Конечно, с мальчишкой он опростоволосился. Нужно было его убить, и нужно было догнать тех нобелей, что дали деру; но любопытство одержало верх, где-то в глубине души хотелось поглядеть, а что же будет дальше?
Говорящий, неправильная жертва, башня Могущества.
Золото и белый шелк, глаза, подведенные изумрудной краской…
Все это раздражало – была привычной концентрация любых движений воли, а не хаотичная мешанина красочных пятен. И оттого настроение портилось с каждой минутой.
Дождавшись, наконец, напутственного слова Второго Говорящего, жрец заторопился прочь. В конце концов, его могли в любой день отправить к Пирамиде, а дел было хоть отбавляй…
Хофру переступил через порог, окунаясь в горячее тепло дневного светила, и неторопливо зашагал в сторону Дворца. В замшевом футляре лежало указание Второго Говорящего – «о высоком дозволении брату Хофру из семьи Нечирет пользоваться дворцовой библиотекой».
В храме тоже было немало книг – но по большей части это были книги, посвященные исследованию сущности Селкирет, трансформе, медитации и прочим полезным навыкам жрецов. В библиотеке Дворца оказались собраны книги, найденные в новом для серкт мире – ими-то и собирался заняться Хофру, добросовестно храня в памяти письмена из ледяной пирамиды.
…Он беспрепятственно миновал часовых, оставил позади холл с раздражающе-блестящим слюдяным полом и вышел во внутренний двор, где зеленой ступенчатой пирамидой возвышался многоярусный сад.
Это была одна из любимых игрушек Царицы, ее детище – детище существа, которому было отказано в возможности иметь живого ребенка. И Царица с воодушевлением совершенствовала сад, как будто трудясь над растущим серкт; насаждались новые деревья и экзотические цветы, привозимые со всех концов Эртинойса, подрезались крылья диковинным и редким птицам. Божественная Териклес как-то пожелала иметь в своем саду существо разумное и – кто откажет владычице? Жрецы быстренько разыскали младенца из крылатого народа, отрезали ему крылья и поселили в соломенном домике у подножия самого высокого дерева. Игрушка быстро выросла, повзрослела, выучила язык серкт и стала бывать во Дворце. А сколько было шуму, когда элеана сбежала!
Он поежился. Хорошо бы никому и никогда не узнать, как именно удрала забава самой Териклес.
О том, что было до побега царской зверушки, Хофру предпочитал не вспоминать, и почти преуспел в этом. Он спрятался за холодными стенами собственной ледяной башни. Ключик, способный разбить тщательно укрепленные бастионы жреческой души, был спрятан в старой книге, которую, в свою очередь, хранитель таинств водрузил на самую высокую полку и поклялся не трогать без крайней на то необходимости.
… Хофру все же остановился, вдохнул полной грудью. В лицо слабо веяло зеленью и свежестью. Он отбросил за спину капюшон, подставляя гладко выбритые щеки дыханию оазиса… И, ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, быстро натянул его обратно.
Навстречу, по дорожке, торопливо шел нобель. Он запыхался от быстрой ходьбы, широкие рукава раздувались белыми парусами, и надоедливо позвякивали золотые браслеты на тонких и изнеженных запястьях. Но не это было главным – а главным было то, что к Хофру спешил тот самый мальчишка, которому удалось уйти от жреца в темном дворцовом коридоре.
Их разделяли считанные шаги – Хофру даже не шевельнулся. Ждал.
А мальчишка, торопливо приложив руку к сердцу и краснея, пролепетал:
– Я тебя узнал, когда ты убрал капюшон.
– Многие меня знают, – невозмутимо ответил Хофру, – я милостью Селкирет хранитель таинств, и вот уже сколько лет живу в храме.
Нобель замотал головой так, что, казалось, тонкая шея вот-вот переломится. Он совершенно позабыл о том, что нужно беречь прическу, завитые и уложенные валиком на затылке волосы.
