Отзывы на книги автора «Антон Чехов»

"По доброй воле сюда не заедешь!"

"Душой овладевает чувство, какое, вероятно, испытывал Одиссей, когда плавал по незнакомому морю и смутно предчувствовал встречи с необыкновенными существами".

При всём моем уважении к литературному мастерству русского классика и восхищении его произведениями, не могу всё же назвать Антона Павловича Чехова одним из своих любимых по жизни писателей. НЕ возникает у меня желания перечитывать его книги, уж не знаю почему...

Однако узнав несколько лет тому назад (причем узнав именно на Лайвлибе) об его нехудожественной книге - документальном исследовании, посвящённом путешествию на остров Сахалин в 1890 году, тут же загорелась желанием её прочесть. Мотивы были примерно такие: уж сколь точен в отображении суровой действительности в своих вымышленных произведениях автор, то насколько же правдива должна быть эта книга. Ожидания мои оправдались в полной мере: ироничный и зоркий взгляд классика действительно подмечает абсолютно каждую деталь, оставляя за читателем право на собственные выводы из увиденного (=прочитанного).

Непростое это было путешествие: очень уж специфичен конечный пункт его назначения, своеобразное место средоточия людских пороков и человеческих страданий. Счастливых здесь почти нет - да откуда им, в сущности, взяться в краю ссыльных и каторжных? Неслучайно моими основными ассоциациями при чтении чеховского исследования сахалинского жития были следующие книги: Николай Некрасов - Кому на Руси жить хорошо , Александр Радищев - Путешествие из Петербурга в Москву и, как ни странно, Дино Буццати - Татарская пустыня (просто Сахалин так просто тоже не отпускает свих обывателей...)

Чехов не из тех писателей, кто склонен приукрашивать неприглядную картинку во имя чего бы то ни было. Заваливая читателя все новыми и новыми ужасными, омерзительными подробностями быта, работы и жизни на острове, он не делает из этого ни тайны, ни трагедии, прекрасно понимая, что и в остальных местах дело обстоит не лучше...

Грязь, нищета, побои, пьянств, разврат - отнюдь не сахалинские изобретения. Есть свои особенности (преимущественно гражданские браки, малое число проживающих на острове юношей 12-18 лет при большом количестве детей младшего возраста...), но в основном все так же. как и везде. До самого низшего положения сведены здесь женщины, низкий уровень развития медицины. Между делом отмечает Чехов катастрофическую убыль коренного сахалинского населения - гиляков, когда-то проклявших русских (напомнило мне это Алексей Иванов - Сердце пармы ...) Все здесь из дерева, а не из камня. Разбросанные тут и там малочисленные селения практически неотличимы друг от друга (отличаются исключительно лишь своими названиями). Везде грубое начальство, глупые чиновники, хотя встречаются, конечно, среди них и интеллигентные люди. Чехову вообще везет на собеседников. Умеет он всё-таки разглядеть в каждом - будь то генерал или каторжный - что-то свое, самобытное, яркое, живое. Из каждой такой беседы не один роман можно было бы написать. Столько переломанных людских судеб довелось увидеть Чехову за одну лишь поездку на остров....

Из минусов отмечу лишь чересчур подробные порою исторические, географические. этнографические вставки. Ни капельки не сомневаюсь в таланте я Чехова-переписчика, но Чехов - исследователь человеческой души импонирует мне больше.

4/5, познавательное это было путешествие, но на любителя)

Этот рассказ следует читать в качестве учебного пособия сегодняшним копирайтерам, вот ведь - 135 лет назад написано, а как-будто специально для них. Достаточно прочитать этот коротенький рассказик и все азы искусства написания рекламных текстов, уловки и ухищрения, применяемые при этом, станут ясны и понятны. Однако, станет понятным и то, что к писательству такая деятельность никакого отношения не имеет, что главное здесь - так составить текст, чтобы подтолкнуть к покупке, а без обмана в таком деле не обходится. Вот все говорят: "политика - грязное дело", увы, но и торговля в основе своей тоже "дело грязное", ну, и "писательство" с нею связанное, тоже не чище.

Чувствуется, что Чехов в теме. Не знаю, подрабатывал ли он когда-нибудь "рекламщиком" (прочитать ЖЗЛ-овскую биографию любимого автора всё руки не доходят), но газеты-то он читал, а там такой "писательской продукции" было навалом. Антон Павлович же очень легко улавливал характеристики чужого стиля и рождал зубодробительные пародии, кроме данного рассказа можно вспомнить его подборку "Комические рекламы и объявления".

Но я хотел бы воспользоваться заголовком рецензируемого рассказа, он очень знаменательный - "Писатель". Употреблено здесь это слово в иронической коннотации, но само по себе слово нужное и хорошее. И больше всех заслужил право называться Писателем (с большой буквы) - сам Антон Павлович.

Вот мне пришла такая мысль, не знаю, насколько она правильная, - писатели, пишущие романы, приходят, чтобы поведать свою истину, преподнести её как готовый продукт, писатели же, работающие с малыми формами (рассказы и повести) всё время находятся в диалоге с миром, их точка зрения постоянно меняется, они движутся вместе с социумом, высвечивая и отражая каждый раз разное и новое, часто не знают, что напишут завтра, не боятся противоречить самим себе. Конечно, такое определение касается не всех мастеров малых форм, а только лучшей их части, но Чехов в их число входит безусловно.

