– Природа данного явления нам не ясна, – испуганно рапортовал заученную фразу министр по чрезвычайным ситуациям, генерал Бороздов. – Радиационная обстановка в норме.

– Может, это химическое оружие, вышедшее из-под контроля? – предположил Игорь Васильевич.

– Нет, спектр поражения слишком избирательный. Этот дождь словно живой, или запрограммированный, – ответил министр иностранных дел, Афанасий Анатольевич Дроздов, один из немногих, кто старался подавить в себе чувство страха и мыслить рассудительно.

– Из других стран приходили ответы на наш запрос? – обратился к нему президент.

– Ни одного, – Афанасий Анатольевич отрицательно покачал головой.

– Очевидно, что эти тучи полностью покрыли землю, дождь идет во всех странах мира, – напомнил уже известный всем присутствующим факт министр природных ресурсов и экологии, Федор Аристархович Красносельский.

– Именно поэтому сейчас так важно быть на связи и обмениваться опытом! – вспылил президент и хлопнул ладонью по столу. Все затихли.

– Какие предприняты действия по оказанию помощи населению? – обратился президент к генералу Бороздову.

– Задействованы все подразделения. По городу патрулируют автомобили МЧС, сотрудникам выданы костюмы специальной защиты. Раненых отвозят в больницы города. Работают системы оповещения.

– Что говорят врачи? Какой характер ран? – тихим голосом спросил президент, обхватив голову руками и облокотившись локтями о стол.

– Мне доложили, что отравляющего воздействия на организм нет. Характер повреждений не похож на химические или термические ожоги. Кожа слезает, оставляя открытые раны. При попадании в глаза глазные яблоки лопаются, люди слепнут. Если человек глотает капли дождя, то внутренние органы распадаются и смерть наступает мгновенно, – сбивчиво передал полученную информацию министр здравоохранения Леонид Павлович Черный и вытер вспотевший лоб тканевым платком.

– Что с убежищами? – президент снова обратился с вопросом к генералу.

– Все готово, – слишком поспешно и слишком нервно ответил тот.

– Хорошо. Пока непонятно, есть ли в них необходимость. Любое укрытие от дождя можно считать безопасным местом, но мы не знаем, чего ждать дальше. Всем спасибо, вы свободны. Берегите себя и близких.

Через минуту кабинет опустел, и Игорь Васильевич смог закрыть глаза и шумно выдохнуть. Голова болела, чувство безысходности сковывало горло. В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел высокий мужчина с коротко стрижеными волосами спортивного телосложения в строгом черном костюме.

– Игорь Васильевич, я вынужден настаивать на срочной эвакуации вас и вашей семьи. Мы не понимаем, что происходит, и не можем спрогнозировать дальнейшее развитие событий.

– Да, Олег, да, но я не могу сейчас спрятаться, когда там… когда люди… – Нервы сдавали, и ему с каждой минутой становилось труднее держать себя в руках.

– Вы должны, Игорь Васильевич, таковы правила. Бункер разработан с учетом всех возможных инновационных систем. Вся информация будет поступать к вам незамедлительно, – настаивал начальник личной охраны президента.

– Давай чуть позже, сейчас я не могу, – устало произнес глава государства, но не успел закончить свою мысль, как дверь распахнулась, и в кабинет вбежал запыхавшийся Афанасий Анатольевич. Справляясь с волнением и тяжело дыша, он доложил:

– Поступила информация по секретной линии из нескольких государств. – Министр иностранных дел опустил глаза, перевел дыхание и продолжил. – Информация от всех одинаковая.

– Какая? Что там у них? – нетерпеливо спросил Игорь Васильевич.

– Президенты США, Франции и Италии, премьер-министр и король Норвегии, а также канцлер Германии мертвы. Их убили.

– Кто? Как? – полученная информация подействовала как неожиданный мощный удар от невидимого противника.

– Пытаемся связаться и прояснить ситуацию, – ответил потухшим голосом Афанасий Анатольевич.

– Как только проясните – немедленно доложите.

