А затем залпом выпил почти половину, стало легче, и он налегке, с надеждой, что на сегодняшний день анестезии будет достаточно, бодро зашагал по ускользающей вниз, словно русло реки, улочке. Часы на старинной городской башне пробили полдень, и первая капля сорвалась из набухшей алым цветом тучи, вскользь прошмыгнув по щеке Клина. Зашипев от внезапной боли, он схватился за лицо рукой, струйки теплой крови потекла между пальцев. Следующая капля ранила шею, скатившись за воротник куртки. Где-то зазвучал женский крик и плач ребенка, беспечный от своей стабильности город в один миг разорвался от звуков боли и страха. Клин схватил валяющийся возле мусорки кусок шифера, накрыл им голову, придерживая рукой снизу и побежал. С каждой секундой дождь усиливался, опустошая разбухшее небо от того, что наполняло землю кровью.

Глава 2

Кровавые слезы земли

«..И ни птица, ни ива слезы не прольет,

Если сгинет с земли человеческий род.

И весна… и весна встретит новый рассвет,

Не заметив, что нас уже нет».

Сара Тисдейл «Будет ласковый дождь» 1920 год.

Власти города на удивление быстро отреагировали на происходящие события. Им понадобилось всего двадцать минут на то, чтобы понять смертоносность нахлынувшего ливня, и десять минут на оповещение города об опасности. Из того, что озвучили все возможные средств массового оповещения, Сережа понял, что с неба льет дождь-убийца и на улицу ни в коем случае выходить нельзя. Поэтому из школы их не выпускали, и он чувствовал себя заложником, которого разрывало чувство тревоги за родителей. Почти не останавливаясь, он поочередно набирал номер телефона мамы и папы, но гудки оставались без ответа. Неизвестность физически ощущалась во всем теле, и отдавала мучительной тоской. Сережа решил, что любая опасность, которая ждет его на улице, не так страшна, как неизвестность. В его представлении, подкрепленном подслушанными разговорами учителей, дождь содержал кислоту, которая разъедала тела людей и убивала. Значит, нужно надеть на себя больше одежды и стащить из кладовки дворничихи резиновые сапоги. Еще обязательно нужны перчатки! Их он раздобудет в кабинете химии. План казался идеально продуманным и был единогласно утвержден. В школе царила суматоха, несмотря на все попытки сохранить спокойствие и занять чем-то детей. Сережа видел, как Светлана Геннадьевна, учительница биологии, стояла у окна с телефоном в руке, пытаясь кому-то дозвониться и плакала. Младшие классы рыдали хором, они звали маму и отказывались переключаться на веселые занятия, предлагаемые им взрослыми. Почти все были погружены в собственные мысли и тревоги, но при этом старались держать себя в руках, не поддаваться панике, смешанной с любопытством, и хотя бы в собственных глазах выглядеть достойно.

Сережа без проблем отыскал перчатки в кабинете химии и засунул в карман сразу две пары. Следующим его пунктом назначения была кладовка дворничихи. Он достал из пакета со сменной обувью заношенные кроссовки и поставил их в угол коридора, где уже стоял его рюкзак, а пакет свернул и засунул в карман брюк, затем спустился на первый этаж и не спеша пошел в нужную ему сторону.

– Бакланов, ты чего здесь ходишь? – строго спросила завуч Любовь Дмитриевна, ее тяжелый взгляд пригвоздил Сережу к стене.

– Я в туалет, – промямлил он то, что первым пришло в голову.

– Только быстро, и сразу в класс.

Сережа кивнул в знак согласия с готовностью исполнить полученный приказ и почти бегом завернул за угол. Добравшись до заветной кладовки, он не сдержал возглас отчаяния – на двери висел маленький навесной замок. Несколько секунд мальчик сверлил преграду взглядом, полным ужаса, не зная, что ему теперь делать. Решение пришло в голову само, как всегда бывало с ним в сложных ситуациях. Обрадованный, он подбежал к плану школы, размещенному на стене, и убедился, что пожарный щит действительно расположен возле столовой. Как можно быстрее и незаметнее он пробрался в левое крыло первого этажа, схватил железный лом, входящий в перечень требований пожарной безопасности и, не сбавляя темп, вернулся к нависшему над всем его планом замку. Потребовалось несколько попыток и удача не быть пойманным на месте преступления. Трясущимися от страха руками Сережа засунул в пакет желтые сапоги и вернулся на второй этаж.

