Глава 1

С той поры прошёл год. Пока дедушка здоров был, жили мы спокойно и радостно, а зимой унесла его неведомая лихорадка.

Пошла я в услужение к богатому соседу. Всё бы ничего, да недавно сынок его, Фрол, из похода княжеского вернулся, и теперь житья мне от него не стало: то руки распускает, то губами слюнявыми тянется.

Умерли родные. Нет больше у меня никого, и некому за меня, горемычную, заступиться.

С самого рассвета работа на кухне кипела: посуду в корыте нужно перемыть, обед наготовить, а на утренней и вечерней зорьке ещё скотину накормить и подоить.

Руки от ледяной воды одеревенели, но лучше так, чем в избе перед глазами Фрола мельтешить.

Чтоб его лихоманка взяла!

Подумав о ненавистном хозяйском сынке, вздрогнула, но торопливо отогнав мрачные мысли, вернулась к работе.

Одна отрада: когда с делами управлюсь, можно будет рукоделием заняться – рушники да рубахи узорами причудливыми вышивать, или в лес сходить – берёзкам-подружкам на судьбину мою нелёгкую пожаловаться.

Долгими зимними вечерами я любила выводить хитрые завитки под тихие, заунывные песни. В голове рисовала, как красавец-молодец с сапфировыми глазами и кудрявыми волосами наденет рубаху, залюбуется моей работой. Представляла образ милого суженого, нежные объятия да сладкие поцелуи, сама смущалась и краснела от глупых мыслей.

Теперь-то я понимала, какими нелепыми были мои мечты. Судьба оказалась ко мне немилостива.

«То ничего, некоторым гораздо хуже бывает, – уговаривала я себя, вспоминая бабушкины наставления о смирении и терпении, но представляя Фролкины объятия и поцелуи, мне аж тошно делалось. – Нет! Никогда этому не бывать, лучше в реке утоплюсь!»

Удачно выйти замуж я не помышляла. Кто ж в семью сироту-бесприданницу примет?! Но хоть бы вдовец какой добрый да работящий посватался, я, может, и согласилась бы, лишь бы подальше от Фрола да дружков его наглых, да развязных.

Под вечер, прихватив ведро, отправилась в хлев доить коз. Рогатые неслухи радостно заблеяли, они признавали только мои руки, упрямо не даваясь никому.

– Алёнка, а ну, ступай сюда! – послышался недовольный окрик хозяйки. – Опять, наверное, бока отлёживаешь. Вот свалилась на мою голову помощница.

– Здесь я, Прасковья Никитична, – почти сразу ответила я, выглянув из хлева. – В козлятник пошла.

– Смотри у меня! – строго добавила она и погрозила пухлым пальцем. – Просто так кормить не стану. На хлеб заработать надо.

У крыльца стоял Фрол и, сложив руки на груди, нахально ухмылялся.

Не поднимая на него глаз, я вернулась в хлев, подпёрла вилами дверь и тихо поцокала, подзывая животных. Мягкая шёрстка приятно грела озябшие руки.

– Родные мои, заждались уже? Сейчас, сейчас я быстро, – ворковала, одновременно обмывая вымя тёплой водой.

Через мгновение в дно ведёрка ударились первые тугие струи молока.

– Ну вот и всё, – сказала я, погладив последнюю, шестую, козу по спине.

Всех до одной обласкала и подоила. Заботливо прикрыв ведёрко куском белой ткани, выпрямилась и наткнулась на Фрола, стоявшего позади.

– И нравится тебе такая жизнь? Умаялась, поди, за день? – с притворной заботой спросил он, пытаясь обнять меня за талию.

– Уйди, не то закричу, – попятилась я.

«Как вырваться? Он хоть и неповоротливый, да тут бежать некуда», – мелькнула мысль.

Я начала медленно отступать к дальней стене хлева.

– Кричи. Матери скажу, что сама мне проходу не даёшь. Выгонит из дому, пойдёшь по дворам побираться. А если приласкаешь да в уста поцелуешь, так и я для тебя расстараюсь. Хочешь, сапоги сафьяновые с ярмарки привезу, хочешь платок шёлковый, а хочешь, бусы с серьгами подарю? – голос Фрола перешёл в хриплый шёпот. – Ты только скажи!

– Не подходи! Убью, если тронешь! – предупредила я.

– Ух, так даже лучше! Люблю норовистых кобылок усмирять, – Фрол едко усмехнулся и рванул вперёд.

Со всей силы размахнувшись деревянным ведром, полным молока, я стукнула хозяйского сынка по голове. Он не успел отпрянуть, ведро коснулось его плеч, молоко расплескалось, залив напавшему лицо и рубаху.

Я вжалась в дальний угол. Отступать было некуда. Мокрый и разъярённый Фрол надвигался на меня подобно быку.

«Всё, убьёт сейчас», – подумала я и съёжилась, ожидая удара, но в этот момент в дверях появилась Прасковья Никитична.

– Ах ты, зараза криворукая! Хозяйское добро портить вздумала, – зычно завопила она.

