Глава 8

Кирилл

Коридор отеля тихий, мягкий ковролин глушит шаги, свет тёплый, жёлтый, стены все одинаковые. Там, за дверью, банкет гремит, льётся шампанское, люди общаются. А здесь – тишина.

И она.

Стоит напротив, спиной к стене, пальцы всё ещё чуть дрожат, взгляд цепляется за меня, как в самолёте за руку. Только сейчас падать некуда.

– Ты не обязана терпеть, – повторяю и сам слышу, как это звучит.

Не как корпоративный слоган, а как приговор всему тому, к чему я привык. «Терпят», «сжимаются», «не мешают бизнесу» – это удобный мир для тех, кто сверху. Я был сверху. Я это знаю.

Соня делает вдох. Выдох. Смотрит на меня. Не на «управляющего», не на «горячего босса» из сторис. Просто на мужика, который только что вытащил её из липких лап спонсора.

Взгляд у неё… да, другой. Не тот, что был в первый день с колбасой «выбросите меня, только не трогайте бутерброд». И не тот, что в зале «я убью вас за “ещё десять”». Сейчас там что-то мягкое и одновременно опасное. Притяжение, помноженное на благодарность. Самая взрывоопасная смесь.

Я прекрасно знаю, что это плохой момент. Она под адреналином, я в бешенстве от чужих рук на её талии, плюс этот чёртов банкет, полёт, ответственность за запуск филиала. В таких состояниях надо уходить в душ, а не в чьи-то глаза.

Но, видимо, часть моего мозга, отвечающая за «надо», в этот вечер ушла покурить.

Я киваю. Чувствую, как разговор провисает. Обычный, рабочий, безопасный диалог закончился. Дальше либо формальное «пойдём обратно, у нас банкет», либо то, что не вписывается ни в один мой распорядок.

Она шмыгает носом, нервно поправляет платье, пальцы скользят по ткани на талии. Глаза блестят от подкатывающихся слез.

Я делаю шаг ближе. Дальше ещё один. Нависаю над ней, но не прижимаю. Оставляю ей выход. Всегда.

– Соня, – тихо. Сам не понимаю, что хочу сказать. «Ты молодец»? «Тебе очень идёт это платье»? «Ты можешь идти в номер»? Всё сразу? Ни одно не звучит нормально.

Она поднимает голову, мы оказываемся на опасной дистанции. Я чувствую её запах, не этот отельный освежитель, а её собственный: что-то тёплое, едва сладкое, кожа, немного шампуня, что-то цветочно-ванильное. Я автоматически отмечаю, как у неё участился пульс, можно не щупать, видно по шее.

Она не отодвигается.

Это важный момент. Я не животное. Я чётко знаю: пока человек отходит, отворачивается, сжимается – ты стоишь на месте. Но она не сжимается.

– Это была не твоя вина, – всё-таки произношу. Поздно, но лучше поздно. – То, что было в зале.

– Я знаю, – отвечает она. – Просто… привычка думать наоборот. Понимаете?

Нет, не понимаю. У меня другая привычка, сначала виноват сам, потом ищешь внешние факторы. Но я понимаю, что у неё другой мир. И то, что я видел сегодня не единичная сцена, просто первая, где кто-то оказался рядом и защитил.

Я тянусь рукой аккуратно, медленно, давая ей время, если что, отстраниться. Касаюсь большим пальцем уголка её губ, там, где блестит одна упрямая, никуда не скатившаяся слеза. Стираю.

Она замирает. Не отходит.

– Не плачь из-за таких, – говорю. – Они того не стоят.

– Я… – она сглатывает. – Я плачу не из-за него.

– Из-за кого?

Глупый вопрос. Ответ, в общем-то, не нужен. Мне достаточно видеть, как дрожит у неё подбородок, как она держится, чтобы не зареветь, как школьница после проваленного экзамена. Хочется обнять и успокоить.

Я делаю второй шаг, тот самый, после которого расстояние уже почти отсутствует. Ладонь сдвигается с её щеки чуть ниже, пальцы ложатся на линию челюсти. Большой палец – у уголка губ. Чувствую её дыхание. Слышу своё.