Необходимо было защитить от кислотного дождя глаза и лицо, следующим пунктом назначения стал кабинет ОБЖ. Мальчик тихо постучал в дверь, но ответа не последовало. Он вошел и увидел учителя, сидящего за своим столом. Прохор Иванович отрешенно смотрел в окно и, заметив чужое присутствие, нехотя повернул голову.

– Тебе чего?

– Любовь Дмитриевна сказала взять у вас противогаз.

– Там возьми, – Прохор Иванович кивком головы указал на стоящий у стены шкаф, даже не поинтересовавшись, зачем завучу могло понадобиться средство защиты от газа. Учитель ОБЖ определенно был не готов к внезапно возникшей чрезвычайной ситуации.

Сережа молча забрал нужную ему вещь и поспешил удалиться.

Из своего потайного угла он забрал рюкзак, решив оставить кроссовки здесь – все равно они ему сейчас не понадобятся, и спокойным шагом направился к раздевалкам по угловой лестнице, ведущей в правое крыло первого этажа. Ему все еще не верилось, что все получается так, как он задумал, и что его до сих пор никто не поймал и не остановил. Видимо, Удача, которая за все его годы жизни задолжала ему немало приятных моментов, наконец, начала отдавать свой долг. Сережа быстро отыскал свою куртку, надел ее и сверху еще две чужих, вовсе не краденных им, а взятых взаймы. Затем переобулся в резиновые желтые сапоги, которые оказались ему малы примерно на два размера, на руки надел резиновые перчатки, а из рюкзака достал черный зонт. Противогаз налез не без труда и сидел немного просторно. Вокруг шеи Сережа обмотал широкий шарф. Повернувшись к зеркалу, он встретил отражение невероятного пугала, способного всю школу ввести в состояние неистового хохота. Но, на взгляд Сережи, все было отлично. Осталось покинуть раздевалку, добраться до окна, открыть его и спрыгнуть вниз, на пропитанный кислотным дождем асфальт. Словно тень, он прошмыгнул к стене, а затем, прижавшись к ней спиной, не спеша подкрался к окну. Подоконники были высокими, но мальчику удалось на него забраться, даже невзирая на то, что тяжесть экипировки и болтающийся на спине рюкзак тянули вниз. Он распахнул окно, и брызги дождя, направленные на него ветром, попадали на куртку, но ничего не случилось. Одежда не зашипела под воздействием кислоты, а рука в перчатке не расплавилась. Тогда он открыл зонт и выставил его вперед, закрываясь от ливня.

– Ты что делаешь? – завизжала все та же Любовь Дмитриевна, – Немедленно закрой окно и слезай!

И в этот момент Сережа спрыгнул и побежал. Он опрометью выскочил из школьного двора и завернул за угол, выскочив к строгой линии пятиэтажек. Зонт защищал его от падающего сверху дождя, а сапоги не давали скопившейся в лужах опасной жидкости причинить вред ногам. Под толстым слоем курток ему было жарко, но и туда струйки дождя не попадали, а вот штанины чуть выше колена начинали промокать, и мальчик почувствовал почти невыносимую боль. Будто в этих местах с него сдирают кожу или обжигают крутым кипятком. Он чуть согнулся, сжал зубы и пошел дальше в направлении своего дома.

Мимо пробежала мокрая, лающая собака. Сережа видел несколько людей, лежащих на тротуаре лицом кверху. Издалека они выглядели, словно на всех была надета красная маска, и у всех было широко открыто то место, где должен был быть рот, но на деле было только кровавое месиво. От боли у Сережи закружилась голова, а ноги переставали слушаться. Внезапно он увидел мужчину, выбегающего на балкон третьего этажа и с криком переваливающегося через перила. Сзади несчастного маячило что-то серое, что быстро скрылось в комнате, и Сережа не успел его рассмотреть. Упавший с высоты мужчина был еще жив и не переставал кричать. Он упал на спину и наверняка повредил позвоночник. Мальчик подумал, что нужно помочь, но не успел даже закончить свою мысль, как раненый человек стал буквально плавиться. Вместе с потоком дождя с него слезала кожа и стекала на размытый тротуар. Лежащий на спине мужчина сделал глубокий вдох и сразу затих. Выдоха не последовало.

