался на протяжении двадцати четырех лет: первые две книги до мировой известности писательницы, пришедшей с "Обладать", за которого получила Букера, завершающие - после. Здесь с нами уже не семнадцатилетняя бунтарка, яркая и яростная Фредерика Поттер "Девы в саду", не популярная кембриджская студентка "Живой вещи". Но молодая женщина, жена и мать, по мнению многих - сделавшая ослепительную партию. Марьяжный успех Фредерики вроде брака Лиз Беннет, только вот Найджел совсем не Дарси.

Катастрофа нелепой смерти Стефани, которой завершился второй роман, разметала ураганом судьбы всех ее близких, младшая сестра не исключение. Сильный, уверенный в себе красавец лорд Ривер, который оказался рядом, когда она больше всего нуждалась в утешении, казался надежной защитой, гаванью в житейских штормах, и - чего уж там, головокружительный взлет на социальном лифте представлялся очень приятным бонусом. Однако получив то. другое и третье, сделавшись хозяйкой поместья и мамой Лео - сына, о каком только мечтать, Фредерика не обрела счастья. В полном соответствии с максимой: "что такое счастье - каждый понимает по-своему", в ее случае все не исчерпывается социальным престижем и богатством. То и другое могли бы стать приятным дополнением, но суть для нее в интенсивной интеллектуальной жизни, в возможности общаться с подобными себе, обмениваться мыслями, идеями, в творчестве.

Фредерика не хранительница очага по своей сути, она такой Прометей, в клетке чахнет и неминуемо должна попытаться вырваться. Катализатором стала случайная встреча с кембриджским приятелем, после которой в поместье полетели письма от всех друзей студенческой поры, которые теперь в гуще интеллектуальной жизни. Не сегодняшний офисный менеджмент, на дворе свингующие 60-е, зарождается телевидение, в культуре постмодернизм наступает на пятки модернизму, и место Фредерики во всем этом. Что совершенно не соответствует понятиям супруга о достойном поведении. При том, что "бьет - значит любит" и заражение принесенным из борделя ЗППП таким понятиям не противоречит. Героиня сбегает от своего прекрасного принца и начинает строить жизнь по собственным лекалам.

Бракоразводный процесс и битва за право опеки над сыном, покажут ей, насколько у одинокой работающей женщины меньше возможностей, чем у богатых и знатных, и все же Фредерика воительница. Параллельно в романе разворачивается история "Балабонской башни" - романа в романе, написанного одним из героев. История беглецов от кошмара Французской революции, намеренных создать дивный новый мир всеобщего счастья в одном отдельно взятом замке. Жуткая утопия, которая совмещает идеи французских просветителей с книгами маркиза де Сада, и задолго до финала оборачивается своей противоположностью. Болезненно притягательная книга - смесь ужаса, омерзения и возбуждения - становится скандальной и удостаивается суда по обвинению в порнографии.

Оба судебных процесса: бракоразводный Фредерики и над романом Джуда происходят практически одновременно, являя собой отражение эволюции общественной морали в отношении женщины и культуры, которые вольно или невольно уравниваются. Частный случай борьбы против домашнего насилия и за право решать свою судьбу становится отражением мощной тенденции к явлению женщин, готовых принять деятельное участие в интеллектуальной и культурной жизни общества, на равных войти во все социальные сферы. От первого поражения к малым победам, которые повлекут за собой большие. "Вавилонская башня" в определенном смысле манифест феминизма, что закономерно, Байетт одна из икон фем-движения.

Есть нюанс: всем подряд я бы не советовала роман требует определенного бэкграунда. Отдельно от предыдущих книг "Квартета" его вполне можно читать, хотя знание предыстории приветствуется. Смешная, трагичная, трогательная, умная, глубокая, пугающая, обнадеживающая - упоительно непростая книга

На дворе стояла середина 50-х — тихое, мирное (ныне подзабытое) время: люди только-только перестали жить в стеснении; до Суэцкого кризиса и Венгерского восстания ещё год. Большинство британцев скромно и спокойно ждали, что жизнь будет делаться всё лучше и лучше.

Нежность и спокойствие. То, что я  почувствовала, открыв сейчас книгу, чтобы писать о ней.  Это Азбучное издание так устроено, что блёрбы (цитаты из отзывов критиков), которых обычно бывает одна-две, и помещают их на заднюю сторону обложки, здесь занимают несколько страниц в начале томика. Множество людей, чье мнение определяет место произведения в ряду культурных артефактов, сказали о "Живой вещи" много прекрасных слов.