Она на долю секунды приподнимает лицо. Совсем чуть-чуть. Но этого хватает, чтобы мой мозг официально перестал рулить.

Я наклоняюсь и целую её.

Без вступлений, без идиотского «можно я». Не потому, что «имею право», а потому, что она сама в этот момент тянется навстречу. Внутрене я понимаю: «Плохая идея. Рабочие отношения. Филиал. Ответственность». Но губы уже на её губах, и это, чёрт побери, лучше, чем всё, что было в моём расписании за последний год.

Поцелуй не аккуратный. Горячий, живой, чуть резкий. Она сначала замирает, а потом… отвечает.

Пальцы сами скользят к затылку, придерживают. Она чуть сжимает мою рубашку на груди, буквально двумя пальцами, но мне этого достаточно, чтобы понять: мы оба здесь. Не один я «слетел с катушек».

Уже не слышу ничего, что творится вокруг, есть только её губы, вкус шампанского, которого она не пила, но который по пути каким-то образом оказался здесь, сладковатая пьянящая нотка, её дыхание, которое сбивается, и моё, которое пропадает.

Я не мальчик, чтобы терять голову из-за первого встречного поцелуя, но сейчас голову сносит основательно.

И именно поэтому, наверное, вселенная решает напомнить, что я не просто мужик, а ещё и человек, который подписывал себе внутренний договор «никаких отношений на работе». И договор сегодня горит.

Она первой отстраняется. Резко. Словно сама себя за шкирку оттаскивает.

– Стоп, – шепчет. Голос охрипший. – Нет. Нет-нет. Это…

Закрывает глаза, мотает головой, как будто хочет выбросить из неё картинку последних секунд. Высвобождается из моей руки, отступает на полшага, потом ещё.

Я делаю шаг назад сам. Руки в карманы. Зачем – сам не знаю. Наверное, чтобы не тянулись обратно. Да и прикрыть свою реакцию, которая сейчас не совсем уместна.

– Соня… – начинаю, но она уже поднимает ладонь в жесте «хватит».

– Нет, – говорит чётче. – Это ошибка.

Слово бьёт неприятно. Не потому, что я считаю себя безошибочным, а наоборот. Потому что слишком хорошо знаю, как потом эти «ошибки» аукаются месяцами.

– Мы… – она глотает воздух. – Мы на работе. Мы в командировке. Вы мой начальник. Я ваш бухгалтер. Я… не собираюсь повторять чужие истории, где кто-то потом теряет работу, репутацию и всё остальное.

Я слушаю. Это всё, что я могу сейчас сделать правильно не давить, не оправдываться, не говорить «ты сама». Виноват здесь я. Я старший, я выше по структуре, я должен держать голову холодной. А я только что ей её взорвал.

– Соня, – выдавливаю, – я…

– Не надо, – говорит она твёрдо. – Просто… давайте сделаем вид, что этого не было. Как того, – кивает куда-то в сторону зала, – придурка, который лез ко мне. Я не хочу, чтобы всё, что вы сегодня сказали, превратилось в «босс, который полез ко мне в рот после хорошего поступка».

Это больно, потому что, как ни крути, но всё так и есть. Я ненавижу эту мысль, но она реальна.

Она смотрит мне в глаза, и уже не слёзы там, а страх. Не передо мной. Перед собой. Перед тем, что это может всё испортить.

– Это была ошибка, – повторяет тише. – Давайте просто… забудем. Пожалуйста.

И, не дожидаясь ответа, разворачивается и уходит по коридору. Быстро. Каблуки едва слышны на ковролине, но мне кажется, что каждый её шаг звучит эхом в моей голове.

Я остаюсь, прислоняюсь затылком к стене. Делаю глубокий вдох. Выдох. Считаю до десяти. Не помогает. Внутри всё кипит. На злость это мало похоже. Скорее, на смесь вины, желания и привычного «ты опять всё усложнил».

«Зачем я это сделал?» – первая мысль.