Сережа почувствовал, что сейчас потеряет сознание: в глазах потемнело, а голова кружилась, будто он только что сошел с «американских горок». Мельком мальчик увидел спуск в подвал одной из пятиэтажек и, завывая от боли, осторожно переступая ранеными ногами, насколько мог, поспешил в укрытие. К счастью, дверь оказалась не заперта, и недавний узник школы оказался в новом замкнутом помещении. Он прошел вглубь подвала, за одной из установленных там дверей оказался склад ненужных вещей, досок, какой-то одежды, скомканной в пакетах, и старой мебели. Сережа добрался до ободранного кресла, стоящего в углу, отодвигая по ходу своего продвижения сваленную здесь рухлядь. Наконец он смог сесть и сразу же снял с себя промокшие брюки, и только после этого стянул противогаз. На бедрах кровоточили раны, словно его искусал бешеный пес.

– Пес! – воскликнул мальчик, – Пес был мокрым и лаял! Он был просто мокрым, не раненным, не облезшим, не покрытым кровью! Он был просто мокрым, и он лаял. Не скулил от боли, не выл, а лаял!

А еще он подумал о тех людях, которые остались лежать бездыханными и изуродованными на тротуарах улиц. Дождь сдирал с них кожу и даже мясо – но не одежду! Сережа посмотрел на свои брюки, не решаясь к ним прикоснуться – те были просто мокрыми. Никаких дыр на них не было, и зонт был цел и сапоги, и куртки. Размышляя обо всем этом, мальчик услышал, как хлопнула входная дверь в подвал, и настороженно притаился.

** *

Константин Евгеньевич явился раньше назначенного ему времени, и Олесе пришлось его принять не в 12:00, а в 11:45. Вот уже сорок минут она делала расклады Таро, призывала духов и всевидящее око для того, чтобы ее клиент нашел свой путь к банковскому счету с миллионным балансом.

– Так вы мне не советуете заключать сделку с Рогиным?

– Не я! Духи не советуют!

«Какая может быть сделка с человеком, который вчера проиграл в карты Шарыгину четыре миллиона рублей? Два из которых его любовница потратила уже с утра на обновление своего гардероба, а пятьдесят тысяч перевела мне на счет с благодарностями за то, что на прошлом сеансе я предрекла ей скорое счастье» – мысленно добавила провидица.

– Эх, жаль, мне казалось, что перспектива хорошая. А вы уверены? – разочарованно и с недоверием уставился на нее тощий тридцатилетний мужчина в нелепом коричневом костюме с синим галстуком, закрывающим кофейное пятно на белоснежной рубашке.

– Вы не верите духам, Константин Евгеньевич?

«Что там за шум на улице, работать невозможно» – вот уже полчаса Олеся не могла сосредоточиться на образе, ее отвлекали крики, доходящие до ее слуха сквозь стук дождя по стеклу закрытого окна.

Константин Евгеньевич замешкался с ответом. С одной стороны, он определенно верил духам, как и предсказаниям, иначе не потратил бы на это и рубля, не говоря уже о неприлично высоком гонораре провидицы, но, с другой стороны, сегодня духи говорили совсем не то, что он хотел слышать, и верить им совсем не хотелось.

Противный звук сигнализации на автомобильных ключах заставил двух людей, занимающихся непонятными вещами в душной комнате, вздрогнуть и развеять свои путаные мысли.

– Что-то не так с моей машиной, – тревожно озвучил Константин Евгеньевич очевидное. Лишние траты совсем не вписывались в его скудный и спланированный до мелочей бюджет.