– Нет! Я тебя узнал, жрец. Там, в коридоре…
И осекся, испуганно глядя на Хофру. Даже браслеты перестали звякать – только красиво очерченные губы юноши подрагивали.
– Почему ты молчишь? – нобель снова не выдержал, – ты же отпустил меня? Почему, а? Ну, скажи, почему ты дал мне уйти? Я же знаю вас, хранителей таинств! Тот, кто попался к вам у руки, уже может считать себя мертвецом…
– Но ведь ты выглядишь вполне живым, – Хофру мягко отодвинул в сторону мальчишку, – позволь мне пройти.
Нобель скривился так, словно обнаружин на подушке жабу.
– Великая Селкирет! Теперь ты делаешь вид, что ничего не было… Но разве не ты спрашивал меня? Разве нет?
Хофру быстро огляделся: похоже, за ними никто не подглядывал. Затем, вцепившись в тонкий локоть юноши, он силой отвел его на нижний ярус сада и усадил на мраморную скамью под апельсиновым деревом. В узких глазах мальчишки бился страх, но, как и полагается истинному нобелю, он все еще пытался напустить на себя равнодушный вид.
– Я советую тебе поскорее забыть о тех событиях во Дворце, – медленно проговорил Хофру, – это последний раз, когда я с тобой разговариваю. Ты хорошо понял?
Юноша развел руками.
– Но, хранитель таинств… Когда ты меня спросил, а затем позволил уйти… Я думал, что тебе интересно знать всю правду. Но я не успел рассказать…
– Ты и без того достаточно мне поведал, – отрубил Хофру, – а теперь иди. И забудь о моем существовании. Странно, что ты вообще меня узнал.
– Я слишком близко видел лицо смерти, – криво усмехнулся мальчишка, – послушай, хранитель таинств! Я-то думал, что ты ищешь истину…
Хофру сложил руки на груди, качнул головой.
– Если ты знаешь так много, то скажи сейчас – чего я мог не увидеть тогда?
– Амхея за день до смерти была у подруги, – едва слышно произнес нобель, – она была удручена и сказала, что беседовала с Говорящим в его покоях… А уходя, случайно разбила какое-то зеркало.
Хофру остолбенел. Зеркало! Ну почему высокородная дура не расквасила себе нос, или не разбила какую-нибудь вазу из тех, что заказывает себе Царица по тысяче полновесных монет за каждую?
Разбить зеркало означало навлечь несчастье на весь свой род, и оттого серкт пользовались зеркалами из бронзы и серебра. Совсем другой вопрос – откуда у Говорящего с Царицей появилось бьющееся, недозволенное зеркало? Неужели… То самое, ритуальное?
– Это все, – прошептал юноша, глядя на Хофру снизу вверх, – надеюсь, это тебе поможет?
– Все в воле Селкирет, – выдохнул жрец, – уходи отсюда, благородный серкт, и больше никогда – Слышишь? – никогда не заговаривай со мной. Ты поведал мне достаточно.
– Да, да!
Юноша бодро зашагал прочь, и Хофру долго провожал его взглядом, ровно до тех пор, пока трепещущие на ветру белые одежды не скрылись за углом зеленой пирамиды сада.
Разбитое ритуальное зеркало многое меняло, переворачивая всю историю с жертвой с ног на голову. И, чем меньше серкт узнает об этом, тем лучше.
«Успеет – или не успеет?..»
Хофру, досчитав про себя до десяти, выбрался из тени ажурных крон и степенным шагом побрел в том же направлении, что и нобель.
«Успел?» – Хофру усмехнулся.
Живучи нобели, как ни крути… Говорит о себе близость к Царице – а простой серкт умер бы от разрыва сердца, не пройдя и десяти шагов. Ведь жрец Хофру превосходно знал, куда и как следует нажать, чтобы тайна умерла вместе с ее хозяином.
– Помогите! Кто-нибудь, сюда! Лекаря! – звонкий женский голос безумной птицей забился о высокие стены дворца, – Скорее же, лекаря!
