Цитаты из книги «Как я нечаянно написала книгу»

kill your darlings[14]. Видишь ли, иной раз целыми днями сидишь и обдумываешь роскошную сцену или часами шлифуешь один абзац. Но нередко этот кусочек текста все равно никак не вписывается в повествование. А ты не хочешь его выбрасывать, потому что он тебе очень нравится. Хороший редактор вправе сказать, что кой-какие части текста надо убрать. Поначалу я хранила таких любимцев в отдельной тетрадке, чтобы когда-нибудь использовать, но когда накопилась чуть не целая книга, отправила все в печку.

Я почувствовала, что покраснела. Только сейчас до меня дошло, что по отношению к Диркье я вела себя очень плохо. Наверняка ей было паршиво. А хуже всего, что я об этом вообще не думала.

Пора тебе побольше поиграть с перспективой, с точкой зрения.

До сих пор ты писала с точки зрения Катинки. Опиши то же происшествие с точки зрения какого-нибудь другого персонажа. Поставь себя на место Диркье. Что она думает и чувствует? Как восприняла эту ситуацию? С чем она борется и как смотрит на Катинку?

Роман всегда рассказывает о самом авторе. Тебе знакома писательница Хелла Хаассе[10]? Я кивнула. – Она однажды сказала: хороший читатель может отыскать в моих романах критические моменты моей жизни. – В твоих книгах тоже? – спросила я. – Это относится к любому писателю.

Да, писателю хочется именно этого, – сказала Лидвин, когда я дала ей прочитать, что написала про Андре Хазеса. – Хочется тронуть сердца читателей. – А как это сделать? – Как сделать… – Она помолчала. – Тут рецепта нет… Опять тишина. Потом она сказала: – Я и сама толком не знаю. Писательская карьера вдруг отступила далеко-далеко. Раз Лидвин тоже не знает. – Значит, чтобы красиво все описать, необходимо пережить это самому? – спросила я. – Пожалуй, не помешает. Когда сам испытал большое горе, сможешь прочувствованно описать горе персонажа. Но в таком случае необходимо посмотреть на все это с некоторого расстояния. Прочувствованно. Да, именно это я и имела в виду. Прочувствовать все насквозь.

Я все написала в настоящем времени, – сказала я Лидвин, когда она стала читать. – Да, – сказала Лидвин. – Удачный выбор. Читатель словно бы там присутствует. Хо-хо, я начинаю соображать. Она осталась довольна и синей ковровой дорожкой, и блестящими ботинками, и лысой головой, и голубым фартучком, и кафедрой из искусственной древесины, и отпечатками пальцев на нержавеющей стали. – Все эти конкретные детали делают рассказ реальным, – сказала она. Но у нее, конечно, и замечания нашлись. Сперва я не называла имен, писала просто «человек» и «покойник». – Если ты дашь директору и покойнику имена, будет еще реальнее, – сказала она.

Хо-хо, я начинаю соображать. Она осталась довольна и синей ковровой дорожкой, и блестящими ботинками, и лысой головой, и голубым фартучком, и кафедрой из искусственной древесины, и отпечатками пальцев на нержавеющей стали. – Все эти конкретные детали делают рассказ реальным, – сказала она

Лидвин опять дала мне небольшое задание. Речь шла о том, чтобы писать эмоционально. – Опиши какое-нибудь событие или действие в настоящем времени и используй все свои ощущения: слух, зрение, вкус, обоняние

Папа в отчаянии» – так я написала сперва. – Откуда ты знаешь, что папа в отчаянии, тебе ведь всего-то пять лет? – спросила Лидвин. – Хм-м… – Стало быть, этого ты не знаешь, ты не могла заглянуть ему в голову. Не знала, что чувствует твой папа. Это твоя нынешняя интерпретация. Что видела маленькая Катинка в ту минуту? – Ну, что папа сел на бордюр. – Вот именно, это и есть перспектива тогдашней Катинки. «Перспектива», – записала я на айфон. – Перспектива – это значит, чьими глазами ты описываешь то или иное событие