– Сейчас вернусь, – добавил посетитель уже было собравшейся напомнить об оплате за сеанс провидице, и быстро выскочил из двери квартиры, оставив в качестве залога свое пальто на вешалке в прихожей. Стук удаляющихся вниз по лестнице шагов отчетливо доносился через открытую входную дверь.

Олеся подошла к окну и посмотрела вниз на проржавевшую детскую площадку во внутреннем дворике дома. Покрытый завесой дождя, будничный осенний пейзаж вздрогнул от оглушающего крика. Оконная рама соседской квартиры резко распахнулась, и на подоконнике появилась женщина в синем халате, усыпанном россыпью ромашек. Она пятилась и не переставала кричать. Словно что-то страшное толкало ее в бездну. Дождь покрывал ее голые плечи, оставляя от соприкосновения с тонкой кожей багровые раны, словно мелкие осколки стекла впивались в кожу несчастной. Кровь смешивалась с льющимися с неба потоками и текла струйками по рукам и груди женщины. Гримаса ужаса уступила место удивлению и тут же исказилась от боли. Не успела Олеся опомниться от увиденного и предпринять хоть какие-то действия, как серый пейзаж дополнили алые краски. Соседка лежала на спине, раскинув руки в стороны. Синий халат пропитался кровью, а невидимый художник разукрасил белые ромашки в красный цвет. Шея женщины была вывернута и обнажала белеющую сквозь багровое окропление кость. Обнаженные части тела под ударами быстро сменяющих друг друга капель тоже перекрашивались в оттенки красного, словно с погибшей снимали кожу.

Олеся вскрикнула и отпрянула от окна. Теперь все было тихо, и это невыносимо пугало.

«Куда запропастился этот чертов Константин Евгеньевич?» – Олеся не могла оставаться одна ни секунду больше. Она опрометью выскочила в так и оставшуюся открытой дверь, и бегом спустилась по лестнице с пятого этажа на первый.

Провидица распахнула двери, выходившие на проезжую часть улицы, и тут же отпрянула назад, схватившись за кисть правой руки. Промокшая рука болела и кровоточила, словно ее, великую грешницу, окропили святой водой.

– Что за…, – не успев подобрать нужное слово, Олеся уставила взгляд на мертвого Константина Евгеньевича, облокотившегося на дверь своего автомобиля, с кровавым месивом вместо лица. На помятой крыше машины лежал мертвый мужчина, почти раздетый. Он был похож на красный манекен, одетый в одни семейные трусы. Словно рысь, провидица понеслась по лестнице, перескакивая через степени. Вбежав в квартиру, она закрыла дверь на все имеющиеся замки, в кухне она взяла полотенце и перевязала рану, скривившись от боли. Ей начало казаться, что наступил момент прощания с собственным рассудком. Она вышла в прихожую и, облокотившись о стену, уставилась в зеркало, встроенное в шкаф-купе. Бледная, с растрёпанными волосами в длинном черном платье, обнажающем тощее декольте и длинные белые руки, с повязкой на правом запястье, – никогда она еще не была так похожа на колдовскую сущность, как сейчас.

Внезапно зеркало покрылось рябью. Олеся тряхнула головой, несколько раз моргнула и подошла ближе. Из зеркальной ряби высунулась рука мертвецки-серого цвета с длинными закрученными когтями, за ней высунулась вторая, и через мгновение появилась фигура, которой принадлежали эти руки. Мертвое тело женщины со сморщенной кожей, в длинной, по щиколотку, белой порванной рубахе перешагнуло порожек шкафа-купе и опустило набухшие почерневшие ступни на коричневый ламинат квартиры. Толстый рубец проходил через правую сторону лица и вытекший, залитый кровью глаз. Левый глаз был широко раскрыт, а синие тени, скопившиеся под ним, придавали взгляду сходство с глазами дикого, обезумевшего от ярости зверя. Обескровленные губы мертвеца скривились, обнажив кривые зубы. Длинные, растрепанные, местами сбившиеся в комки патлы падали на лицо и прикрывали исхудалые плечи и грудь. Чудовище вытянуло руки вперед и потянулось к впавшей от ужаса в апатию провидице.