  Все хвалят и все говорят о разном: глубина и широта, оригинальность и "в лучших традициях", богатство до избыточности и точность хирургического ланцета. Мир идей и мир страстей, эпическое полотно и  проникновение в потаенные душевные глубины. Все об одной, не самой знаменитой у автора, книге. Даже не об автономном романе, а части тетралогии. Почему? Потому что она того стоит.

  Эта книга из числа редких вещей, умеющих развеять душевную смуту и вернуть тебе тебя. Такой, какой хотела бы видеть. Я читала ее, чтобы написать короткий отзыв для литературного портала, дней десять назад. И открыв сейчас, поняла. как много скверного довелось перечувствовать за эту десятидневку: тревога, непонимание, неверие, обида, испанский стыд, горечь, беспокойство, страх, унижение, приступ ужаса, безнадежность, крушение системы ценностей - тот фон, в котором мы находимся против воли.

Так вот, с этим романом, просто открыв его, я вернулась к себе до всего этого. Почувствовала нежность и спокойствие. Такое у великой литературы свойство, нивелировать мерзости жизни, помещать их в рамки, дарить понимание - они не все, что у тебя есть. Знаю. подходит не всем, но если вы книжный человек, вам сюда. Вторая часть "Квартета Фредерики" охватывающего временной промежуток в двадцать пять лет и столько же времени взяла работа над ним у писательницы.

Эту тетралогию считают magnum opus Антонии Байетт, хотя престижные литературные премии принесли ей другие работы. Возможно дело в специфике, писалось четырехкнижие действительно, очень долго, в общей сложности четверть века с длительными перерывами. Но что-то же заставляло писательницу раз за разом возвращаться к истории и героям, что-то сподвигло Азбуку Аттикус на перевод, спустя двадцать лет после опубликования последней книги. И, положа руку на сердце - это лучшая новость весны.

То есть, прежде. чем читать "Живую вещь", необходимо прочесть "Деву в саду", так? Вовсе нет,  "Квартет Фредерики" - тот случай, когда за следующую по порядку книгу можно браться, не прочтя предыдущих, достаточно знать краткую предысторию, расстановку сил, отношения персонажей. Разумеется, если прочтешь первый роман,  удовольствие  от второго возрастет по экспоненте.

Семья Поттеров: неистовый Билл, редкое сочетание педагогического и организаторского талантов на работе и домашний тиран в семье; его самоотверженная супруга Уиннифред, старшая дочь ангелоподобная Стефани, младшая яростная Фредерика, и сын Маркус, отчасти аутист - все они  переживают время перемен. Гнездо с замужеством Стефани опустело, Маркус оправляется от последствий нервного срыва и временно живет в доме сестры,  Фредерика готовится к Кембриджу и "присутствуя отсутствует". Уиннифред переживает синдром опустевшего гнезда, а Биллу не над кем яриться.

Стефани готовится стать матерью, примеряя жертвенную роль, какая неизбежно достается женщине, приносящей мечты и амбиции на алтарь супружества и материнства. В то время как Фредерика, вся буря и натиск, желает брать от жизни все: узнать, испытать, пережить, добиться и достичь как можно больше всего, найдя применение всем своим талантам.  Маркус, в общем, кажется потихоньку выходит из своего кокона.

Они получают новый опыт, проживают и рефлексируют множество ситуаций, они пытаются переиграть вечную пьесу, в которой поколение родителей бездарно растратило свою жизнь. Они верят, что сумеютвсе и все у них получится. Ну, потому что время сейчас другое, более доброе к людям, чем то, какое доставалось в удел предыдущим поколениям. И потому что сами они умнее (кто бы сомневался). Они не повторят ошибок, а впереди счастье в дивном новом мире.

Оригинальное название книги "Still Life", напрямую соотносится с натюрмортом, с исследованием природы цвета и света. Как полноправными героями «Девы в саду» были Шекспир и драматургия, так здесь ими стали ван Гог и живопись. Байетт каким-то немыслимым образом удается говорить о вещах из культурной и интеллектуальной сферы, наполняя их биением живой крови. Когда об этом рассказывает она, ты входишь в это и это входит в тебя.

Вы будете умиляться и возмущаться с этой книгой, не раз посмеетесь (не могу гарантировать, что смех этот будет добрым) и один раз заплачете (там нельзя будет не заплакать). Не могу не сказать о  переводе Дмитрия Псурцева и Дарьи Устиновой, он великолепен, а роскошная избыточность и упоительная непростота этой прозы напомнят одновременно о Диккенсе, Гоголе и Набокове.