«Да потому что хотел» – честный ответ.

«А должен был?» – очевидно, нет.

Дисциплина та штука, которой я гордился всю жизнь. Я выстраивал по кирпичу: режим, правила, личные границы, профессиональная этика. И сейчас за каких-то десять секунд я сам ногой выбил кирпич из фундамента. Потому что маленькая бухгалтер с пончиками и глазами «я не буду это терпеть» подрезала мне всё.

Я злой. На себя, не на неё. На бывшую, на друга, на всех тех, кто в своё время научил меня, что смешивать личное и рабочее гарантированный путь к катастрофе. И на то, что я всё равно сейчас это сделал.

Телефон вибрирует в кармане. Я достаю, смотрю на экран, ожидая увидеть хоть что-то полезное – сообщение от владельцев, от Артёма, от кого угодно. Там высветилось знакомое имя.

Илья (друг из Москвы):

«Кир, сорян, что в ночь. Твоя бывшая опять всплыла. Писала мне. Хочет с тобой встретиться и кое-что обсудить. Говорит, “это важно”. Позвони, как будешь свободен.»

Я смотрю на экран и тихо матерюсь себе под нос. Отлично. Вишенка на торте.

Бывшая и «важно». Соня, поцелуй, «это ошибка». Я – посередине, как идиот, который думал, что выстроил себе чёткую жизнь без лишних эмоций. И всё в один день.

Телефон вибрирует ещё раз. Новое сообщение от Ильи:

«И да. Она знает, что ты сейчас в Ярославле. Кажется, у неё свои планы.»

Класс. Просто охуенно.

Я гашу экран, засовываю телефон обратно в карман и понимаю, что дисциплина у меня осталась только на бумаге. В реальности всё куда грязнее и сложнее. И, похоже, ближайшее время мне придётся разбираться не только с запуском клуба, но и с тем, что я сам разворошил в себе и в той, которая только что убежала по коридору, назвав наш поцелуй ошибкой.

***

Бывшая прислала адрес кафе в Ярославле и назначила время. Я как раз успевал, был один вечер свободный до перелета в Москву. Кафе было из разряда «деловое, но с душой»: дерево, мягкий свет, музыка фоном, бариста с модной бородой и люди за ноутбуками, которые делают вид, что спасают мир презентациями. Я выбрал столик у окна, спиной к стене, лицом к залу. Привычка: люблю видеть вход.

Она пришла почти без опоздания. Всё такая же собранная: пальто в талию, каблуки, волосы идеальной волной, помада правильного нюда. Если бы я не знал, чем всё закончилось, мог бы снова купиться на эту картинку.

– Кир, – растянула губы в знакомой улыбке, наклоняясь для «поцелуя в щёку».

Я сделал шаг назад. Лёгкий. Но достаточно, чтобы её губы прошлись мимо, по воздуху.

– Илья сказал, что ты по работе хотела со мной поговорить, – напомнил. – Давай без этого.

Она на долю секунды дёрнулась, но быстро собралась.

– Ну как скажешь, – села напротив, аккуратно положила телефон экраном вниз. Маникюр идеальный. – Ты всё такой же серьёзный.

«Серьёзный» – для неё всегда означало «не ведётся на манипуляции». Я сел, сделал глоток чёрного кофе, давая ей первой начать свою «важную тему».

– Ладно, – врубила деловой тон. – К делу. Я сейчас веду несколько проектов по запуску сетей в регионах. У нас классная команда по PR и SMM, таргет, упаковка, инфлюенсеры… весь набор. Я видела ваши видео. Кирилл, это золото. Ты, эта… – она на секунду запнулась, подбирая слово, – бухгалтерша, ваши тренировки, падения, «горячий босс», людям это нравится.

Она наклонилась вперёд:

– Давай так: я становлюсь вашим подрядчиком по запуску. Мы делаем линейку кампаний по сети, качаем твой личный бренд, делаем из «Pulse» не просто клуб, а образ жизни. Я знаю как. Ты знаешь, что я умею это продавать.