Олеся опомнилась и, что было сил, заорала. Она метнулась в комнату и побежала к окну. Ее остановило воспоминание о соседке, так ужасно окончившей свою жизнь на ее глазах.

«Нужно бороться за жизнь. Я всегда боролась и сейчас без боя не сдамся» – промелькнула единственная разумная мысль, затерянная в обезумевшем, терявшем связь с реальностью рассудке.

Мертвая женщина все так же медленно шла к живому человеку, вытянув руки с раскрытыми ладонями, с которых лоскутами свисала содранная кожа.

Олеся метнулась к комоду, достала оттуда кусок угля и букет сухоцвета полыни. Она быстро начертила круг, в середине которого нарисовала крест и вступила в него. Выставив вперед себя букет, как щит, она стала кричать:

– Изыди!

Мертвая женщина опустила руки и медленно обошла Олесю, не отрывая взгляда единственного глаза. Она опустилась на диван и села, положив руки на колени и продолжила неотрывно пялиться на хозяйку квартиры, куда проникла как самый непрошеный гость из всех возможных.

– Изыди! Изыди! – продолжала кричать Олеся, тряся перед собой букетом полыни не потому, что так требовал обряд, а потому, что руки тряслись и отказывались слушаться.

Внезапно мертвые губы зашевелились, и раздался низкий голос:

– Барышня, а чего вы такого делаете?

Олеся застыла, и прижала букет к груди.

– Изгоняю злой дух! – зачем-то ответила она.

– Это правильно, барышня, нам тута злого духа не нать, – ответило чудовище.

– Тогда изыди! – прокричала Олеся, пытаясь определить, к чему она ближе – к истерике или обмороку.

Мертвая женщина посмотрела по сторонам, видимо в поисках злого духа и вновь заговорила.

– Фроська я, крепостная. Меня барыня плетями забила. Живота лишила. Ыыыыы, – завыла покойница.

И тут Олеся определилась и без чувств упала на пол.

***

Багровые лужи отражали изуродованные и искривленные от боли лица людей, спешащих укрыться в метро станции «Казанский вокзал». На асфальте лежали тела тех, кто не успел. Буквально в нескольких метрах от спасительных ступеней, ведущих в подземелье, лежал мертвый мужчина, накрывший телом свою мертвую четырехлетнюю дочь. А чуть поодаль совсем еще юные парень и девушка встретили смерть, не размыкая соединенных ладоней. В общем шуме смешались рыдания, боль, ужас и собачий лай. Верные друзья сохраняли свою преданность хозяевам, склонившись над покрасневшими от крови останками, страдая от проливного дождя, они отказывались уходить. Громкое, режущее душу тявканье призывало дорогих им людей встать и пойти поскорее домой, чтобы там обсохнуть, вкусно поесть и укрыться от хаоса. Они еще не понимали, что больше не будет ни дома, ни вкусной еды, ни ласкового и знакомого голоса хозяина. В каких-то квартирах сегодня вечером не загорится свет, для кого-то не наступит долгожданная встреча, кто-то не дочитает книгу с захватывающим сюжетом и не узнает финал истории.

При входе в метро стоял сошедший с ума мужчина, он тянул кровоточащие руки к небу и кричал: «Это кровавые слезы земли! Мы все грешники! Мы все должны умереть!». Его лицо было покрыто багровыми бороздами, а глаза выжжены каплями странного и страшного дождя. Он умирал в муках, притупленных своим безумием, но не пытался спастись, укрыться или позвать на помощь. Возможно, его рассудок был поврежден давно и по другим причинам, а может быть и так, что события последних часов лишили его разума, чтобы сейчас забрать остатки жизни.

Президент России, Рогов Игорь Васильевич, сидел в рабочем кабинете и смотрел на свои скрещенные, заметно подрагивающие руки. Не прошло и полугода с того дня, как он – новый избранный правитель большой страны, приносил клятву защищать свой народ. А теперь, словно беззащитный, растерянный ребенок, вынужден лишь беспомощно наблюдать, как его избиратели превращаются в кровавое месиво. Он не может даже ничего понять, не то, что сделать.

– Что это такое? – нервно всплеснул руками президент.