Смешная, трагичная, трогательная, умная, глубокая и удивительно живая вещь.

____Глубоковато там, конечно. Сей роман довольно сложно отнести к любовной песне, но отчего-то строки Элиота нет-нет да всплывали в памяти, до того часто герои этого меланхоличного и картинного действа оказывались во власти своих ярких фантазий, забывая при этом о действительности, и в этой невозможности примирить мечту с реальностью и виделась некая аллюзия на элиотовского героя; впрочем, сложно было не проводить данные аналогии, учитывая постоянные поклоны в сторону известных писательских фигур. А их и правда было много. Каюсь, я сама грешу цитированием избранных произведений, но байеттовские герои пошли ещё дальше: разбирая те или иные стихи и романы, они пытались приблизиться к прошлому, как бы абсурдно это ни звучало. «Настоящий рай, как учит Пруст, всегда рай потерянный», – вот человек и ищет что-то в потоках давно минувшего, упуская при этом настоящее и совсем не думая о будущем, ищет и ищет... Но находит ли?

____«Мы прежде жили, ныне умираем», – на элиотовский манер рассуждал Александр, который трепетно относился к прошлому и всячески критиковал настоящее. Его не прельщали прогресс, свобода и права, он грезил о золотом веке, где царствовала она – великолепная Дева Астрея, и то был праздник жизни, богатый, пышный и весёлый... так он считал. О, эти суждения о том, что раньше было лучше, как же они наивны и глупы. Разглядывая картины, читая книги и смотря фильмы так приятно представлять себе всё это великолепие, но суть в том, что на самом деле всё было иначе, и попади этот тщедушный человечишка в ту эпоху, он запел бы совсем по-другому: «В центре пьесы – ностальгия по тому, чего никогда не было, мечта, очаровательная и пустопорожняя, о временах кровавых, диких и гнусных». Его страсть к былому и к Глориане в частности была объяснена весьма доходчиво: это и тяга к одиночеству, и восхищение властными женщинами, и любовь к роскоши, но то, как он критиковал наступающую новую эпоху, восславляя при этом эпоху елизаветинскую, смотрелось, мягко говоря, абсурдно. Что и не удивило, так это его проснувшаяся страсть к Фредерике. Эта изнывающая от острого одиночества девица, рвущаяся к признанию, не могла его не поразить, ибо в ней было то, что он видел в портретах своей излюбленной королевы: огонь и ярость, красное и белое, кровь и камень. Вот только видел ли он саму девушку? Довольно сомнительно. Несмотря на то, что Фредерика своими поступками и мыслями частенько злила, я к ней немного, но прикипела, ибо порой она была мудрее всех прочих. «Сейчас тоже твоё время. Ты в нём живёшь», – как хорош был её ответ на александровские печальные вздохи о прошлом. Можно сколько угодно начищать злато былых дней, посвящать им хвалебные оды и с тоской о них вспоминать, но ведь в этом нет никакого смысла.

____Впрочем, как завещал Расин, «Мы – люди, свойственны нам слабости людские», и об этом стоит помнить, наблюдая за падением героев, а их в этой истории будет много. На голову юной женщины опустилась корона, уклад страны начал стремительно меняться, но на деле эта книга в первую очередь являет собой семейную сагу, пусть и несколько необычную. Взрывной Билл, напоминающий огонь, уничтожающий всё хорошее. Молчаливая Уинифред, которая повторила судьбу своей матери. Рассудительная Стефани, которая так сильно хотела независимости, а в итоге была заточена в клетку. Неугомонная Фредерика, стремящаяся стать лучше всех, лишь бы только её заметили. Израненный Маркус, которого никто не видел. Столько страхов и тревог, но никто друг другу не помог, да и как, если они себе помочь не могли. «Они живут мифом нормальной семьи, собственного мирка, защищённости, крепости устоев. Но в фасаде трещины, ветер врывается в них и воет. Вой будет слышен всегда», – и в этих словах – всё. Отца семейства нельзя назвать тираном, но из-за его поведения их дом был обуян страхом и криком, что в итоге оставило отпечаток на всех. Иронично, что именно он выступал против свадьбы старшей дочери, считая, что она гробит себя. Стефани и сама это понимала, но всё равно вышла замуж, ибо надеялась так обрести себя. Не обрела. Сцена с девушками и фатой отчего-то вызвала сильное отвращение, до того всё это неправильно. В самом замужестве нет ничего плохого, если в браке царят взаимопонимание и равноправие, но когда женщина в прямом смысле этого слова лишается свободы... А оно вообще надо? «Кажется, самое разумное – вообще не выходить замуж», – заметила Фредерика, вторя королевской особе, на которую так была похожа, и, наблюдая за жизнью представленных в романе женщин, понимаешь, как же она права.