Министр утвердительно кивнул и быстро вышел.

– Собирайтесь, Игорь Васильевич, мы выезжаем немедленно. Сейчас мы еще можем достать в пути топливо и рассчитывать на сотовую связь, – прошептал у самого уха президента Олег.

– Да, хорошо, да, – сейчас президент думал о своей дочери. Варенька была для него всем. Ей совсем недавно исполнилось 12 лет, но уже было ясно, что растет девочка настоящей красавицей и умницей – гордость и утешение отца. Он взял личный сотовый телефон и набрал номер жены.

– Оля, собери необходимые вещи, ждите меня и будьте готовы, скоро буду.

Через полчаса Игорь Васильевич и его личная охрана, облачившись в костюмы специальной защиты, покинули здание Кремля, сели в три бронированных джипа и направились в сторону личной резиденции главы государства.

Глава 3

Убежище для хрупких надежд

Я шел во тьме дождливой ночи

И в старом доме, у окна,

Узнал задумчивые очи

Моей тоски. – В слезах, одна

Она смотрела в даль сырую…»

Александр Блок «Я шел во тьме дождливой ночи..» 1900 год.

Олеся открыла глаза и закричала от того ужаса, который навис буквально над ней. Спутанные длинные волосы почти касались ее щеки, серая, тонкая кожа на лице источала зловонье смерти, толстый рубец, проходящий через вытекший правый глаз, местами расходился, обнажая то ли куски неживой плоти, то ли лицевую кость. Не переставая кричать, Олеся отползла в дальний угол комнаты и вжалась в него, словно могла пройти сквозь толстый бетон, и покинуть это страшное место с находящимся здесь страшным существом.

– Барышня, это же я, Фроська, – недоуменно и даже немного обиженно пробасило чудовище. Голос у нее был низкий, приглушённый, словно звучал издалека.

Олеся закрыла лицо руками и зарыдала. Все то напряжение, которое ей пришлось выдержать за этот долгий, нескончаемый день, сейчас отступало от нее, изливалось слезами и содроганием худеньких плеч.

Жуткая покойница, называющая себя Фроськой, выставила вперед руки и медленно подошла к сидящей на полу и рыдающей женщине, а затем опустилась рядом с ней и глухо завыла. В отличие от живой провидицы, заливающейся слезами, из глаз, вернее, из одного левого глаза забитой плетьми крепостной не вытекло ни одной слезинки.

Олеся ощущала присутствие покойницы, сидящей на полу рядом с ней, и слышала ее завывающий плач. Она представила себе все происходящее сейчас со стороны и рассмеялась. Ее смех был громким и заливистым, таким же, как минуту назад были рыдания. Из глаз продолжали литься слезы, но теперь уже не от страха и отчаяния, а от смеха. Фрося посмотрела на живую женщину, перестала выть и, подражая, тоже засмеялась. Ее смех был похож на карканье вороны. Олеся размазала по лицу растекшуюся тушь и, издав напоследок громкий непроизвольный всхлип, успокоилась.

– Фрося, ты не могла бы не подходить ко мне так близко? Мне не привычно, понимаешь, – она старалась говорить спокойно, но голос предательски подрагивал.

Мертвая крепостная кивнула и отползла на два метра в сторону.

– За что тебя барыня забила? – спросила Олеся

– Ох, барышня, за любовь. Не стерпела она счастья моего.

– За любовь? – переспросила Олеся, понимая, что голос уже не дрожит, – С кем?

– С барином. Говорил он мне «Фросюшка, красна ягодка моя, все к твоим ногам положу». Ох и красивые же вещи он дарил мне, барышня. На сеновал все звал, звал, а я не сразу согласилась. Но раз уж любовь случилась, то как тут устоять?

– Так она из ревности тебя забила, получается?

Фроська печально кивнула.

– А как ты попала ко мне в квартиру из зеркала? – Олеся вспомнила, как из покрытого рябью зеркала высунулись бледные когтистые руки, и вздрогнула.

