Хаос

 
Говорят, что раньше везде был хаос.
Думаю – это абсолютная правда.
Возможно, я и не прав, да
Как проверишь? Хоть я и пытался, каюсь.
 
 
Хаос, скажу вам, это отличная штука —
Ни на столе будильника, ни в кармане мобильника,
И даже за дверцей холодильника
Слегка подмороженный хаос. А ну-ка
 
 
Сравним это с такой ситуацией, к примеру,
Когда все распланировано сознательно,
Вроде бы и не этого хотел Создатель, но
Точно никто не знает, примем на веру.
 
 
В хаосе не найти даже сигарет.
Это грустно, но есть свои маленькие радости,
Потому что нет ни злобы, ни зависти, ни всякой гадости,
Чему завидовать? – ни у кого ничего нет.
 
 
В хаосе нет ни богатства, ни роскоши, ни даже денег,
Там ничего не найдешь, даже веник,
Убрать мусор и все, что со вчера осталось.
Да и какой мусор? – ведь это же хаос!
 
 
Ты думаешь, что один в хаосе гуляешь,
А тебя там уже любят и ждут – здрасьте.
Наверное, это и есть счастье,
Когда тебя ждут, а ты и не знаешь.
 
 
Ты уже привык к одиночеству,
Что зовут тебя чаще не по имени, а по отчеству,
Ты думал, что любовь это Божья милость,
А вот тебе пожалуйста – в хаосе, а случилось.
 
 
Ощущение от хаоса бывает двоякое,
Там тебе и смешное, и великое, и мелочь всякая,
Там любовь и ненависть – все смешалось.
Чему удивляться? – ведь это же хаос.
 
 
Там болтается много всякой всячины.
Это бывает довольно опасно:
Хорошо, если попадет не в глаз, но
А если в глаз? – зрение наполовину утрачено.
 
 
А если ты вообще – ни сном, ни духом,
Просто расслабился – можешь натолкнуться
На что угодно или не успеть увернуться,
Тогда извини – земля тебе пухом…
 
 
Упакуют тебя, аккуратно зароют,
Ты лежишь и думаешь: что же это такое?
Чего ради я здесь скукой маюсь?
Неужели навсегда закончился хаос?
 
 
Не волнуйся, не расстраивайся – хаос вечен
В отличие от тебя, так не будь же занудой,
Попробуй реанимируйся, выберись отсюда,
Подлечишь голову, зрение, печень,
 
 
Приведешь мысли в порядок, точнее в хаос,
Приоденешься, побреешься, назад обернешься,
Увидишь себя в зеркале и ужаснешься —
Ну тебе в прошлой жизни и досталось!
 
 
Но никто не заметит, что с тобой сталось,
Может, только сочтут тебя слегка сумасшедшим.
Не забывай, что в хаосе все смешалось,
И времена тоже – будущее с прошедшим.
 
 
В хаосе все зыбко и неабсолютно,
Ты не знаешь, было что-то или показалось?
Если тебе тихо, надежно и уютно —
Это что угодно, но только не хаос.
 
 
Попробуй-ка головой вниз,
Пораскинь мозгами и так, и эдак,
Согласись, что жизнь происходит из
Хаотических встреч молекул и клеток,
 
 
Из детского лепета, букв и звуков несмелых,
Движений робких по холсту кисти,
Из хаотического падения снежинок белых
На хаотически опавшие осенние листья…
 

«Тщеславие – условие прогресса…»

 
Тщеславие – условие прогресса.
Мне это ясно, как простая гамма,
А также ясно: если sexy-дама
Во мне не вызывает интереса
(При этом видно – дама полигамна),
Случилась не трагедия, не драма,
А просто с ощутимым перевесом
В борьбе прогресса с фактором старенья
Победу одержал, увы, сильнейший,
И никакие травы и коренья,
Проказницы и опытные гейши
Не остановят вечную программу.
Мне ясно видно, как простая гамма
Дошла до верха, топая ногами,
Там развернулась и, соря деньгами,
Ломая клавиши, сползает вниз.
 