____Две королевы, четыре столетия, и люди, суть которых не меняется. «Как страшен мир! Зло напролом идёт, / А все молчат, воды набравши в рот», – о, как же прав был Шекспир... Наблюдая за обыденными, но столь болезненными метаниями героев, вспоминаешь эти строки и понимаешь, как это важно – не молчать. Но они молчали, а их жизни тем временем строились, и совсем не так, как они того хотели, но поймут они это позже, намного позже, когда всё начнёт рушиться. И фоном для этих людских трагедий служил он, самый настоящий театр. Наблюдая за репетициями поставленной александровской пьесы и её дальнейшими показами, понимаешь, что весь наш мир и правда театр, ибо постановка жила своей жизнью, а люди, в ней участвовавшие, своей, и вот где была сцена, вот где были страсти. От всего этого буйства тканей и украшений, картин и скульптур, особняков и замков кружилась голова, это было великолепие, самое настоящее великолепие, столь искусно описанное. Некая театральность, господствовавшая и в других моментах, тоже доставляла удовольствие, я такое люблю; беседы в башне, премьера спектакля, на которой собрались все персонажи, да даже ночной реверанс Фредерики пред портретом королевы, – сколько красоты было в этих сценах, сколько символизма! Особо меня впечатлила прогулка Стефани и Дэниеля по берегу и последующий за ней сон девы; загадочная наездница, урна, которую она пыталась спасти, но не успела, неистовствующее море, – хоть я и не отношусь к сновидениям серьёзно, эти полунамёки на дальнейшую участь этой запутавшейся девушки очень сильно меня тронули, тем паче они были тесно связаны с любовью к книгам. «В пустоте вились и закручивались концы стихотворных строк, словно нити из клубка или осенняя светлая, летучая паутинка», – и охватывала она абсолютно всё в этом романе, и когда знакома с упомянутыми авторами и их творениями, читать такое – истинное наслаждение.

____Да, вот уж и правда – все мы созданы из одних фантазий. «Дева в саду» представляет собой классический английский роман, но земля и язык тут не столь важны, ибо от сути человеческой никуда не деться, она везде одинаковая. Байеттовские персонажи раздражали на постоянной основе, до того ярко были представлены их самые худшие стороны, однако в этом и таилась их человечность. Под всем этим прекрасным маревом, в котором были сплетены украшенные цветами и травами прошлое и настоящее, крылись жизненные истины, которые порой нам неведомы из-за застилающих наш разум сказочных грёз: «Жизнь – только тень, / Она – актёр на сцене. / Сыграл свой час, побегал, пошумел – / И был таков». Жизнь так скоротечна, и тратить её на бессмысленные вещи, которые никого не делают счастливыми, или пребывать всеми мыслями в прошлом в поисках непонятно чего, упуская при этом удивительные мгновения настоящего, просто-напросто бессмысленно. Наблюдая за тем, как актриса, играющая Елизавету I, облачилась в платье, вдохновлённое коронационным платьем Елизаветы II, которое было сшито на манер старинных нарядов, понимаешь это особенно ясно.

____И правда – что? Этот вопрос занимал умы всех героев сей книги, и у каждого была на то своя причина, и у каждого была своя борьба. Казалось бы, война закончилась, над страной взошёл лик молодой королевы, можно наконец начать жить, но Англия, натянуто улыбаясь, сотрясалась от боли, ибо никто не знал что им делать дальше, и они все молчали, молчали и страдали. А время-то шло, мир менялся. Проходить через это с персонажами под мягкие звуки – именно звуки, это важно – живописи было чрезвычайно занимательно. Если в первом томе главенствующим мотивом выступала драматургия с её шекспировскими – и не только – страстями, то во втором томе её место заняли вангоговские картины и письма, мазки и строки которых так поэтично вписывались в канву романа: «Далёкий незаменимый брат Тео шлёт Винсенту свою любовь – и тюбики краски». Прогулки по знаковым для художника местам, любование теми самыми лодками, всплески (сапфиры, лазуриты, опалы) того самого моря, извечный вопрос – видел ли всё это кто-нибудь таким до Ван Гога, и пред глазами – его взгляд, волчий и отстранённый, от которого становится так зябко.