– Так я же со всеми проклятыми душами здеся осталась после кончины. Не принял меня Господь. Бродила по коридорам Зазеркалья, на людей смотрела, но они меня не видели, а выйти я не могла. А тут, смотрю, толпа таких же, как я, проклятых собралась, и кричат «Свет в конце тАнеля!». Гляжу, и правда, свет появился. Потом все побежали, и я побежала. И тута оказалась.

– Это барыня тебя прокляла? – с интересом спросила Олеся и даже придвинулась чуточку ближе к своей потусторонней гостье.

– Нет, это попадья меня прокляла. Случилась у меня любовь с попом нашим местным. Говорил он мне: «Фросюшка, дышать я не могу, коли тебя рядом нет. Совсем ты разум мой опутала». Встретились мы с ним на сеновале, а там нас попадья застала. И давай кричать, и давай проклятьями сыпать.

– Так у тебя и с попом любовь случилась? – недоуменно и даже немного возмущенно воскликнула Олеся.

Фрося утвердительно кивнула и вновь вытянула руки в сторону растрепанной и вымазанной в туши и помаде провидице.

– Ты зачем ко мне все время руки тянешь? – Олеся отодвинулась подальше на всякий случай.

– Тепло чувствую. Холодно в Зазеркалье, люто холодно. А от вас, барышня, тепло идет, как от костра на Масленицу – вот руки сами и тянутся, чтобы погреться.

– Давай-ка ты вон, об батарею лучше погрейся. А меня не трогай! Я не разрешаю!

Фрося повернула голову в указанном Олесей направлении, не увидела ничего для себя интересного, а что такое батарея, и вовсе не поняла.

– Сейчас бы самовар горяченький, чайку похлебать, руки погреть, – мечтательно пробасила покойница.

– Это легко, сейчас пойду, чайник поставлю. А ты здесь меня жди!

Олеся встала и вышла на кухню. Она открутила конфорку, и газ с шумом прорвался через маленькие отверстия в плите. Быстро чиркнула спичка о бок коробка, огонь вспыхнул синим пламенем, упираясь в почерневшее дно чайника. За окном дождь лил, словно из садового шланга. Редкие деревья, посаженные много лет назад во внутреннем дворике старой пятиэтажки, раскачивались и нагибали ветви, пытаясь укрыться от стихии. Олеся подошла ближе к пластиковой двери, ведущей на застеклённый балкон, открыла ее и осторожно переступила порожек. Картина за окном была удручающей, ей не хотелось смотреть вниз и видеть растекшийся по земле труп соседки в синем с ромашками халате, и она уже хотела повернуть назад, как в глаза бросилось нечто необычное для сегодняшнего дня. Олеся была уверена, что после всего пережитого удивить ее чем-то будет сложно, но она удивилась. Силой воли Олеся заставила себя оторвать взгляд, покинуть балкон, закрыть за собой дверь и перевести дыхание.

Когда она вошла в комнату с двумя кружками горячего чая, пахнущего бергамотом, Фрося все также сидела на полу. Олеся поставила исходивший паром напиток рядом со своей пугающей гостьей и села рядом. Покойница протянула руки к горячей кружке и с выступившим на изуродованном лице удовольствием стала их греть. Олесе захотелось поделиться своими мыслями:

– Фрося, я сейчас увидела в окно…

В дверь квартиры постучали, и обе женщины – живая и неживая, повернули голову на стук.

***

Сережа сидел в пыльном, порванном, зато мягком кресле, и с расширенными от страха зрачками слушал шарканье приближающихся шагов. И вот, наконец, дверной проем заполнила широкая фигура окровавленного мужчины с шифером в руке. Лицо, руки и видневшаяся сквозь дырки в синей футболке грудь вошедшего были в кровоточащих ранах. Сережа сразу понял, что перед ним пострадавший от дождя бомж. Неопрятный внешний вид, неравномерно покрытое щетиной лицо и тошнотворный запах перегара не позволяли усомниться в сделанном наспех выводе. Но, несмотря на это, мальчик обрадовался появившемуся человеку, словно тот был родным и близким. Теперь он не один, и только это имело значение. Бомж тяжело дышал и кривился от боли.