Я это написал к тому, чтобы сказать главное: Чехов - разный. У каждого свой Чехов. Это касается всех больших писателей и поэтов, у каждого свой Пушкин, свой Гоголь, свой Достоевский, но здесь разговор о Чехове.

Мой Чехов, скорее всего, похож на меня. Это же естественно, что я, трактуя сложное неоднозначное место произведения, опираюсь на свое видение, свой опыт, свои пристрастия. Да, они тоже могут подвергаться изменениям под воздействием произведений Чехова, но в целом это процесс сложный, многоплановый, принимаются одни идеи, пересматриваются другие, иначе трактуются третьи, но всё равно остается основа внутреннего "Я", которая всегда останется мною и никогда не станет Чеховым.

Так у меня свое, довольно критичное отношение к церкви и религии, и это позволяет мне видеть совсем иначе те произведения классика, которые традиционно относятся к категории пасхальных рассказов, например "Студент" и "Архиерей". Большинство читателей воспринимают эти рассказы "как написано", принимая "просветления" героев за чистую монету. Я же вижу в них глубокую и беспощадную сатиру на религиозное сознание и его проявления. Лично мне такой Чехов ближе и понятнее.

И еще, продолжу предложенную в ряде рецензий тему об "обыкновенном человеке". Чехов только и писал, что об обыкновенных людях, но не забывайте главного - Чехов сам был самым обыкновенным человеком, а его рассказы, повторюсь еще раз - диалог с миром обыкновенного человека. Конечно, у этого "обыкновенного человека" были необыкновенные способности выхватывать из окружающей его жизни самое главное и острое, и создавать яркие зарисовки и полотна характеров и судеб, но человеком-то он всё равно оставался обыкновенным.

Поэтому я не очень люблю, когда из него пытаются делать икону, когда при обсуждении отношения к какой-то проблеме, затронутой в его рассказе, в качестве неопровержимого доказательства приводятся цитаты из его писем и дневников. Не надо забывать, что Чехов не Мао Цзе-дун, он не писал цитатников, он не Заратустра, он не учил жить и не создавал катехизисов, он просто жил и писал. Как обыкновенный человек он мог ошибаться, мог менять взгляды, мог сомневаться, даже не мог, а делал все это обязательно. Он был человеком.

Возвращаюсь к рассказу "Архиерей", когда умер главный герой мало кто его запомнил, а кто и помнил, то помнил архиерея, а не человека. Вот и мы создаем из Чехова - ЧЕХОВА - безгрешного писателя без страха и упрёка. Думаю, что он меньше всего хотел бы быть бронзовым Чеховым и очень этого страшился...

Чехов всегда докапывается до самых глубоких причин человеческих поступков, часто оголяя нервы и своих героев, и читателей. "Нахлебники" - страшный и жестокий рассказ, страшен и жесток он своей непоказушной, обыденной трагичностью, которая стороннему наблюдателю может и не видна вовсе, а, если и видна, то только поверхностно, а на самом деле творится неумолимый процесс распада человеческого существа: тела и души.

Мещанин Михаил Зотов, что называется, дожился. Семидесятилетний старик, одряхлевший, живущий одиноко, не просто сводит концы с концами, он откровенно христарадничает, просит на жизнь. Ну, это, казалось бы, вещь, хоть и тяжелая, но обычная, такое и сегодня встречается, а уж во времена Чехова - тем более. Но тут дело осложняется тем, что сам Зотов как-нибудь и перебился бы парочку оставшихся ему лет, но у него на иждивении два живых существа - одноглазая собака Лыска, такая же древняя и дряхлая, как хозяин, и не уступающая ей в немощности старая лошадь. Пользы ни от одной, ни от другой - никакой, а кушать-то они хотят.

И ругается на них Зотов, проклятия и смертушку на их головы призывает, а не может ни выгнать, ни бросить, дороги они ему. И с каким доверием они на него смотрят, всю жизнь он был для них высшее существо - хозяин, пестун и защитник. Как тут не вспомнить того самого Экзюпери с его сакраментальным: "Мы в ответе за тех, кого мы приручили".

Зотов таких громких слов не знает, и не потому, что на тот момент они еще не были написаны, а потому, что он человек простой и не шибко ученый. Однако он сердцем своим, нутром что-ли, чувствует нечто подобное, и это неправда, что от этих старых истощенных животин нет никакой пользы, великая польза от них Зотову, пока они есть - у него есть смысл жизни, хоть он сам и не понимает этого. Трудно ему, тяжело и муторно, а все ж, привык он так и все идет по своему чину, неумолимо приближаясь к естественному финалу.

Но, однако, мир не без добрых людей, вот и насоветовал Зотову лавочник Марк Иваныч отвести своих "нахлебников" на живодерню, а Зотов от отчаяния и невеликого ума - послушался. И когда с единственными спутниками его жизни и живыми существами, которым он был дорог, было покончено, старик подставил свой лоб под кувалду скотобойного станка. Он даже не понимал, что делает, но душа ему подсказала, что больше ему незачем жить и лучше так.

Зотов, если умом не понял, то сердцем почувствовал, что он совершил самый страшный поступок в своей жизни, он предал тех, кто ему доверял. Для такого нет достойного наказания - всё будет мало, и то, что его не убило, а только контузило, даже страшнее, после такого неизбежная деградация только ускорится и жалкое человеческое существо превратится в еще более жалкое и сойдет на нет в презрении к самому себе - ужасный жизненный финал.

