Цитаты из книги «Как я нечаянно написала книгу»

Ну, это значит: . Видишь ли, иной раз целыми днями сидишь и обдумываешь роскошную сцену или часами шлифуешь один абзац. Но нередко этот кусочек текста все равно никак не вписывается в повествование. А ты не хочешь его выбрасывать, потому что он тебе очень нравится. Хороший редактор вправе сказать, что кой-какие части текста надо убрать. Поначалу я хранила таких любимцев в отдельной тетрадке, чтобы когда-нибудь использовать, но когда накопилась чуть не целая книга, отправила все в печку.

начать можно просто где угодно? – Я записала на айфон слово «сцена». – Не просто, надо выбрать сцену, которая вызовет у читателей любопытство и вовлечет их в рассказ.

незачем писать хронологически, – сказала Лидвин. – Можно начать с середины, а оттуда смотреть назад и вперед, так намного интереснее. Или начать с конца

Вот, значит, в чем дело! Главное не в том, о чем ты пишешь. А в том, как ты все описываешь.

Чтобы писать образно, надо использовать все свои органы чувств и очень точно следить за своими ощущениями. А потом подробно описывать, что́ именно видишь, слышишь и обоняешь. Вот чему ты должна научиться в первую очередь. Show, don’t tell[3] – так это называется на писательском жаргоне

Стало быть, этого ты не знаешь, ты не могла заглянуть ему в голову. Не знала, что чувствует твой папа. Это твоя нынешняя интерпретация. Что видела маленькая Катинка в ту минуту? – Ну, что папа сел на бордюр. – Вот именно, это и есть перспектива тогдашней Катинки. «Перспектива», – записала я на айфон. – Перспектива – это значит, чьими глазами ты описываешь то или иное событие. Попозже я все тебе расскажу про перспективу. Это понятие сложное, но для писателя чрезвычайно важное.

Сперва займемся уроком. Знаешь, что ты сделала в этом отрывке? Внесла ускорение. – Ускорение? – Ну да. Ты уже не описываешь каждый приезд Диркье по отдельности. Ты как бы обобщаешь. – А разве нельзя? – Как раз очень даже можно. То есть – иногда. Время – важный инструмент писателя. Его можно и ускорить, и замедлить. Одним-единственным предложением перескочить через десять лет. Или на десяти страницах расписать поцелуй, длящийся всего минуту. Десять страниц на поцелуй? Наверняка с уймой «конкретных деталей», как сказала бы Лидвин. Ну нет, лучше уж ускорять. Иногда мне хочется заглянуть в будущее. Просто чтобы узнать, как все пойдет дальше. Жизнь то есть. Моя жизнь.

Ну да, что она с нами играла. Но я имею в виду: что-то по-настоящему хорошее. Ты же сама говоришь, что у персонажей всегда две стороны. – Не каждого персонажа надо разрабатывать полностью. Пусть все так и остается, эта Патриция была просто жуткая привереда. – А Диркье? Как тебе Диркье? – Она куда лучше вам подходит, это и ежу понятно.

наверно, потому, что Диркье не считает это глупостью? – Ага, противопоставление. Ты хочешь использовать Патрицию, чтобы показать Диркье в выгодном свете. – А разве нельзя? – Да как раз можно! Противопоставления в рассказе работают неплохо. Только дело в том, что второстепенный персонаж просто так не вводят. У него должна быть определенная функция. Точь-в-точь как у Боба. Ты ввела его, чтобы показать, что твой папа не очень-то ладит с инструментами. Хм, такой подход мне вообще в голову не приходил. Папа, конечно, не мастер работать руками, но с компьютерами все-таки управляется вполне ловко. Лидвин пошла за чаем. А вернувшись из кухни, сказала: – Твоему папе Патриция вообще не подходила. Это и ежу ясно.

– Я вот что хочу сказать: писатель должен научиться видеть, что́ стоит за всем этим. За внешней стороной людей. Я имею в виду борьбу. Борьбу, в которой так или иначе участвует каждый. Именно в ней и заключается рассказ. Борьба. Благодаря этому слову мне только стало вполне понятно, что взрослые тоже не всегда все знают. Я подумала о папе и Диркье. А когда краем глаза глянула на Лидвин, подумала: значит, надо высматривать борьбу. То, что скрыто. И у Лидвин тоже.