____То, как Александр, отошедший от возлюбленной Астреи и нашедший страсть в творчестве и жизни голландского художника, пытался уловить связь меж цветом и словом, заворожило и очаровало, как и описание постановки его пьесы (света, больше света!). Подсолнухи с солнечными лучиками, маки с лепестками алого шёлка, заключённое в раму сияющее море, – это всё лишь слова, но, читая их, видишь яркий подсолнух, нежный мак, танцующее море. Но не всё так просто, ибо «Нет двух людей, которые видели бы ирис одинаково», однако есть в этом и своя прелесть, то, что отличает нас всех друг от друга, и касается это не только тех же картин, но и книг, фильмов и всего прочего. В книге вообще было много размышлений о метафорах и сравнениях, о том, какую роль они играют в жизни и искусстве, как делают нас нами. «Я как дерево без сока, оставьте уж меня в покое», – подумала обессиленная и разъярённая женщина, и сразу понимаешь, что она имеет в виду. Её сын тем временем любовался живым деревом с его изумрудной кроной, подсвеченной солнечными бликами, он восхищался строгой геометрией всего живого – и его тоже понимаешь. Это, наверное, никогда не перестанет меня волновать: то, какой силой обладает слово.

____«Моя любовь любила птиц, зверей, / Цветы любила, звёзды, облака». О слове бесконечно долго размышляли и сёстры Поттер, такие разные и отчаянные, каждая – по-своему. Они смогли сбежать из родительского дома, в котором чувствовали себя несчастными из-за отцовской ярости и материнского молчания, но обрели ли они если не счастье, то хотя бы покой? Дерзкая Фредерика, попав в кембриджское общество, в котором были практически одни мужчины, решительно строила своё будущее, совершая однако одну ошибку за другой, ибо она, воспитанная на пронизанных романтизмом книгах, видела жизнь совсем не в том свете, в каком стоило бы. Самое страшное – её мысли о том, что она, такая независимая и многого уже добившаяся благодаря своему острому уму, так или иначе должна найти мужа, дабы доказать свою состоятельность; просто вдуматься в эти слова, сколько в них трагедии. Тем временем мягкая Стефани справилась с последним пунктом, у неё и муж, и двое детей, и кошка, и садик, но то, какой несчастной была эта душа, мечтающая о книгах и учёбе, вызывало невыносимую печаль, и каждый раз, когда она цитировала своего излюбленного Уильяма Вордсворта, ясно понимаешь, как же это неправильно – жертвовать собой и своими интересами. «Забывшись, думал я во сне, / Что у бегущих лет / Над той, кто всех дороже мне, / Отныне власти нет». Золотые волосы, обожжённая рука, соскочившая туфля... Вот она, мечтательница – узри.

____«И всё-таки мы смертны. Да свершится! / Но не обижен, кто хоть малый срок / Своим трудом служить потомству мог, / Кто и тогда, когда близка гробница, / Любовь, Надежду, Веру – всё сберёг. / Не выше ль он, чем смертным это мнится!». И было горе, невыносимое и непроходимое. Всю ту неделю, что я читала этот роман, проходило прощание с Елизаветой Второй, и, наблюдая за искренне скорбящими людьми, которые оплакивали то ли королеву, то ли страну, то ли самих себя (а может, всё вместе), строки о горе и потере воспринимались особенно остро: англичане наконец перестали молчать. Эта история медленная и спокойная, но под конец она смогла, как выразился бы один художник с волчьим взглядом, взбудоражить мои чувства. Что такое любовь к своей родине? Антония Байетт не раз задавалась этим вопросом, и, поднимая непростые темы и показывая самые неприглядные черты своей нации, она на самом деле излучала лишь одно – искреннюю и страстную любовь к своей стране, в которой было лишь принятие и не было ни грамма притворства. Как ни закрывай глаза, игнорируя происходящее, истина кроется в следующем: наш мир ужасен... Но в то же время он прекрасен.

Девочка знала где-то на глубине – хоть и не смогла бы это высказать – что взрослые живут в страхе неотвратимой беды. Весь привычный им мир стоял на краю гибели.