Как-то хочется подсластить эту безрадостную картину. У поэта Михайловского - ровесника Льва Толстого - было стихотворение на ту же тему, но с другим эмоциональным окрасом:
Ночь. Мороз. Бушует вьюга,
Буря с крыш солому рвет...
На печи лежат два друга:
Старый дед и старый кот.

Оба дряхлы, еле дышат,
Еле ходят, чуть живут,
Плохо видят, плохо слышат,
Но один к другому льнут.

Вот снова - анекдот от Чехова. Нет смысла его пересказывать, надеюсь, вы его читали, он махонький, как и следует быть анекдоту, чтобы юмор не скис и не превратился в уксус банальной пошлости. А нет, так в рецензиях коллег можно найти приличный краткий пересказ. Я бы хотел поговорить не о предмете, заявленном в заголовке рассказа, а о тех чувствах, которые двигали учителем чистописания Сергеем Капитоновичем Ахинеевым, и заставили его выставить самого себя в глупом и смешном свете.

Это та самая песня, которую через 15 лет будет виртуозно исполнять другой чеховский учитель - Беликов: "Как бы чего не вышло". А по сути - это страх и порождаемая им трусость. Ахинеев, став участником недоразумения, представил самые ужасные последствия, которые оно могло иметь, и бросился их предотвращать. Но страх - плохой советчик, если ты напуган, лучше постарайся успокоиться, подыши поглубже, а потом уже с трезвой головой подходи к решению проблемы. Может она тебе после этого уже не такой страшной и неминуемой покажется.

Как говаривал наш прославленный генералиссимус Александр Васильевич Суворов: "Кто напуган — наполовину побит". Так что уже в самом испуге Сергея Капитоновича лежало зерно его будущего позора. Нашему полководцу вторит автор "Дон Кихота": "В душах трусливых нет места для счастья". И снова - совершенная истина - несчастья преследуют Ахинеева только по вине собственной трусости.

А ведь учитель гимназии сам её когда-то оканчивал и учил латынь, видимо, читал Ливия. Вот бы ему его вовремя вспомнить: "Чем меньше испытываешь страх, тем меньше опасность". А если бы еще прислушался к своему современнику - будущему председателю Совета Министров Империи господину Витте: "Под влиянием трусости ни одно качество человека так не увеличивается, как глупость", то опять же, не торопился бы этих самых глупостей наделать. Всё бы обошлось, не начни Ахинеев сам пороть горячку, в результате заслужил позор и презрение, и это было вполне логично, предупреждал же Ларошфуко всех, а не только Капитоновича: "Боится презрения лишь тот, кто его заслуживает". Так что, хоть и анекдот, но справедливый анекдот.

..

Этот чеховский рассказ мне почему-то вспомнился после прочтения "Жизни" Мопассана. Кстати, эти вещи написаны почти одновременно, француз издал свой роман в 1883 году, а Чехов опубликовал "Дачницу" годом позже.

У Лели и Жанны очень много общего, они обе вышли в большую жизнь из "благородных" заведений, Жанна воспитывалась в монастыре, Леля в гордости российского образования той поры - Институте благородных девиц. Обе девушки были полны возвышенных ожиданий от открывающейся им взрослой жизни, обе рассчитывали встретить достойного и благородного рыцаря, который будет полон любви, пылкости, честности и справедливости.

Я уже писал, что Чехов умудрялся в маленьком рассказе уместить громадный комплекс нынешних и грядущих для героя или героини проблем, описанию и решению которых другие писатели посвящали толстенные тома. Ну, может, не всегда толстенные, как Мопассан, но всё же - романы.

Вся жизнь Жанны де Ламар присутствует в одном эпизоде летней задумчивости русской дачницы Лели. Её, скорее всего, ждут те же приключения, что и её французскую "подругу по несчастью", потому что Леля, как и Жанна, ждет от этой жизни обещанной ей романтики. Ведь мадемуазель Марсо обещала институтским девушкам за порогом alma mater "косматых поэтов" и "бледных певцов", настоящих "тургеневских героев", бьющихся "за всё хорошее против всего плохого".

И Леле сразу же повезло, она встретила такого "героя", но на поверку он очень быстро оказался совсем не тем, кем казался глупой и наивной дурочке. Вместо бунтаря и революционера она получила самодовольного и ограниченного обывателя, который просто смачно плюет в душу юной поборнице возвышенного. Ну, в самом деле, как можно более изощренно оскорбить тонкую душу, как ни тем, чтобы спутать Тургенева с Достоевским, или, сравнивая Пушкина со Щедриным, приводить довод, что "у Пушкина есть очень смешные вещи! Я читал... помню..."

И так же, как Жюльен де Ламар, Лелин супруг совершенно не интересуется духовной жизнью своей жены, и не потому что он невнимателен к ней, а потому, что он он не знает, что это такое, у него же своей духовной жизни нет, так какое ему дело до чужой. Почему же он женился, ну, во-первых, так принято - жениться, а во-вторых, автор не сообщает, но может быть за Лелю давали хорошее приданое. Для человека, который "аккуратно играет в карты", это наиглавнейший довод - раз дают, надо брать.

Ну, а то что Лелю, как и Жанну, ждет череда горьких разочарований в спутнике жизни, так процесс уже начался, тоскливое осознание этого молодой женщиной и есть суть самого рассказа. А то, что не за горами пошлые измены избранника и, возможно, с горничной, как у Мопассана, это не вызывает у читателя даже тени сомнения. Но ладно, есть вероятность, что Леля это более или менее безболезненно переживет, потому что она уже не любит своего избранника, она со второй брачной ночи с ним уже "по привычке", поэтому их будущая семейная жизнь обойдется без роковой трагедии, вылившись в пошлый водевиль.