– Вам плохо? Помочь? – участливо подскочил к раненому мальчик.

– Нормально! – ответил тот, вытащил из кармана закупоренную бутылку водки, открыл ее и залпом выпил всю, до последней капли. – Так будет лучше! Ты кто такой, пацан? Почему без штанов?

– Я Сережа, а как вас можно называть? – голые, покрытые ранами ноги он стыдливо прикрыл руками.

– Называй меня Клин! Непогода сегодня шалит сильно! – ответил бомж и опустился на грязный, выложенный плиткой пол.

– Вы ранены, у вас идет кровь, – заметил мальчик.

– И не такое бывало, – отмахнулся бомж и уставился в стенку немигающим взглядом. От принятого алкоголя его развезло, но и боль отступила на время. Сережа это понял.

– Снимите мокрую одежду, влага от дождя впиталась в ткань и действует на кожу.

Бомж снял с себя одежду, оставшись в чем мать родила. Сережа невольно осмотрел его крепкое, мускулистое тело и застенчиво отвернулся.

– Клин, нам нужно пробраться к моему дому. Там есть аптечка и еда. Это близко, всего в двух кварталах отсюда.

Прозвучавшие слова оставили привкус насмешки. Два квартала под смертоносным ливнем совсем не «ВСЕГО». Это опасный путь, полный ужаса, риска и лежащих на асфальте мертвых человеческих тел. Именно поэтому Сережа хотел взять с собой попутчика, вдвоем не так страшно и можно друг друга подстраховать. Бомж никак не отреагировал на сделанное Сережей предложение, и мальчик хотел уже повторить, но тут Клин заговорил:

– Пробраться можно, конечно, но опасно. Ты вон, без штанов, а я вообще голый.

– Я видел здесь пакеты с какими-то вещами. Давайте заглянем в них, может, найдем что-нибудь подходящее. Мы не можем здесь оставаться. Нам нужна вода и еда. Вряд ли люди, патрулирующие город, станут спускаться в подвалы.

– А ты умный малец, – усмехнулся бомж. – Ну давай посмотрим.

Сказав это, он даже не пошевелился, и Сережа понял, что копаться в валяющихся пакетах придется ему. В первом пакете мальчик нашел рабочий комбинезон, достаточно плотный и подходящий по размеру Клину. Во втором было много женских вещей. Сережа тщательно их осмотрел, отобрал наиболее чистые и порвал их на лоскуты. Из рюкзака мальчик достал санитайзер – мама ежедневно напоминала ему о важности гигиены рук, а сам Сережа знал и беспокоился о важности гигиены ран. Он прыснул несколько раз из санитайзера на лоскут и осторожно, кривясь от боли, приступил к обработке своих поврежденных от колена до бедра ног. Клин, усмехаясь, наблюдал за мальчиком.

– Ты что делаешь? – спросил мужчина, хотя прекрасно знал ответ на свой вопрос.

– Нужно обработать кожу вокруг ран. Вот, возьмите. Это важно, чтобы не было заражения крови.

Клин взял флакон и кусочек смоченной мягкой ткани. Он знал, что мальчик прав, и последовал его примеру. Когда с медицинскими процедурами дело было закончено, мужчина натянул на себя комбинезон. Сережа продолжил свои поиски, копошась в вещах, сваленных в разных углах помещения. Он засиял от счастья, когда вытащил из очередного пакета рабочие штаны. Правда, они оказались на него большими, но мальчика это не огорчило, он подкатил штанины и потуже завязал гашник. Видимо, местная управляющая компания использовала это помещение как склад. Оставалась проблема с обувью для Клина. Сережа просмотрел все залежи вещей, но не смог найти никакой замены для промокших старых кроссовок своего нового товарища по несчастью.

Клин наблюдал за суетливыми, но решительными действиями мальчишки, и ему нравился его новый напарник. На такого, пожалуй, и правда, можно положиться.