"Рагнарёк" -  история крушения мира, увиденная глазами  маленькой девочки, которая отправляется с мамой в эвакуацию, пока отец воюет. Малышка рано научилась читать и любимым ее чтением становятся подаренные мамой "Асгард и боги". Книга написана немцем Вильгельмом Вегнером и тут кроется загадка: значит есть еще другие немцы, кроме тех, которые сбрасывают на них по ночам бомбы?  Хорошие, умные немцы?

  Скандинавская мифология не самый благодарный материал для творческого переосмысления, сильно проигрывает греческой в драматизме, ясности, эмоциональности. Может потому попытки работы с этим материалом чаще являют плачевный результат. Сделать на его основе  по-настоящему интересную историю не удалось ни Нилу Гейману со "Скандинавскими богами", ни Джоанн Харрис с "Евангелием от Локи". Жьеневьева Горничек с "Сердцем ведьмы" продвинулась дальше, не в последнюю очередь за счет активного подключения фем-повестки.

Кавалерственная дама Антония Байетт не исключение. То есть, если сравнивать пересказ скандинавских мифов в ее исполнении с "Детской книгой", "Обладать" или  двумя томами  "Квартета Фредерики", что я успела прочитать.  Но скандинавское миропонимание, с его мировым древом Иггдрасиль в основе всего, в отличие, скажем, от библейского "в начале было Слово" или греческого с изначальным хаосом - наложило отпечаток на ее творчество. Стройность, всеохватность и связанность всех элементов у Байетт оттуда.

"Рагнарек", при достаточно небольшом объеме, охватывает всю историю мира: от момента создания до окончательного разрушения. Историю, переосмысление которой маленькой девочкой, откорректировано опытом и мастерством зрелого прозаика. Память писательницы восстанавливает, одну за другой,  подробности мифов и то, как они воспринимались тогда, во время войны, когда казалось, что мир вот-вот рухнет, а отец уже никогда не вернется.

Когда все закончилось наилучшим из возможных образом и жизнь вернулась в мирное русло, оказалось, что мир уже не будет прежним. Но это другая история. Главное - то, что воспринимается как конец света,  чаще всего оказывается концом какой-то из его частей. Стоит напоминать себе об этом.

Тот самый случай, когда оценка нейтральная, а на деле тебя разрывает между «это изумительно» и «это ужасно».

Попробую как-то разложить свои ощущения на составляющие.

+ Антония Байетт дотошна. Детали, детали, детали. Мелочи, подробности. Это прекрасно, когда текст тебе нравится: полное погружение, картинка как в кино перед глазами, все дела.
- Ничего не происходит! Вот парадокс, описывается жизнь (взросление, старение) доброго десятка человек подробно и еще стольких же – менее подробно, и тем не менее, ощущение, что ничего не происходит, остается. Особенно мучительно идет книга первые страниц триста: все ждешь и ждешь, пока автор «раскачается» и повествование наконец начнется… а оно не начнется. Это вот и есть повествование.
- Антония Байетт дотошна. Да, это и плюс, и огромный минус: когда тебе неинтересно, читать про каждую складочку на одежде и каждое движение бровью утомительно. Две недели. Я читала эту книгу две недели, даже немного больше. По-моему, у меня «Улисс» в свое время и то бодрее шел.
+ Сказки Олив. Они невероятно прекрасные. Вот уж где любовь автора к деталям точно идет впрок. Тексты, в которых сказочные мотивы и авторский слог сочетаются в идеальной пропорции. За целый сборник таких сказок я бы дорого заплатила, лишь бы он был потолще, потолще.
- Очень много персонажей. В Википедии написано, что Байетт в процессе работы над романом сделала таблицу в Exel со всеми персонажами и их возрастом, чтобы не запутаться, кто там кому брат и сват. Если уж сам автор в них путается, то мне, читателю с дыркой в памяти, каково? И дело даже не в том, что их много – из-за этого обилия народа и внимания к каждому из них персонажи показаны слишком поверхностно. Нет, не то слово – отрывисто. Вот мы знакомимся с Дороти, допустим; погружаемся в ее переживания, в какой-то внутренний конфликт, сближаемся с ней… И все, до свидания, Дороти, очередь поджимает. Теперь мы увидим ее только через пару лет, уже с другими мыслями и проблемами, а как она прожила те, первые – уже, вроде как, неважно. Увы, не нравится мне такой подход. Я бы лучше прожила с Дороти каждый чих, чем по чуть-чуть про каждого из пары десятков.
+ Мне очень понравились Олив, Дороти и Том. В принципе, настолько, что ради них стоило всю книгу читать.
+ Мне понравилась все та же дотошность, с которой автор описывает бытовые подробности: например, работу горшечника, кукольное представление или бал со всеми приготовлениями, пошивом платьев и прическами.
- Что ж они все такие озабоченные-то. Кто гей, кто детей своих лапает, кто похабные горшки в виде голых баб лепит. И не надо мне говорить «это же жизнь» - нет, когда все практически поголовно до такой степени концентрируются на сексе, это не жизнь, а буйство гормонов в одной отдельном писательском организме. И кстати, не оставляет ощущение, что секс в мире «Детской книги» - нечто противоестественное, плохое. Даже в редких случаях, когда речь идет о нормальном сексе, не извращенных пожеланиях и действиях – все равно остается ощущение, что персонажи воюют со своими телами и проигрывают битву. Как-то мне оно не близко.
- Исторические вставки. Ну, это я просто не люблю до зубовного скрежета. Еще с детства – учебник по, допустим, биологии могла читать чуть ли не для удовольствия, а историю с трудом одолевала и забывала прочитанное моментально.
- Книга ничем не начинается и ничем не заканчивается. Я понимаю, что у Байетт наверняка были причины описать вот именно этот кусок из жизни семьи Уэллвуд, их друзей и соседей, не больше и не меньше. Но я, честно, не уловила, в чем они заключаются.