Но самое печальное то, что "косматые поэты" и "бледные певцы" а-ля Тургенев существовали только в воспаленном воображении старой девы мадемуазель Марсо, в реальной жизни их просто нет, кругом одни обыватели и муж Лели из них еще и самый лучший. И вот тут, мне кажется, намечается разница между героинями Мопассана и Чехова, француженка теряла иллюзии всю жизнь, а наша "благородная девица" быстро и правильно всё осознав и погоревав над разбитыми фантазиями, сменит жизненные ориентиры и переквалифицируется в достойную обывательницу - "жена да прилепится к мужу своему".

«В этой жизни, даже в самой пустынной глуши, ничто не случайно, всё полно одной общей мысли, всё имеет одну душу, одну цель, и, чтобы понимать это, мало думать, мало рассуждать, надо еще, вероятно, иметь дар проникновения в жизнь, дар, который даётся, очевидно, не всем».

Делами службы в рассказе занимаются молодой следователь Лыжин и уездный врач Старченко, а также - деревенский сотский Лошадин, называющий себя «цоцкай». Этот интереснейший старик, убеждённый в том, что на свете неправдой не проживёшь, неоднократно сравнивается с «колдуном в опере».

Героев свело вместе расследование самоубийства страхового агента Лесницкого, произошедшего при странных обстоятельствах. При исполнении служебных обязанностей они проявляют разные реакции в зависимости от характера, темперамента и других индивидуальных особенностей личности: Старченко морально негодует из-за своего нарушенного комфорта, Лошадин примиряется с любыми обстоятельствами, а Лыжин склонен рассматривать одну и ту же ситуацию с разных точек зрения, пытаясь докопаться до истины. Именно молодой следователь и является типичным чеховским персонажем, занимающимся поисками правды и смысла жизни. Сначала он, мечтая о карьерном успехе и популярности в высшем обществе, мысленно стремится туда, где нас нет (например, в Москву, подобно трём сёстрам из одноимённой пьесы Чехова), как будто географическое перемещение в пространстве способно решить внутренние проблемы. Лыжин ошибочно «полагал, что если окружающая жизнь здесь, в глуши, ему непонятна и если он не видит её, то это значит, что её здесь нет вовсе».

Однако, встреча думающего следователя с другими мировоззренческими установками приводит его к переосмыслению своего отношения к жизни. После разговоров с обездоленным Лошадиным, смирение и покорность которого не знают границ, Лыжина начинают преследовать ночные кошмары. В снах этих отражается взгляд на мир сотского, безропотно идущего по самым разным (порой - бессмысленным) поручениям: «Мы идём, мы идём, мы идём... Мы не знаем покоя, не знаем радостей... Мы несём на себе всю тяжесть этой жизни, и своей, и вашей...».

И следователь вдруг осознаёт всю узость однозначного и однобокого взгляда на человеческое существование, не учитывающего все индивидуальные случаи и важнейшие мелочи. Он приходит к мнению, что жизни всех людей - это «части одного организма, чудесного и разумного, для того, кто и свою жизнь считает частью этого общего и понимает это». Эта давняя затаённая мысль только теперь обрела в его сознании ясные очертания. То, что раньше казалось Лыжину отрывочным и случайным, превратилось в его восприятии в часть единого целого. «И он чувствовал, что это самоубийство и мужицкое горе лежат и на его совести». И уже возникают у следователя сомнения в правильности его прежних ориентиров и мечтаний о светлой, шумной жизни среди счастливых и довольных людей. Финал открыт. Процесс поиска молодым человеком ответов на вечные вопросы будет продолжаться и дальше...

«Никто не знает настоящей правды» («Дуэль») и «виноваты все мы» (из письма Суворину) - устойчивые представления и излюбленные темы позднего Чехова. И у каждого из героев рассказа своя правда и свой взгляд на мир. Если доктор смотрит на всё с точки зрения собственного комфорта, а сотский с наивной улыбкой склоняется перед каждым встречным, то следователь не удовлетворён жизнью, стремится проникнуть в неё глубже, чтобы больше понять и изменить к лучшему. Не без косвенного участия сотского Лошадина, похожего на «колдуна в опере», молодой Лыжин успешно развивает присущий ему «дар проникновения в жизнь».

Продолжаются у меня Чеховские чтения. Знаете подумалось мне, что иногда начинаю свои отзывы так словно все за ними, следят. Но даже если это и так, то скажем через год, кто-то увидит мой отзыв под произведением и будем недоумевать. Но, с другой стороны, это же будет какая-то изюминка, тайна, что же там было еще и может он или она захочет почитать хронологию событий.

Поэтому, я обычно стараюсь все же придерживаться стиля здесь и сейчас, но бывают и ответвления.

Иногда некоторые книги слушаю на ЯМ там раздел есть специальный, а тут конец года, и они события подводят. И так получилось, что оказывается я там один из самых упорных слушателей. Хотя они рано подвели итоги, я тех пор еще прочёл. Но все же. Хотел бы если похвастаться, за мной такое не водится, то скорее похвалить себя, что хоть, что – то полезное было в этом году сделано.

И да, и у меня уже 4 место в рейтинги экспертов. Довольно неплохо год заканчивается.

А теперь вернемся к Чехову и этому рассказу.