Хофру пожал плечами и заторопился в библиотеку.
Теперь… он был недоволен собой, потому что – конечно же! – чтобы окончательно похоронить тайну, следовало избавиться не только от этого мальчишки, но и от оставшихся в живых сообщников. Но, как говорится, Селкирет дает хорошие мысли после того, как сделано дело.
«А я – я не совершенен, как и все смертные».
Он провел в библиотеке весь день, но это был пустой день. Хофру искал чужие книги, где начертания символов совпадали бы с виденными в пирамиде – и не находил. Пытался думать о Вратах – а получалось о Говорящем-с-Царицей, его походе в башню Могущества и о том, что рассказал юный нобель. В конце концов, добросовестно высидев среди книжных баррикад до заката, Хофру заторопился в келью – исключительно, чтобы не пропустить маневры Говорящего… Если, разумеется, им суждено было продолжиться.
… Предчувствие не обмануло.
Хофру во второй раз проводил взглядом Говорящего, мелкой трусцой подобравшегося к тайному лазу. Вылезти из низкого окна было делом нескольких мгновений; и вот уже скользит он в сумерках за долговязой фигурой жреца, и ухает в висках кровь – от страшной неизвестности, от тайны, от щекочущего ощущения опасности…
На этот раз пришлось ждать долго.
«И что это он там делает?» – Хофру в нетерпении переминался с ноги на ногу, поглядывал на черный провал входа. – «Самому, что ль, сходить?»
Мысль эта оказалась столь заманчивой, что на миг Хофру даже представил себе, как спускается в подземные ярусы башни Могущества – а там, там…
«Может быть, там заточено чудовище?» – он щурился в густые сумерки, высматривая Говорящего, – «Или… Нет. Может быть, там действительно чудовище, но его терпеливо взращивает Говорящий?»
Хофру замотал головой. Гадать не имело смысла, а пытаться спросить Говорящего – и подавно. В самом деле, оставалось только одно: пойти и увидеть все самому. В конце концов, раз Говорящий смог войти в башню – то отчего не сможет и Хофру Нечирет?
…Он едва не проглядел Говорящего. Тот, ссутулившись, пауком просеменил мимо. Не видя ничего вокруг и бормоча под нос проклятия. Еще несколько минут – и черное жреческое одеяние растворилось в темноте южной ночи, а Хофру остался один.
«Ну, что ж…» – он вытер внезапно вспотевшие ладони.
На всякий случай внимательно огляделся – но на площади было пустынно. Серкт с заходом солнца не покидали домов, таков был порядок – и каждый следовал ему неукоснительно.
Хофру задрал голову: верхушка башни Могущества утонула во мраке. Чуть дальше ярко светили звезды, но вокруг башни крутились тучи, и небо казалось побитым ржавчиной.
«Была не была», – жрец двинулся ко входу в башню, – «Неправильная жертва, разбитое зеркало. Не слишком ли много для одного Говорящего?»
В последний миг Хофру замешкался: ему привиделось, что тьма словно сгустилась под аркой, и что там, в этой чернильной темноте, что-то шевелится…
А спустя мгновение морок пропал: перед жрецом был самый обычный вход в самую обычную башню, где, оказывается, даже горели факелы в бронзовых подставках.
Сердце упало.
Так вот зачем Говорящий ходил в башню Могущества!
Старик попросту зажигал здесь факелы…
Нет, стоп.
Хофру замер на пороге: факелы-то были фальшивые. Вернее, света они давали предостаточно, но огня не было и в помине. Ярко сияли багровые кристаллы, вставленные в расщепленные палки.
«Чего, дурак, застыл? Тебя же увидеть могут!» – шепнул глас здравого рассудка.
И Хофру быстро двинулся вперед.
Он миновал короткий холл, как раз на всю толщину стен, и оказался в круглой зале, которая являлась первым ярусом башни.
Помещение напоминало бублик: в центре угнездилась пустота, пронизавшая всю башню от фундамента до крыши. Широкая винтовая лестница соединяла уровни, по витку на каждый ярус, и низкие перила венчали все те же пылающие кристаллы.
