Цитаты из книги «Как я нечаянно написала книгу»

Перспектива – это значит, чьими глазами ты описываешь то или иное событие

Вот какое задание дала мне Лидвин: записать мои самые первые воспоминания. В настоящем времени и глазами ребенка, каким я тогда была.

На прошлой неделе она еще говорила про «конфликт» и про «сталкивающихся персонажей». По ее словам, это самые важные элементы рассказа.

Знаешь, что ты сделала в этом отрывке? Внесла ускорение. – Ускорение? – Ну да. Ты уже не описываешь каждый приезд Диркье по отдельности. Ты как бы обобщаешь. – А разве нельзя? – Как раз очень даже можно. То есть – иногда. Время – важный инструмент писателя. Его можно и ускорить, и замедлить. Одним-единственным предложением перескочить через десять лет. Или на десяти страницах расписать поцелуй, длящийся всего минуту.

Наверно, надо написать о Патриции что-нибудь хорошее? – спросила я у Лидвин. – А разве ты не пишешь? – Ну да, что она с нами играла. Но я имею в виду: что-то по-настоящему хорошее. Ты же сама говоришь, что у персонажей всегда две стороны. – Не каждого персонажа надо разрабатывать полностью. Пусть все так и остается, эта Патриция была просто жуткая привереда.

Противопоставления в рассказе работают неплохо. Только дело в том, что второстепенный персонаж просто так не вводят. У него должна быть определенная функция. Точь-в-точь как у Боба. Ты ввела его, чтобы показать, что твой папа не очень-то ладит с инструментами.

Вообще-то я толком не знаю, зачем все это написала, – сказала я Лидвин. – Ну, хотела объяснить, почему мы всегда едим, сидя на скамейке. – А почему это важно? – спросила Лидвин. И посмотрела на меня поверх очков. – Потому что кое-что говорит о том, как мы живем? – А почему ты рассказываешь именно про еду на скамейке? – Может… потому, что Патриция считала это глупостью. – Ты собираешься и ее вывести на сцену? – Хм, ну да, позднее. – Как главную героиню или как второстепенную? Уф-ф, что-то здорово смахивает на перекрестный допрос. – Как второстепенную. – И какова тогда ее роль в рассказе? Я невольно призадумалась. – …наверно, потому, что Диркье не считает это глупостью? – Ага, противопоставление. Ты хочешь использовать Патрицию, чтобы показать Диркье в выгодном свете.

Я вот что хочу сказать: писатель должен научиться видеть, что́ стоит за всем этим. За внешней стороной людей. Я имею в виду борьбу. Борьбу, в которой так или иначе участвует каждый. Именно в ней и заключается рассказ. Борьба. Благодаря этому слову мне только стало вполне понятно, что взрослые тоже не всегда все знают. Я подумала о папе и Диркье. А когда краем глаза глянула на Лидвин, подумала: значит, надо высматривать борьбу. То, что скрыто. И у Лидвин тоже.

Во втором абзаце у тебя почти каждое предложение начинается с подлежащего и личной формы глагола, – сказала Лидвин и прочитала мои предложения, особо подчеркивая первые слова: – «Мы еще долго сидели после обеда в саду. Никто не отнес тарелки на кухню. Калле показывал Диркье фокусы. Папа откупорил вторую бутылку красного вина. Диркье закурила сигарету». Звучит скучновато. Каждый раз, когда Лидвин читает вслух кусочек моего текста, мне хочется заткнуть уши. – Нет-нет, повтор здесь как раз на месте, в нем есть приятный ритм. Читатель чувствует, как вечер колышется, словно спокойное море. «Играть порядком слов», – записала я на айфон, потом добавила «повтор» и «ритм». Все-таки кое-что получается, подумала я. Теперь придется в каждом предложении думать про порядок слов?

Лидвин завела речь о подлежащем, личной форме глагола, сказуемом и прямом дополнении (это еще что за штука?) и о том, что можно поиграть их порядком.