Вы знаете, нам всегда, кажется, что все что происходит с нами это, что-то новое и у других подобного не было. Но читая рассказы Чехова понимаю, что у них было все похоже, конечно со своими особенностями, но общие черты можно найти.

Этот рассказ написан и опубликован в 1886 году в журнале “Осколки” № 39 от 27 сентября, под псевдонимом А.Чехонте.

Я даже себе представляю, как этот журнал читали люди. Понятно, что журналы читали люди образованные и побогаче в то время. Да и у бедняков времени не было. Поэтому и истории Чехов писал в эти журналы все больше о людях с достатком. В этом рассказе у нас два персонажа, жена и муж. Они люди непростые. Как минимум муж, он был статский советник, а это один из высоких чинов в Российской Империи.

Так и подобная семья, утром завтракает, слуги подают им на стол. Муж седовласый мужчина лет 40. Жена милая блондинка около 20 лет. Муж читает вслух жене эту историю, походу рассказа они смеются, но чем ближе к финалу, тем на лицах у них меньше улыбок. Ведь не давно и его жена ездила в Крым. Но зато другие люди, у которых проблем таких не было, смеются в голос и припоминают своих знакомых и начальников у кого были похожие истории.

Далее в рассказе “Длинный язык”

Молодая и энергичная Наталья Михайловна возвращается с отпуска с Ялты, куда ездила одна. И с кипучей энергичностью рассказывает, о том, как ей понравился Крым. Муж с умилением слушает свою супругу, а там не замечая начинает выдавать некоторые пикантные подробности своей поездки. Но у того по мере рассказа и некоторых его вопросов портится настроение. Что же такого рассказала Наталья Михайловна.

Биография Автора.

Антон Павлович Чехов (1860–1904) - выдающийся русский писатель, драматург и врач. Он начал свою литературную карьеру в 1880-х годах, публикуя рассказы и пьесы. Среди его наиболее известных работ - “Дама с собачкой” и пьесы “Вишневый сад”, “Три сестры” и “Дядя Ваня”. Его работы продолжают вдохновлять читателей по всему миру.

Подробнее

В наше время, кроме Крыма, могли бы добавиться такие места, как Сочи, например, курорты Египта или Турции. Там тоже бы подобная дама могла бы найти себе, интересных спутников.

Весь рассказ, говорит нам о том, что если хочешь соврать или скажем так не всю правду рассказать, то придумай красивую историю для мужа или жены за ранее. Иначе будете, как Наталья Михайловна.

Если честно, то сколько я читал разных анекдотов на тему супружеских измен. А также фильмы, что которые показывают различные курортные романы. Все это весело и смешно, пока ты сам не становишься этим мужем или женой, которые узнали о приключениях своих половинок в теплых краях.

В этом рассказе муж отправил жену в Ялту, а сам видно работал в поте лица. Скорее всего о старше её, в те годы как известно часто были разновозрастные браки, когда девушку 16–20 лет выдавали за мужчину вдвое, а то и более старше чем она.

Тут примерно такая же картинка, так скажем в начале рассказа она называет своего мужа «папочка»

— Но, говорят, жизнь там необычайно дорога? — спросил он между прочим.
— Как тебе сказать? По-моему, дороговизну преувеличили, папочка.

Не думаю, что, если бы он с ней был одного возраста или чуть старше она так бы его называла, знаете в наше время тоже девочки «Папиков» находят, мужчин, которые им в отцы годятся.

Многие люди специально едут на курорт без своих половин, чтобы там уже оттянуться, как следует и домой вернуться довольным и счастливом, лишь бы супруг(а) не узнал(а), что же там было, как говорят в американских фильмах « Всё, что было в Вегасе остается в Вегасе».

Мне такое не очень понятно, я все же скучный человек, и изменять своей жене, хоть даже и на отдыхе, зная, что никогда уже не встретишься все равно бы не смог. Но есть мастера, мужья, что едут на курорты снимая кольцо и обольщая девушек или жены, что заводят себе любовников из местных, например, как тут в рассказе татар или арабов или турков или еще каких-то страстных аборигенов.

Наталью Михайловну можно понять и даже простить, не уверен, что у нее дело до измены дошло, но в целом если с нашей фантазий на этот рассказ посмотреть, то весьма вероятно, но всё же, она молодая и горячая, и видно, что страстная и увлекающейся девушка, а муж скорее всего все время проводит на работе, всё же Статский Советник — это не малая должность.

Статский советник — это гражданский чин 5-го класса в Табели о рангах до 1917 года. Этот чин соответствовал военным званиям бригадира в наземных войсках и капитан-командора во флоте. Статский советник мог занимать высокие должности, такие как вице-директор департамента, вице-губернатор, председатель казённой палаты.

Так, что видите, это был не простой дядя.

А Наталье Михайловне, пока муж работает, не пропадать же такому яркому цветку, ведь душа и тело требует. Любить можно мужа, а время проводить с каким ни будь Ашотом в отпуске. Это если со стороны смотреть. А если бы вы были в роли мужа Василия, то у вас были совсем другие мысли. И наверняка стали бы голову чесать, проверяя не выросли ли там рога.

Но, с другой стороны, как еще проверить жену, только отправить её на курорт.

Мне еще понравилось, что Наталья Михайловна, решила рассказать о своей знакомой, с которой проводила время, безнравственной по её мнению Юлии.