«Любопытно», – Хофру коснулся пальцем одного из них.
Камни были холодны наощупь – но при этом светили ярко, и багровый огонь в их прозрачной глубине мерцал и подрагивал – «в такт моему дыханию».
Жрец шагнул на ступень, осторожно высунул голову в колодец: дна в нем, похоже, и вовсе не было, а витки бесконечной спирали сливались вдали кровавым маревом. Наверху зрелище было абсолютно таким же.
– Вот вам и башня Могущества, – проворчал жрец.
Оставалось решить, куда идти: подниматься вверх или наоборот – спускаться вниз.
Но за Хофру решение приняла судьба: он вдруг услыхал болезненный, мучительный стон. Так, словно кто-то умирал в башне Могущества.
– Вот вам и Говорящий-с-Царицей, – хмыкнул жрец и пошел на звук.
Вниз.
Ярусом ниже.
Стон повторился, за ним – звук раздираемой плоти, как будто дикий зверь пожирал пойманную и еще теплую добычу.
Хофру передернуло, и он ускорил шаг. Ему… просто необходимо было увидеть, кого держит в башне Говорящий. Понять, наконец, зачем он это делает…
Сбегая с последней ступени, Хофру уже видел ее: золотистое обнаженное тело в кровавых потеках, бессильно откинутую голову… Широко распахнутые черные глаза, слепо глядящие в пространство…
– Всевеликая Селкирет!
Это была совсем юная девушка, едва сформировавшаяся – но, стараниями Говорящего, умирающая. Будь проклят этот старик, позволивший себе такое! Она лежала на боку, подтянув к груди колени, и длинные спутанные волосы стелились по грязному, залитому чем-то липким полу.
Хофру метнулся к ней – но вдруг остолбенел.
Юное создание почувствовало присутствие другого серкт, утробно заурчало – а затем, резко выбросив вперед руку, подтянуло ко рту кусок сырого мяса и с хрустом вцепилось в него зубами. Мокрые, слипшиеся сосульками волосы упали на лицо, закрывая его от взгляда Хофру.
Но в тот, последний миг, когда чудовище приподняло голову, жрец узнал ее.
…К горлу мгновенно подкатила тошнота.
Бежать отсюда. Как можно скорее. Уходить – и забыть, и никогда не вспоминать…
А ноги своенравно приросли к полу, и все, что он мог – только смотреть.
На полу башни Могущества, среди гниющих кусков мяса, лежала Царица. Божественная Териклес, золоченая фигурка на троне народа серкт.
…Присутствие Говорящего Хофру ощутил сразу.
И откуда только силы взялись – разворачиваясь, он уже был готов к трансформе. Кожа превращалась в черную броню, суставы, кости, все менялось…
Только вот желтое лицо Говорящего даже не шевельнулось в полумраке.
– Подожди, брат Хофру, – тихо сказал он, – если бы ты был слабее, то я убил бы тебя, не рискуя. А так…
– Что – так? – слова эти отразились от стен башни карканьем ворона.
– А так мне придется посвятить тебя в некоторые… Гм… свои дела.
Говорящий медленно обогнул Хофру, приблизился к Царице – она не обратила на него внимания, продолжая глодать свиное колено. Жрец долго смотрел на нее, склоняя голову то к одному плечу, то к другому – затем обернулся к Хофру.
– Идем. Настало время…
– А как же она? – Хофру указал на урчащую Териклес.
Говорящий махнул сухой рукой, так похожей на деревяшку.
– Это не Царица серкт, Хофру.
– Ты лжешь мне, Говорящий, – он покачал головой, – неужели ты думаешь, что я не узнаю правительницу?
– Узнаешь, узнаешь, кто бы сомневался, – зло процедил жрец, – прошу, оставь ее. Мне придется кое-что тебе рассказать… Раз уж ты, хе-хе, всюду суешь свой нос.
О проекте
О подписке
Другие проекты