С точки зрения бизнеса – звучит логично. Я помню, как она работала: цепкая, быстрая, умеет упаковать любое дерьмо в дорогую обёртку. Вопрос в том, хочу ли я вообще иметь её рядом с моим проектом.

– Нам уже предложили пару агентств, – спокойно ответил. – Владелец смотрит варианты.

– Ну так и скажи ему, что лучший вариант уже сидит напротив, – она усмехнулась. – Мы с тобой знаем друг друга, знаем, как друг друга продавать. Или ты из-за… прошлого теперь принципиально не работаешь с теми, с кем спал?

Прямо. Как всегда. В залете чувствуется, что ей нужно не только контракт. Ей нужно снова в мою орбиту. Хоть как-то.

– Я принципиально не работаю с теми, кто однажды решил, что моя жизнь – хороший инфоповод, – отрезал. – Мне одного «цирка» хватило.

Она закатила глаза.

– Опять ты про это. Прошло уже сколько? Год? Три? Ты реально всё ещё держишься за эту историю?

Поджала губы:

– Мы оба сделали выбор. Я – свой. Ты – свой. Не надо сейчас ставить меня в позу врага человечества.

– Ты не враг человечества, – пожал плечами. – Ты просто человек, которому я больше не доверяю. Ни личное, ни работу.

Она на секунду потеряла улыбку. Потом снова надела.

– Не доверяешь, – протянула. – По тебе видно, что ты уже не одинок.

Прищурилась:

– Это из-за неё, да? Из-за этой твоей… бухгалтерши?

Вот тут меня чуть повело. Внутри щёлкнуло: раз, когда она сказала «твоей», два – когда голос стал липким.

– Мы сейчас о работе говорим, – напомнил. – Не о моей личной жизни.

– А оно всё равно переплетается, Кир, – она откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу так, чтобы юбка сдвинулась ровно настолько, насколько задумано. Старые приёмы. – Ты реально думаешь, что никто не видит? Город маленький, интернет ещё меньше. «Горячий босс и рыхлая бухгалтерша» – это уже мем, если что.

Слово «рыхлая» заставило меня дернуться, я резко поднял на неё глаза.

– Что? – уточнил.

– Ну а что? – она пожала плечом. – Я просто говорю то, что все шепчутся. Она забавная, конечно, да. Но ты же всегда был… ну… как это… перфекционист. И тут эта мелкая, рыхлая девочка, которая выглядит на все сорок в своём возрасте.

У меня в голове встал кадр: Соня в зале, красная, злая, но тянет, не сдаётся. Соня в самолёте, цепляющаяся за меня, потому что ей страшно. Соня в коридоре с глазами, которые блестят от слёз.

И вот сейчас напротив сидит человек, который однажды забрал у меня и брак, и друга, и дом, и имеет наглость обсуждать её так, будто Соня просто очередная «баба».

– Осторожнее, – сказал тихо. – Ты язык не прикусишь?

Она усмехнулась:

– Ой, да ладно тебе. Мы взрослые люди. Я не осуждаю. Просто странный выбор для такого, как ты. Ты мог бы взять себе фитнес-модель, равную по статусу. А ты… – она сделала неопределённый жест, – полез в трогательную историю с тёткой из бухгалтерии.

Улыбнулась шире:

– Она правда думает, что потянет тебя? Да и с такой фигурой она выглядит старше тебя. Это мило, конечно, ты теперь, получается, благотворительностью занимаешься.

Вот тут у меня снесло предохранитель. Я поставил чашку на стол, посмотрел ей прямо в глаза.

– Сейчас, – сказал, – внимательно послушай, что я тебе скажу.

Она чуть откинулась, будто ждала скандал как шоу.

– Во-первых, – начал ровно, – Соня не твоя тема для обсуждения. Ни её фигура, ни возраст, ни то, как она выглядит. Ты её не знаешь. Ты видела тридцатисекундные видео и уже решила, что имеешь право судить? Сейчас ты звучишь как бабка у подъезда. Или как эти тётки в ток-шоу, где надо обязательно кого-то обосрать, чтобы чувствовать себя лучше.