Взять хотя бы мою спутницу Юлию Петровну… Такой хороший муж, двое детей… принадлежит к порядочному кругу, корчит всегда из себя святую и — вдруг, можешь себе представить… Только, папочка, это, конечно, entre nous[*]… Даешь честное слово, что никому не скажешь?

entre nous - между нами, французский

Но по итогу выходит так, что эта Юлия Петровна даже рядом не стояла с Натальей.

И финал, конечно, очень забавный. Мужа словно водой холодной окатили, и он при этом ел красный мексиканский перец, а Жена еще и обиделась от «фантазии» мужа.

Чехов, как обычно показывает свое отношения к женщинам, не скажу, что в этом случае он не прав, но ведь и не все женщины такие, и плюс мужчины не чем не лучше.

Мне Наталья Михайловна напомнила, жен различных бизнесменов, знаете такие спортивные блондиночки, например, с хорошей фигурой и лицом, но в голове не так много мыслей. Как в этих анекдотах про блондинок. У них же там тоже муж постоянно в делах, а жена от скуки занимается, лишь собой. И отпуск часто без мужа катается. Ну и как же молодой и красивой себя не показать.

Так, что этот рассказ такое напоминание, что на курортах вашу супругу может поджидать Сулейманы.

— Глупо, Васичка! Я ведь знаю, какие у тебя мысли! Я знаю, что ты думаешь… Но, я тебя уверяю, он у меня даже во время прогулок не выходил из границ. Например, едем ли в горы, или к водопаду Учан-Су, я ему всегда говорю: «Сулейман, ехать сзади! Ну!» И всегда он ехал сзади, бедняжка… Даже во время… в самых патетических местах я ему говорила: «А все-таки ты не должен забывать, что ты только татарин, а я жена статского советника!» Ха-ха…

Мне лично рассказ понравился, посмеялся. Кого тут можно винить, Мужа, Жену, Татар. Каждый для себя решает сам. А так получилась вполне себе современная сценка. Думаю и через 100 лет ничего не измениться.

Там еще момент такой был, где героиня рассказа упомянает "Бестужевские капли"

Я заинтересовался.

«Нет, говорит, Natalie, не могу я ехать назад! Если я сделаю еще хоть один шаг, то умру от боли! У меня спазмы!» И просит, умоляет, ради бога, меня и моего Сулеймана, чтобы мы вернулись назад в город и привезли ей бестужевских капель, которые ей помогают.

Почитал немного. Оказывается в те годы у многих не хватало железа, и для борьбы например с анемией принимали такие капли. А еще песня Булата Окуджавы.

"В раннем детстве верил я,
что от всех болезней
капель Датского короля
не найти полезней.
И с тех пор горит во мне
огонек той веры...
Капли Датского короля
пейте, кавалеры!"

Он тоже про эти капли пел.

А сами Бестужевские капли, как пишут  - это спирто-эфирный раствор полутора хлористого железа, который используется в медицине как легко усваиваемый препарат железа. Они были изобретены Алексеем Петровичем Бестужевым-Рюмином в 1725 году.

Кто смотрел фильм "Гардемарины вперед" там как раз его бумаги похищают.

Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (1693-1766) был графом, дипломатом и канцлером Российской империи при Елизавете Петровне до 1758 года.
Он родился в Москве и получил образование в академии Копенгагена, а затем в Берлине. В 1740-41 годах он был кабинет-министром, а с 1762 года - первоприсутствующим в Сенате и генерал-фельдмаршалом. Бестужев-Рюмин активно участвовал в событиях времен дворцовых переворотов. Он также известен как изобретатель лечебных капель «от всех болезней»

Какие люди были. Богатыри не мы.

Всем спасибо, кто прочитал, до встречи в следующем отзыве.

"Фокусник" Чехов писал брату Александру о «Счастье»: «В сущности белиберда. Нравится читателю в силу оптического обмана. Весь фокус в вставочных орнаментах вроде овец и в отделке отдельных строк. Можно писать о кофейной гуще и удивить читателя путём фокусов».

В рассказе явно прослеживаются две чёткие параллели: мысли (а также чувства) людей и овец. Всегда ли есть между ними разница? Наивные рассуждения и бессмысленные думы героев вполне соответствуют окружающему их фону – силуэтам не спавших овец, которые «стояли и, опустив головы, о чём-то думали. Их мысли, длительные, тягучие, вызываемые представлениями только о широкой степи и небе, о днях и ночах, вероятно, поражали и угнетали их самих до бесчувствия». А два пастуха (80-летний старик и молодой парень) с господским объездчиком размышляли в ночной степи о мифических кладах и счастье: «Есть счастье, а что с него толку, если оно в земле зарыто? Так и пропадает добро задаром, без всякой пользы, как полова или овечий помёт!». Старый пастух признался, что он сам раз десять напрасно искал счастья, причём якобы на настоящих местах искал, но попадал лишь на заговорённые клады. Более того, и отец его искал, и брат искал – «ни шута не находили, так и умерли без счастья»... Старик со своими "овечьими мыслями" о счастье в виде кладов, зарытых где-то в земле, не сумел ответить на вопрос молодого Саньки, что же он будет делать с кладом, если найдет его: «За всю жизнь этот вопрос представлялся ему в это утро, вероятно, впервые, а судя по выражению лица, легкомысленному и безразличному, не казался ему важным и достойным размышления».

Сопоставление людей и овец достигает своего пика в финале рассказа: «Старик и Санька разошлись и стали по краям отары. Оба стояли, как столбы, не шевелясь, глядя в землю и думая… Овцы тоже думали...».