«Волею случая брошенный в Реку Времени…»

 
Волею случая брошенный в Реку Времени
С обрыва, с моста, с порога, но только не в прорубь,
Помню, было тепло барахтаться с древними
Евреями, шумерами и прочими, прежде чем голубь
 
 
Взмахнул крылом над песком благодатного берега,
Замеченный девочкой смуглой, уставшей от бега.
Она подняла белоснежное перышко бережно:
Не это ли голубь, который однажды с Ковчега
 
 
Умчался искать горизонт за розовым облаком?
Но, вспомнив, как ветхо преданье, она улыбнулась…
Река протекала поблизости, рядом, около.
Река зашумела, ускорилась, будто проснулась.
 
 
Я плыл, легко скользя, отдавшись течению,
Ни сесть на мель, ни уйти за поля страницы
Мне не грозило. Я весь погрузился в чтение.
Я был читателем книги, где камни и лица
 
 
Смешались и, став барельефами, бились о стены
До́ма, возникшего вверх по теченью для сына
Девочки смуглой. Теперь там живут только тени,
Место, где был огонь, давно остыло.
 
 
Река бежала все дальше, вперед от истока,
Я слышал, кто-то шептал незнакомой речью,
Что время лукаво – река бежит с востока,
Но мне казалось – восток бежит навстречу.
 
 
Я плыл между строк, среди букв и неясных знаков,
Писанных, как всегда, по воде вилами,
Минуя поля неизвестных цветов и злаков,
Затоптанных волей вождей с надутыми жилами.
 
 
Река текла все быстрей, миллионы в экстазе
Кидались в нее, словно свиное стадо.
Река постепенно смешалась с кровью и грязью.
Река торопилась, река текла к водопаду.
 
 
Я вынырнул лишь на мгновенье вблизи устья,
Где мост, ставший опять Благовещенским, рядом
Сфинксы, и девочка смуглая смотрит с грустью
Вослед белой голубке, пытаясь взглядом
 
 
Ее вернуть. Вернуть туда, где река
Текла ручейком прозрачным меж яблонь и вишен.
Но волею случая я пока здесь. Пока!
Ведь шум водопада все ближе и ясно слышен.
 

«Блуждаю в паутине непонятных слов, но…»

 
Блуждаю в паутине непонятных слов, но
Чувствую, что слово всякое условно,
Слова неясны, зыбки, беспредметны, словно
Буквы. «Напоминают мне оне, – цитирую дословно, —
Другую жизнь…», где все как будто «за» беспрекословно,
Хотя разделены имущественно и сословно.
В системе букв и слов важнейшее искусство, безусловно,
Искусство стать глухим и напрочь все забыть.
Не надо нервничать, дышите ровно,
Вопрос извечный, гáвно или гóвно,
Неразрешим, как «быть или не быть».
 

Деревянная лошадка

 
Деревянная лошадка
Убежала в поля.
Видно, ей пришлось несладко,
Больно терла петля
 
 
И разодрано копыто.
Натерпелась сполна.
Но теперь все позабыто —
Наконец-то она
 
 
Не качалка, не каталка,
А свободный рысак,
И ни шатко и ни валко
Скачет рысью, да как
 
 
Грациозно, как игриво
В ковыле поутру.
Шелковисто вьется грива
На весеннем ветру.
 
 
И не страшен ей нисколько
Ни пинок, ни обман,
Ни забвенье, ни помойка,
Ни холодный чулан.
 
 
И неистовый наездник,
Тяжеленный, как слон,
Безвозвратно канул в бездне
Всех прошедших времен.
 

«Здравствуйте, доктор! Скажите, пожалуйста…»

 
Здравствуйте, доктор! Скажите, пожалуйста,
только негромко, шепните на ушко,
должен ли я, принесенный аистом,
верить чужой равнодушной кукушке?
 
 
Должен ли я, позабыв о беспечности,
верхнюю в страхе кусая конечность,
твердо решивший остаться в вечности,
думать о том, как отсрочить вечность?
 
 
Доктор, как справиться с нервными тиками?
Как не ругнуться на имя «Володя»?
И почему оглушительно тиканье
старых песочных часов на комоде?
 
 
Доктор, я знаю, вам жаль пациента.
Он вам никто, не друг, не приятель.
Он вынул все, до последнего цента.
Он расплатился. Он вам неприятен.
 
 
Вы мне сказали как-то: «Блажен
считающий дни не с конца, а с начала…
Время прощаться…» Я начал с женщин,
С первой с конца. Но она молчала,
 
 
словно меня не заметила. Матом
только подумала что-то. Похоже,
доктор, вы – патоло́гоанатом,
судя по цвету моей кожи.
 