– Та не переживай ты, дойдем мы до твоего дома! Подай-ка мне лучше вон ту кучу рванины…

Ступни мужчины были сплошь покрыты язвами. Кривясь от боли, Клин обмотал каждую ногу тряпками в несколько слоев. Сверху на каждую ногу натянул полиэтиленовый пакет и обмотал вокруг щиколотки, после чего обул влажные кроссовки. Влага не проникала к коже, но острая боль ощущалась отчетливо.

– Наденьте это, – Сережа протянул вторую пару перчаток мужчине, которого уже не считал бомжом. Теперь они были командой. А сам натянул на себя противогаз. Клин рассмеялся.

– Ничего себе ты подготовился, где ты все это раздобыл?

– В школе, – глухо ответил мальчик.

– Полезное заведение, оказывается, – заметил Клин.

– Голову тоже обмотайте, – прозвучал из-под противогаза дельный совет.

Клин вытащил из сваленной в кучу вещей розовый женский свитер и завязал его, как бандану, вокруг головы, затем надел куртку, которая не сходилась на груди. Заметив это, Сережа снял с себя широкий шарф и протянул его своему напарнику. Клин впервые поблагодарил мальчика, пробурчав давно забытое и ставшее непривычным слово «Спасибо».

Несмотря на приложенные усилия, Сережа остался недовольным их экипировкой, но ничего большего сделать было нельзя. Они вышли из подвала под проливной, ранящий дождь и не спеша направились в сторону нужного им дома. Клин прикрывал голову куском шифера, в руке Сережи был раскрытый зонт. Обратив на это внимание, мальчик настоял на обмене. Руки мужчины были изранены, ему было сложнее держать их над головой. Шли они медленно и долго, хотя Сережа все время вырывался вперед и потом был вынужден притормаживать и ждать пока Клин догонит его своими травмированными ногами. Спустя полчаса, они подошли к подъезду. Сережа старался не смотреть в сторону распластанного на крыше автомобиля трупа. О том, что это был мужчина, можно было понять только по широким семейным трусам, в которые тот был одет. Возле машины, прислонившись к дверце, полулежал еще один мертвый человек, одетый в коричневый костюм, белую рубашку и синий галстук. Радость в душе Сережи от того, что трудный путь остался позади, вытеснила тревога за родителей. Оказавшись под защитой крыши грязного подъезда, мальчик быстро побежал на пятый этаж по ступеням старого дома. Настолько старого, что лифт в нем был не предусмотрен.

– Я жду вас наверху, – крикнул он Клину с лестничной клетки второго этажа.

– Угу, – ответил измученный мужчина, чувствуя новые кровоподтеки на своем лице, и с трудом шевеля ногами, которые ощущал не иначе как сгусток боли.

Подбежав к двери, Сережа нажал на кнопку звонка. «Где мама, она же должна быть дома». Но двери никто не открывал. Тогда мальчик достал свои ключи и, повозившись немного с заедающим замком, наконец, попал в квартиру. Окно в кухне было распахнуто настежь, и из него на ламинат плескал дождь.

– Мам! – крикнул Сережа, но ответа не последовало. Он обошел маленькую двухкомнатную пустую квартиру и уставился на открытое окно. Сзади послышалось шаркающее движение – Клин, наконец, добрался до пятого этажа. Войдя в квартиру, он сразу же разулся, освободился от намотанных тряпок и пакетов, отбросил их в сторону и убедился, что новых язв не появилось.

– Мамы нет, – поделился своей тревогой Сережа. – Она должна была быть дома.

Клин осторожно продвинулся к кухонному окну, через которое в квартиру хлестал ливень, и закрыл его.

– Во что твоя мама была одета, когда ты ее видел утром?

– В синий халат с ромашками, – быстро выпалил мальчик.

Клин отвернулся от окна и опустился на мягкий кухонный стул, не произнеся ни слова.

Сережа с силой сжал веки, постоял минуту с закрытыми глазами, затем молча ушел в родительскую комнату за аптечкой. Про маму он больше не говорил и не искал ее.

***