Животная сторона двойственной человеческой натуры часто поражала Чехова. Но всё же он считал, что далеко не всегда жизнь людей является такой беспросветной, унылой и похожей на овечью. Ведь, как отмечает в рассказе автор, с определённой высоты становится «видно, что на этом свете, кроме молчаливой степи и вековых курганов, есть другая жизнь, которой нет дела до зарытого счастья и овечьих мыслей». И, наверное, пока существует эта «другая жизнь», в корне отличающаяся от жизни животного, у каждого человека сохраняется шанс познать её и отыскать источник счастья внутри себя (а не в земле!), разорвав заколдованный круг "овечьего" жизненного сценария.

«Есть счастье, да нет ума искать его»

Представление Чехова о счастье, на мой взгляд, близко к определению Эриха Фромма: «Счастье – не какой-то божий дар, а достижение, какого человек добивается своей внутренней плодотворностью». А духовная деятельность (как труд души), по мнению Антона Павловича, – это именно то, «что отличает человека от животного и составляет единственное, ради чего стоит жить».

Вполне возможно, что посвящение рассказа литератору Я.П.Полонскому было со стороны Чехова не только ответным жестом вежливости, но ещё и указанием на созданную в «Счастье» некую вариацию сюжета стихотворного очерка его старшего современника - «В степи», где ставился вопрос о возможности сближения взглядов на счастье поэта-интеллигента и крестьянина. В очерке Полонского образованный поэт на просьбу мужика помочь ему найти в степи клад ответил таким советом: «Клад у тебя под рукой, только засей свою пашню». Но крестьянин иносказания не понял…

Кроме того, Чехов позаимствовал у В.Г.Короленко (чей рассказ он назвал «хорошей музыкальной композицией») необычную манеру повествования – переплетение и взаимное отражение двух тем: жизни природы, очеловечиваемой за счёт умело подобранных олицетворений, и жизни человеческой души. Соединяясь вместе, упомянутые темы дают ощущение музыкального единства произведения. Чехов же по-своему воспользовался этим творческим открытием, написав собственные версии жанра «музыкального рассказа», – рассказ «Счастье» и повесть «Степь».

В те времена поиски новых возможностей более полного отражения жизни активизировали процессы взаимного обогащения разных видов искусств. Литература и живопись, оказывая влияние друг на друга, тяготели и к музыкальности. Чехов считал, что художественное описание «должно быть прежде всего картинно», но в то же время оно призвано «сообщить читателю то или другое настроение, как музыка в мелодекламации». Кстати, Левитан, прочитав «Счастье», был поражён Чеховым как художником-пейзажистом.

Будучи совершенно самостоятельным произведением, «Счастье» послужило своеобразной пробой пера для работы над повестью «Степь». Если «Степь» Чехов называл «степной энциклопедией», то «Счастье» - «степным субботником» и «quasi симфонией».

«Никто не хочет любить в нас обыкновенных людей» (А.П.Чехов – А.С Суворину, 1888г).

«Архиерей» - один из поздних рассказов Чехова, написанный в 1902 году. Антону Павловичу тогда было 42 года, примерно столько же и его герою. К теме человека и его имени Чехов уже обращался и раньше (например, в «Скучной истории»). Важное место ей отведено и в «Архиерее».

В рассказе проиллюстрирован конфликт между личностью, индивидуальностью человека и его социальной ролью, которая оказывается преградой для взаимопонимания и искреннего общения с окружающими. Высокий сан становится для героя своеобразным футляром-оболочкой, мешающим другим людям (и даже родной матери!) разглядеть в нём живую и страдающую от одиночества душу. И не было ни одного человека, с кем можно было бы отвести её. После 8 лет, проведенных за границей, архиерея сердили неразвитость и глупость русских просителей, пустота и мелкость их просьб. Преосвященный Пётр мысленно возвращается в счастливое и наивное детство, тоскуя по нежности и чуткости матери, когда он бывал нездоров. Теперь же она в разговоре с сыном заметно стесняется, придавая лицу и голосу робкое выражение, а «всё прошлое ушло куда-то далеко, в туман, как будто снилось…».

В позднем творчестве Чехов позволяет своим героям уходить от запутанного и ставшего ненавистным образа жизни. В «Архиерее» тоже звучит этот мотив ухода от привычного положения вещей, оказавшегося невыносимым, к чему-то манящему и освобождающему. Причём речь идёт не только о пространственном перемещении, но и о психологическом раскрепощении.

Подобно профессору Николаю Степановичу, ясно осознавшему, что у него «нет чего-то главного, чего-то очень важного» («Скучная история»), архиерею тоже «всё ещё казалось, что нет у него чего-то самого важного» («Архиерей»). Хотя «он веровал, но всё же не всё было ясно, чего-то ещё недоставало». Оба чеховских героя (и глубоко верующий архиерей, и выдающийся учёный, не ищущий успокоения в вере) оказались в фаустовской ситуации. И каждый из них, попав в свой заколдованный круг, испытывал неудовлетворённость и бессилие перед действительностью, томление духа и психологическую отчуждённость от собственного громкого имени, придавившего в них живого обыкновенного человека.

«Я хочу, чтобы наши жены, дети, друзья , ученики любили в нас не имя, не фирму и не ярлык, а обыкновенных людей» (А.П.Чехов «Скучная история»).