 
Доктор, простите, вы умная женщина.
Можно ли, доктор, спросить вас про это?
Можно ли старый анамнез сжечь и на
Следующий день проснуться поэтом?
 
 
Сказан печальный диагноз на «с» без
тени сомнения в ласковом голосе.
Редкий мужчина на острове Лесбос
выучит гамму всю, от «до» до «си»,
 
 
чтобы сыграть ее вам на прощание,
доктор, под грохот полуденной пушки,
сгорбиться и, затаив дыхание,
ждать приговора часов с кукушкой.
 

«На некотором удаленье…»

 
На некотором удаленье,
на расстоянии плевка,
На несколько ступеней выше… Или ниже…
В надежде, в раздраженье,
в ожидании кивка,
На станции Девяткино или в Париже,
В желании бежать скорее прочь
или бежать навстречу —
Неясно, если бег в густом тумане,
К тому же за окошком ночь,
мерцают свечи,
На почве ревности или по пьяне
Смешалась кровь с любовью? Или это
Не стон, но озвучание зевка?
И впрямь, не нужно пистолета
На расстоянии плевка.
 

«Он, как любой гражданин Мира…»

 
Он, как любой гражданин Мира,
Ездил на машине любимого цвета,
Имел небольшую, но свою квартиру,
Боялся и ждал Конца Света.
 
 
Он красавцем особым не был,
Не был во лбу семи пядей,
Он не хватал звезд с неба,
Но все искал, по сторонам глядя,
 
 
Смысла вещей и причин тайных,
Сущности жизни и Мирозданья,
Решенья вопросов фундаментальных,
Словом, того, что почти все знают.
 
 
Его осенило вдруг и внезапно,
На кухне, за завтраком, утром, в халате,
Может, в философии он и слаб, но
Какая мыслища! Вот те нате!
 
 
Он не успел даже съесть котлету
И запить глотком свежего кефира…
КАЖДАЯ СМЕРТЬ – КОНЕЦ СВЕТА,
КАЖДОЕ РОЖДЕНИЕ – СОТВОРЕНИЕ МИРА.
 
 
Он был так потрясен этим,
Что о чудесном своем озаренье
Сразу захотел рассказать детям,
Но их у него не было, к сожаленью.
 
 
Но зато у него были две бабы,
Брюнетка и блондинка, натуральная, он уверен,
И где бы он ни был и ни ехал куда бы,
Он всегда и везде был им верен.
 
 
Конец Света – это весьма неприятно,
И тут уж совсем даже не до смеха,
И жизнь коротка, чтобы было понятно,
Примерно, как от крика до эха.
 
 
Если с неба, из голубого эфира
Крикнуть громко, на всю планету,
Ничтоже сумняшеся: Сотворение Мира!
Эхо ответит: Конец Света…
 
 
И он торопился жить с кайфом,
Любил выпить пива с цыпленком карри,
Зимой он отдыхал с брюнеткой в Хайфе,
Ну а летом с блондинкой в Сыктывкаре.
 
 
Как-то на пути туда или оттуда,
Летя в самолете большом и железном,
Он все думал, что самолет – это чудо,
И знал, что сверху и снизу бездна.
 
 
Он попросил принести газету
И спрятал в сумку томик Шекспира…
Каждая смерть – Конец Света,
Каждое рождение – Сотворение Мира…
 
 
Это случилось, как удар током,
Наверное, в моторе сломалось что-то,
Самолет круто повело боком,
А потом резко бросило в штопор.
 
 
Он падал вниз, как с души камень,
Он был спокоен, не распускал сопли,
Он не хватался за воздух руками,
Он не слушал рыданья и вопли,
 
 
Он не думал о Сотворенье Мира,
Он не боялся Конца Света,
А только шептал: прости, Мирра,
И повторял: прощай, Света…
 
 
Круги на воде разбегались долго,
Гадать да рядить почему – поздно,
Если честно, была еще Ольга,
Но эпизодически, несерьезно.
 
 
Он не заметил Конца Света,
Только слышал, как чайка кричала:
Дескать, мир вечен, пока, мол, есть дети,
И вообще нет ни конца, ни начала.
 
 
Пенять на судьбу не очень красиво,
Совсем не плохо уйти к рыбам,
Несут пузырьки из глубины синей
Метафизическое «СПАСИБО».
 
 
Он растворился во всем мире,
И потому до Конца Света
Слух его будет ласкать лира
Неоцененного поэта.