Не замечая сына, подскочила ко мне, схватила за косу, стала таскать и приговаривать:

– Вот тебе, чтобы неповадно было молоко разливать. Вот так, вот так.

Я пыталась отстраниться, но от её тяжёлой руки так просто было не уйти.

– Ну что, будешь ещё добро портить? Будешь? – приговаривала она, продолжая таскать меня за волосы.

На дворе уже собрался народ, и это подначивало её всё больше, всё сильнее. Она ходила вокруг меня и сыпала ругательствами:

– Посмотрите, какая змеюка выискалась. Сначала молоко вылила, а потом и чего другое задумает. Впредь тебе наука будет.

Фрол стёр стекающие с лица молочные капли и довольно улыбнулся.

– Гнать её, матушка, нужно. Сумасшедшая она. Хотел ей помочь ведро донести, а она кинулась на меня.

– Ах ты, гадина! Коза бесстыжая! – снова взревела Прасковья Никитична, срываясь с места. – На сына моего руку подняла. Вон со двора. Чтобы духа твоего тут не было! Всем расскажу, какая ты есть змея подколодная. Никто тебя больше в дом не пустит.

Она занесла кулак над головой, размахнулась, но я с силой оттолкнула её, поднырнула под руку Фрола, скользнула к двери и выскочила на улицу.

Не помню, как выбралась со двора, как прибежала в старую дедовскую избу, как заперла дверь и до глубокой ночи сидела на лавке, уставившись в угол.

Зацепилась взглядом за свежую паутину на потолке и скривилась. В этих неуютных тишине и полумраке дом выглядел чужим.

Ветер снаружи завывал. Через треснутые ставни пробивались холодные лунные лучи. Казалось, что по полу растекалось расплавленное серебро, лужицами собираясь вокруг старинных вещей, хранивших давно забытые тайны.

В избе висела тишина, только в щели неугомонный сверчок стрекотал да под полом полёвка скреблась.

Чувства одиночества и безнадёжности легли плотным покрывалом на плечи, хотя родная изба раньше никогда не тяготила, и я с удовольствием пряталась в ней от всего мира.

Бросилась я в угол к резной шкатулке, в которой хранила свои главные сокровища: мамины бусы, деревянную свистульку в форме птички с закрытым клювиком, которую ещё отец вырезал, да крохотное бабушкино зеркальце.

Все ценности свои я сложила в поясной мешочек. На самом дне шкатулки увидела маленькое серебристое пёрышко.

«А это мне зачем? – подумала я, но на всякий случай тоже сунула его туда же.

Положив в котомку последний кусок хлеба, накинула на плечи шерстяной платок и вышла из дома.

Жёлтая полная луна освещала двор, и было почти так же светло, как днём. Я спустилась с крыльца и пошла вперёд, ступая медленно и осторожно. Свернула на тропинку, ведущую к мосту через ручей, прошла пару шагов и замерла будто вкопанная. Вода казалась чёрной, как дёготь. Посреди ручья спиной к берегу стояла женщина. Распущенные изумрудно-зелёные волосы укрывали её до пят. В руках её ярким серебряным отблеском вспыхнуло зеркальце.

Поверхность воды закипела пузырями. Я начала различать вокруг зеленовато-жёлтые всполохи и бесплотные тени. Слышалось жалобное завывание. На мгновение показалось, что в шёпоте ветра я услышала голос, зовущий к воде.

Ледяные мурашки поползли по спине, и я испуганно стала отступать назад. Зацепившись за корягу, едва не упала, но устояла и уже пожалела, что вышла ночью из дома. Я стала пятиться, пятиться, пока не поднялась на пригорок, а потом во весь дух кинулась к опушке.

Глава 2.

Первые капли дождя упали мне на лицо. Я оглянулась. Дорога до деревни утонула в тёмной сумрачной дымке, а значит, не было для меня теперь пути назад. В последний раз бросив взгляд на родные места, я направилась в неизвестность. Не знаю почему, но мне казалось, что лес – это единственное место, где мне будут рады.

Тёмные деревья встречали молчаливо. Они, словно сказочные великаны, охраняли вход в свои мрачные чертоги. Тихий шёпот листвы действовал успокаивающе, будто со мной говорил родной человек.

Когда я пробиралась через тёмные заросли, у меня появилось странное ощущение: вроде и проходила по этим местам много раз, а всё вокруг каким-то незнакомым было.

В ответ на мою не высказанную вслух мысль по кронам ближайших деревьев пробежала волна, а в следующее мгновение на поляну из неглубокого оврага вынырнули быстрые тени.

Полупрозрачные девы с колышущимися, словно в воде, волосами серебристо-жемчужного цвета кружились вокруг меня. Их тонкие фигуры были прикрыты лёгкими сарафанами, а ноги едва касались земли, отчего казалось, что лесные красавицы парят над поляной. Незнакомки хихикали и перешёптывались между собой.

– Кто вы? – тихо спросила я, но эхо тут же подхватило мои слова и гулко разнесло по всему лесу.