Преосвященный Пётр лишь перед смертью ощутил желанное освобождение от груза своего высокого звания: «представлялось ему, что он, уже простой, обыкновенный человек, идет по полю быстро, весело, постукивая палочкой, а над ним широкое небо, залитое солнцем, и он свободен теперь, как птица, может идти, куда угодно!». Какое же поле здесь имеет в виду писатель? Сразу мне вспоминается широко известная чеховская запись (парафраз на разговор в «Фаусте» о вере в Бога): «Между "есть Бог" и "нет Бога" лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-либо одну из этих двух крайностей, середина же между ними не интересует его; и потому обыкновенно не знает ничего или очень мало» (А.П.Чехов). Так как «истинный мудрец» - это и есть Фауст, то в «Архиерее», как и в «Скучной истории», мы слышим отголоски трагедии Гёте.

После предсмертного внутреннего освобождения архиерея исчезает всё поверхностное и наносное, в том числе и отчуждение между сыном и матерью, которая наконец-то назвала его Павлушей (а не «ваше преосвященство»), установив тонкий баланс между церковным (Пётр) и мирским (Павел) именами героя. Как и в другом пасхальном рассказе «Студент», в «Архиерее» прослеживается неразрывная связь прошлого с настоящим. Преосвященный умирает, а на другой день – Пасха, «одним словом, было весело, всё благополучно, точно так же, как было в прошлом году, как будет, по всей вероятности, и в будущем». Но яркая картина светлого праздника, как это ни странно, не остаётся заключительным аккордом пасхального произведения, а плавно переходит в повествование о краткой жизни архиерея в памяти людей. Видимо, таким образом Чехов осложняет финал, добиваясь эффекта контрастного равновесия между воскресением и забвением, оптимизмом и пессимизмом.

«Нет подходящих соответствий И нет достаточных имён» (Гёте «Фауст») для чёткого и безошибочного ориентирования человека (религиозного или не очень) в этом мире…

Прочитал сегодня обстоятельную рецензию замечательной Ludmila888 на этот рассказ. У нас так повелось, что если один пишет рецензию на произведение Чехова, второй обязательно комментирует. Я бы и сегодня не отступил от этого порядка, но "комментариев" набралось так много, что решил ответить рецензией же. Поэтому, не судите строго, дорогие читатели, если буду апеллировать к Людмиле, у нас с ней уже было два тура таких обменов рецензиями, по "Студенту" и по "Скучной истории".

Соглашусь с Людмилой, что в рассказе поднимается тема обыкновенного человека и его имени, эти векторы подмечены ею верно. И аналогия с Чацким - верна, правда, сама Людмила о Чацком не помянула, но она напрашивается, согласитесь, оба провели какое-то время за границей, оба возмущены неразвитостью, глупостью и пустотой соотечественников. Зато Людмила провела четкие аналогии со "Скучной историей" и с "Фаустом", и с этим тоже сложно не согласиться.

А теперь то, чем я хотел бы дополнить. Рассказ ведь недаром называется "Архиерей", ни "Профессор", ни "Генерал", ни "Статский советник", каждого из предложенных нельзя отнести к "обыкновенным людям", однако же, Чехов настаивает на представителе духовенства. И мне кажется, что отталкиваться здесь нужно от этого факта, тогда рассказ приобретает мощное антиклерикальное и гуманистическое звучание.

Вот и Николаю Степановичу из "Скучной истории" и преосвященному Петру (Павлу) из "Архиерея" не хватало "чего-то очень важного". При рассуждениях о герое из "Скучной истории" стало уже общим местом отмечать, что веры ему не хватало, была бы вера, всё было бы иначе. Так вот - верующий, еще как верующий, а всё то же, не хватает ему чего-то важного, так значит, не о вере идет речь.

О чем же? Рискну предположить, что речь идет о смысле жизни. Но позвольте, скажете вы, один всю жизнь наукой занимался, другой - духовную карьеру строил, вот же он - смысл их жизней. Всё так, да не так. Оба героя взяты автором не в момент апогея их деятельности, а на излете, когда обоим им приходит понимание, что жизнь подходит к концу, и тут обнаруживается зияющая пугающая пустота.

Архиерей находит некоторое утешение в воспоминаниях детства, того времени, когда мир казался огромным и удивительным, когда были возможны любые чудеса и оправдывались любые ожидания, вот это действительно было время прикосновения к вечному и божественному, недаром дети не верят, что они когда-нибудь умрут.

А вся его "взрослая" жизнь была суетой суетной, сугубо мирского содержания по сути своей, несмотря на служение Богу. Вот и раздражение, сопровождающее его в последние дни жизни, не на русских людей он раздражается, а на мирскую суету уходящего от него мира, потому в последний момент за границу захотел, что "хорошо там, где нас нет", а был бы за границей - потянуло бы на Родину.

Однако же, прожил он жизнь праведную - умереть накануне Пасхи, таким "подарком" Господь удостаивает истинных праведников, архиерею даже не понадобилось для этого помогать деньгами сестре и её детям, достаточно было только пообещать, да и о матери девять лет не вспоминал, и даже не узнал её сначала, тоже обошлось, даже "посветлело" ему перед кончиной, может и правда, постукивая палочкой, отправился прямиком в рай.

Только кому от этого тепло, все быстро позабыли этого архиерея, слился он в памяти людской с другими архиереями, обезличился. И только старушка-мать хранит о нем память, так ей положено - она мать, а вот придет скоро её черед - помрет, и был ли мальчик Павлуша или преосвященный Петр, или не было его... Всю жизнь спасался и не смог ничего спасти, что он оставил миру после себя - только поток предсмертной рефлексии, да и тот он забрал с собой в могилу. Пустоцвет.