Как итог – чувствуется, что Антония Байетт заслуженно получила все свои многочисленные литературные премии и награды. Но в то же время абсолютно не моя книга, к сожалению. Попробую теперь осилить всеми любимый роман «Обладать».

Дальше...

Да, и для души

Руки нырнули под воду и на краткий миг нашли ту часть тела, которую Филип мысленно называл «свистком».

Когда началась Вторая мировая война, лирической героине Байетт, как и ей самой, было 3 года, и из крупного города девочку увезли в "зелёный рай английской провинции." Там было безопаснее, там было лучше с продуктами. Девочка ходила в школу с ранцем, к которому был подвешен противогаз, не веря посещала церковь, делала уроки, читала книги. Одной из них, сборнику скандинавских мифов, и посвящён этот роман.

В историях об Асгарде, в ярости северных богов и их столкновениях детский разум вдруг находит столь нужную ему опору в беде и неопределённости, в горечи и отчаянии. Именно "грандиозный миф, где погибают сами всесильные боги" оказывается невероятно созвучен настроению девочки. Она противопоставляет реальной войне свой собственный миф, в котором смешаны истории мира, рождённого из мрака и погрузившегося во мрак, и мир за окном, завешенном светомаскировкой.

Христианский бог наказывал грешников, а «хороших» мертвецов возносил на небо. Боги Асгарда были наказаны за то, что их мир и сами они были плохи. Недостаточно умны, недостаточно добры. Девочка думала о дикой охоте – на детских площадках, где все наваливаются на одного, в небе, где гудят бомбардировщики. Ей нравилось думать, что боги плохи и мир плох. Что миф вечен и все герои знают свою судьбу.

Байетт сообщает в послесловии, что писала эту книгу, опираясь на то, какими ей в детстве виделись миф и мир. Она вообще так старательно поясняет все вложенные ей смыслы "Рагнарёка", что почти не оставляет пространства для манёвра. А я, надо признаться, эгоистичная читательница, и считаю, что после того, как писатель поставил последнюю точку в своём творении, оно уже ему не принадлежит. Оно начинает жить самостоятельной жизнью, наполняясь теми смыслами и домыслами, которые в него вложат при чтении. Не стоило Байетт раскрывать всю подоплёку, я хочу думать сама. Достаточно того, что писательница, пусть и не сразу, но сумела заинтересовать скандинавскими мифами читателя, чьё сердце отдано своенравным греческим богам. К слову, о греческих богах. Зацепившись за созвучие Хель, обители мёртвых и богини мёртвых, и английского hell (ад), я выяснила, что эти слова действительно родственны друг другу через прагерманское haljō – загробный мир, откуда также произошло и переводное греческое Háidēs (Аид).