– Вы…вы…вы…

Одна из девушек осторожно коснулась моего запястья и потянула за собой. Будто звала.

– Куда ты меня ведёшь? – снова спросила я.

– Ведёшь…ведёшь…ведёшь… – повторило эхо.

Я замерла, не понимая, что делать, но любопытство взяло верх: решила последовать за лесной девой.

Она всё глубже уводила меня в непролазную чащу. Мы пробирались по узким тропинкам и тёмным зарослям, и я уже начала сомневаться в своём решении, хотела развернуться и бежать назад, но тут передо мной открылась небольшая поляна, освещённая лунным светом.

Подружки лесной девы окружили меня и стали что-то тихо напевать. Мне никогда не приходилось видеть более удивительного зрелища.

Внезапно девушки расступились – краем глаза я заметила огонёк вдалеке. Он то пропадал, то снова показывался, мелькая между деревьями. Ещё бабушка рассказывала, что огни, которые появляются в лесу и на болотах – это души умерших. Но этот свет не казался мне опасным. Он неудержимо манил меня. Постояв немного, я направилась в ту сторону. И чем ближе подходила, тем спокойнее мне становилось.

Вскоре передо мной показалась избушка. От посторонних глаз её скрывали густые заросли тёмных деревьев. Стены увивали стебли плюща.

Словно пауки, плетущие свою замысловатую паутину, они цеплялись за выступы и сучки. Узловатые, похожие на щупальца ветки торчали со всех сторон, будто когда-то двигались, а теперь застыли в танце. Крыша, укутанная мхом и лишайником, сливалась с листвой. Странные символы, вырезанные на дверях, добавляли мрачности и таинственности избушке.

Вокруг витали ароматы душистых лесных трав и древних тайн. Из трубы вился сизый дымок. В единственном окне светился тусклый огонёк. В небе над избушкой плавали тучи, создавая вокруг причудливые узоры из теней и света, словно сама природа пыталась предостеречь отчаянных смельчаков от входа в этот дом.

Я услышала тихое покряхтывание. В следующее мгновение дверь распахнулась, и на пороге показалась древняя старуха в одежде из листьев, с волосами, похожими на корни деревьев. В руках она держала длинный посох, вершину которого украшала ветка, напоминающая хвост змеи. Глаза её сверкнули странным огнём.

– Что за гость явился на порог моего дома? – пробормотала она, и голос её, в отличие от внешности, оказался довольно сильным.

– Простите бабушка, что потревожила в такой час, – испуганно попятилась я. – Кажется, я заблудилась, шла, шла и вышла к вашей избушке.

– А что ты так поздно в лесу делаешь? Где твои родные? – нахмурилась она.

– Нет у меня никого. Одна я на белом свете осталась, – тяжело вздохнула, опустив глаза.

Старуха внимательно посмотрела на меня, покачала головой, будто решала, стоит ли впускать в дом незнакомого человека.

– А как звать-то тебя, горемычная?

– Алёнкой кличут.

– Проходи, коли ничего дурного не замышляешь, – прокашляла старуха.

– Что вы бабушка?! – испуганно воскликнула я. – Не со злым умыслом я к вам пришла.

– Ну-ну, – хмыкнула хозяйка, пропуская меня внутрь. – Люди часто одно говорят, а в голове другое держат.

В доме старуха уже не выглядела такой безобразной, как мне показалось вначале.

Длинный шерстяной убрус¹ почти полностью закрывал её сгорбленную фигуру, оставляя открытыми только иссушенную крючковатую руку да покрытое глубокими морщинами лицо. Так как волосы её были убраны, узнать седые они или нет, не представлялось возможным.

– Так как, говоришь, мою избушку нашла? – строго спросила она, запирая на засов дверь. – Кто тебя сюда послал? А ну, говори!

– Так сама я… – еле слышно прошептала я.

– Врёшь! – рыкнула старуха и обезумевшими глазами, похожими на два уголька, уставилась на меня. – Не скажешь правды, пожалеешь!

Сердце моё едва не выскочила от страха.

– Да как же вам не совестно, бабушка, людей пугать?! – разозлилась вдруг я. – Никто меня к вам не посылал. Всю дорогу девы лесные вокруг кружили, а потом я вашу избушку увидела.

– Ты гляди-ка, не испугалась?! – удивлённо пробормотала старуха себе под нос. – Ну ладно, посмотрим.

Глава 3.

Воздух внутри дрожал от паров. Они окутывали скромное убранство комнаты плотной пеленой. Железный котелок, несколько кастрюль, сковородок, вёдер, глиняные горшки и плошки, погнутый ковш, полдюжины простых ножей и деревянных ложек составляли всю домашнюю утварь. На печи в чугунке что-то булькало и клокотало. Большие и маленькие золотистые тыквы в избушке лежали повсюду: на подоконнике, на столе, на лавках. Травы пучками висели вдоль стен. Куколки соломенные сидели по лавкам.

Пахло вкусно: пряно и терпко. Казалось, время в этом месте замерло, погружая в состояние умиротворения и спокойствия.