Морфо Евгения
Люблю эту книгу за изящное плетение идей, за очарование полуоткрытой двери, за которую заглядывать не стоит, за блеск и и ужас викторианских семейных нравов высшего общества.
Вильям Адамсон, увлечённый натуралист-исследователь, прибывает из джунглей Амазонки на родину, но кораблекрушение уничтожает плоды его трудов. Оставшись без средств, Вильям соглашается пожить в поместье аристократа Гаральда Алабастера, чтобы привести в порядок его разрозненную коллекцию образцов и собраться с мыслями. И попадает как кур в ощип. Он не прислуга, но и не ровня знатному семейству, однако прекрасная Евгения, старшая дочь Алабастеров, неожиданно соглашается стать его женой. "Я не хочу выходить замуж после Ровены (второй сестры), хорошо бы устроить двойную свадьбу", - прагматично говорит стыдливая невеста сразу после первого поцелуя и Вильяму бы заподозрить неладное, но..он совершенно ослеплён нежной красотой и беззащитностью Евгении.
Краткие недели блаженства сменяются месяцами тупого равнодушия (с), за три года Евгения производит на свет пятерых детей, и вот Вильяму уже не с руки просить тестя помочь со средствами на новую экспедицию, и все считают, что ему бы благодарно нежиться в довольстве и достатке, ведь семейство к нему так благоволит, хотя и не совсем принимает за своего, и чего уж тут обижаться.
Это ловушка. Обитая изнутри бархатом и шёлком, сияющая и нежная. Удушающая. Сладкая. Однако исследовательская жилка не даёт Вильяму застыть в янтаре лени, и вот он поглощён наблюдениями за муравьиным городом, а из его заметок рождается книга. Внимательнейший исследователь животного мира, он совершенно не в состоянии заметить то, что происходит у него под носом. Окончательно стать трутнем Вильяму, а роману - драмой утраты самого себя на фоне буколических пейзажей и викторианских страстей, не удастся. Тело романа переплетено с интереснейшими рассуждениями о природе - созидание, развитие, красота, естественный отбор - чьё это произведение? Кто я, зачем я, что ведёт меня сквозь этот мир - слепая и мощная воля инстинкта или божественная рука?

Чем пристальнее они оба рассматривали мех, зубы, цветки, клювы, хоботки, тем тверже он убеждался в том, что существует мощная, жестокая созидательная сила, которая не обладает ни снисхождением, поскольку неразумна и бесстрастна, ни любовью, потому что она без сожаления избавляется от всего бесполезного и убогого, ни потребностью творить, поскольку вовсе не восторгом подпитывается ее таинственная звериная энергия; и сила эта искусна, прекрасна и ужасна. И чем большее восхищение он испытывал, наблюдая, как эта сила исподволь изменяет все живое, тем более тщетными и жалкими представлялись ему попытки Гаральда поймать ее в сеть теологии, увидеть в круговерти природы отражение и подтверждение его взглядов на доброту и справедливость.

Метаморфоза - это прекрасно, - говорит один из героев романа. Но она и ужасна.
Прелестная Евгения на глазах превращается в муравьиную матку, производящую детей одного за другим, и совсем не много ждать до того момента, как она повторит мать - расплывётся белыми телесами в кружевах на диванчике с извечным пирожным в руках и начатым для приличия шитьём в изголовье. В природе именно самец обладает яркой окраской, чтобы приманивать самку, однако здесь я вижу девиц на выданье - ярких и изящных, словно бабочки, но по сути они хищные росянки, притворяющиеся нежными розовыми бутонами. Девицы ждут подходящего супруга, чтобы выполнить своё предназначение и продолжить род. Любовь, влечение, общность интересов здесь не котируются, мощный зов инстинкта заглушает любой посторонний писк.
Беги, Вильям, беги.
Ангел супружества вещь куда более сложная и туманная. Сама история и не история вовсе - рассказ о нескольких спиритических сеансах и пугающих видениях, но если копнуть глубже, то здесь целый неведомый мне пласт - викторианская поэзия, масса отсылок и цитат, сравнительный анализ стихотворений Теннисона, учения известных в то время спиритистов и философов-мистиков. Признаюсь, что сама романтическая история мне понравилась куда больше её обрамления - история миссис Папагай, чей супруг числится погибшим в кораблекрушении, и которой приходится зарабатывать на жизнь спиритическими сеансами и бессознательным письмом. Сама идея ангела супружества - единого целого существа, которым становятся супруги в момент принесения клятв, честно говоря, пугает. Неразрывна и прочна эта связь, и он или она будут ждать тебя по ту сторону вечно, даже если тебе кажется, что ты готов принять новое счастье. И что они тебя простили и отпустили. Вот и нет. Ангелу всё равно, он не человек, и человеческие чувства для него пустое скрежетание.